— Ты с кем спала эту ночь? — вдруг грубо спросил Ятчоль, переводя полный подозрения взгляд с жены на Пойгина. — Я тебя спрашиваю, глупая нерпа!
Пойгин вкладывал травяные стельки в свои просушенные торбаса. Засунув руку в один из торбасов, он замер, мучительно ожидая, что ответит Мэмэль.
— Уходила в море, чтобы найти себе моржа! — с вызовом ответила Мэмэль, вырывая из рук Пойгина торбас. Поправила в нем стельку и добавила: — Я хоть и глупая нерпа, но догадалась, что в этом пологе нет настоящих мужчин.
Ятчолю ответ жены настолько понравился, что он рассмеялся, затем сказал Пойгину:
— А я, будь Кайти рядом, не забыл бы, что пребываю в этом мире мужчиной.
Пойгин промолчал. Выпив кружку чая, он вяло съел кусок нерпичьего мяса, принялся обуваться.
— Ты почему молчишь? — спросил Ятчоль. — Обиделся? Ну, ну, обижайся. Я сам всю жизнь на тебя обижаюсь.
Пойгин и на этот раз промолчал. Он так и ушел из яранги, не сказав ни слова. Ятчоль не проводил гостя. Мэмэль выбежала из яранги, когда Пойгин был уже далеко. Она долго смотрела ему в спину, горько улыбаясь.
И чем дальше уходил Пойгин, тем сиротливее становилось ей, пожалуй, впервые в жизни она так остро почувствовала, что такое тоска.
Пойгин проведал собак, осмотрел упряжь, нарту, готовясь в обратный путь. Корма для собак оказалось мало, не было и для самого Пойгина никаких запасов, кроме небольшого кусочка плиточного чая. Была здесь фактория, однако, чтобы купить хотя бы плитку чая, требовались деньги. Где их возьмет Пойгин? Идти к Ятчолю за помощью? Нет, Пойгин ни за что такое себе не позволит.
Раскурив трубку, Пойгин присел на нарту, угрюмо задумался. Кажется, никогда еще не было у него на душе так плохо. Что он скажет, когда вернется в стойбище Эттыкая? Как будет вести себя с главными людьми тундры? Как он посмотрит в глаза Кайти после того, что произошло у него с Мэмэль? Зачем он пошел в ярангу Ятчоля? Лучше бы переночевал с собаками или уж в деревянном жилище Рыжебородого.
6
Пойгин сидел в безнадежном оцепенении. Скулила одна из собак, зализывая ранку на левой передней лапе. Пойгин присел на корточки перед собакой, оглядел рану, подул на нее; потом достал из походного нерпичьего мешка меховой чулочек, осторожно надел на лапу. Собака благодарно завиляла хвостом, улеглась в снежной лунке, свернувшись в комочек. Пойгин опять присел на нарту.
Услышав позади себя скрип снега от шагов человека, нехотя оглянулся: к нарте шел Рыжебородый.
— Выходит, ты заночевал у Ятчоля? — спросил Рыжебородый, внимательно вглядываясь в лицо Пойгина. — Я ждал тебя.
Пойгин промолчал, стараясь не встречаться со взглядом Рыжебородого.
— У тебя плохое настроение, — продолжал Рыжебородый, усаживаясь на нарту. — И я постарался бы этого не замечать, если бы не надеялся, что смогу тебе помочь. Я вижу, ты собираешься в обратный путь.
— Надо ехать, — скупо отозвался Пойгин.
— Путь твой, насколько я помню по твоему рассказу, в три перегона собачьей упряжки, с двумя ночевками в тундре. К тому же может случиться пурга. — Рыжебородый заглянул в нерпичью сумку, где находились остатки мерзлого оленьего мяса для собак. — Пищи для упряжки у тебя на одну кормежку, не больше.
— Да, не больше.
— Сейчас принесут нерпичьего мяса для собак на десять кормежек. Будет и для тебя в дорогу на десять дней чая, мяса, галет, сахару, табаку.
— У меня нет ничего, что я мог бы дать взамен.
— Может так случиться, что ты будешь провожать и меня в дальний путь. И ничего у меня не окажется взамен, кроме сердечной благодарности.
— Что ж, люди так и должны жить.
— Именно так, — согласился Рыжебородый. — Теперь пойдем ко мне пить чай. Омрыкай со своими друзьями снарядит твою нарту в дальний путь, он умеет это делать. Мы таким образом часто провожаем своих гостей, это наш обычай.
— Хороший обычай, — по-прежнему сдержанно ответил Пойгин, хотя на душе у него стало теплее.
Пил чай Пойгин с Рыжебородым в том же деревянном жилище, в которое он впервые вошел не далее вчерашнего дня. За столом они на этот раз сидели вдвоем. Когда Пойгин выпил третью чашку чая — почувствовал, что в голове стало светлее. Рыжебородый молча наблюдал за ним. Заметив, что Пойгин слабо улыбнулся, сказал:
— Бражку Ятчоля ты пил зря.
— Откуда знаешь, что я пил бражку?
— Я это увидел по твоему лицу. Не было бы для меня ничего печальнее, если бы ты стал таким же, как Ятчоль.
— Нет, я не хочу быть таким, как Ятчоль! — протестующе воскликнул Пойгин.
— У тебя есть друзья там, куда ты едешь? — думая о чем-то своем, спросил Рыжебородый.
— У меня есть жена Кайти. Ее и только ее очень хочу поскорее увидеть.
— Понимаю. А кроме жены?
— Есть там еще Гатле. С детства ему было предопределено быть женщиной, хотя он родился мужчиной. Плохо живет Гатле. Его почти никогда не пускают в полог. Лишь я да Кайти пытаемся тайно накормить и согреть его.
Рыжебородый грустно качал головой, разглядывая лицо Пойгина с выражением горького сочувствия.
— Враги у тебя там есть?
— Не знаю. Главные люди тундры хотели бы, чтобы я стал их другом.
Пойгину показалось, что у Рыжебородого есть к нему еще какой-то вопрос, но высказать его он не решался. «Ну ясно же, он человек, имеющий ум, и ему надо понять, зачем я нужен главным людям тундры».
— Ты хочешь знать, почему те, кто ушел в горы, хотят, чтобы я был с ними?
— Я рад, что ты угадал мои мысли.
— Всего я тебе пока не скажу, — после долгого молчания ответил Пойгин. — И когда приеду туда, им тоже не все расскажу о тебе.
— Почему?
— Не все в тебе понимаю. И все-таки, думается мне, ты совсем не такой, каким представляют тебя главные люди тундры.
— Каким они меня представляют?
— Человеком, вселяющим безумие в наших детей. Но я, кажется, догадался, что дети здесь стали не безумными… Тут что-то другое.
— Что именно?
— Пока не знаю. Мне надо понять, таит ли в себе злое начало тайна немоговорящих вестей… Черный шаман Вапыскат говорит, что в этом может быть только самое страшное зло.
— Вапыскат? Почему его так назвали?
— Потому что он весь в болячках. Кто-то наслал на него порчу. — Пойгин показал пальцем на бороду собеседника. — Не хотел говорить тебе, но, пожалуй, скажу. Вапыскат велел мне привезти хотя бы несколько волосков из твоей бороды.