меня мои друзья.

Когда в конце концов я привезла Хилари домой, уложила ее в постель и добралась до гостиной, освещенной огнем камина и елочными свечками, я почувствовала, что теплый ветер все еще бродит в моих венах. Кожа моя покалывала и чесалась, а вид Картера, расслабленно растянувшегося на диване, снявшего галстук и ботинки, улыбавшегося мне с любовью, вызывал желание заскрежетать зубами. Я понимала, что Картер хотел заняться любовью, это было ясно из того, как он смотрел на меня весь вечер, из его многочисленных, будто случайных прикосновений. Между нами не было близости с ночи перед приемом у Пэт Дэбни. По всем признакам Сегодняшняя ночь — рождественская ночь любви, щедрости и торжеств — должна была бы стать ночью, когда я вернулась бы к нему и полностью завершила бы полосу отчуждения.

Но я не хотела. Ветер, головная боль, похмелье, раздражение и что-то еще — какая-то тоска по прохладе, чистой темноте и резкому запаху зимнего леса, которую я не хотела замечать или понимать, — распространялась по моей крови, как вирус. Я подобрала юбки красивого темно-зеленого бархатного платья, которое подарил мне Картер, села на подушку у камина, в отдалении от своего друга. Я пыталась улыбнуться ему, но боль и упрямство перекосили улыбку.

— Иди сюда, ко мне, и дай мне очень медленно снять с тебя это платье, — сказал Картер, протягивая ко мне руки. — Главная причина, по которой я подарил его тебе, — именно чтобы я мог сделать это.

— Картер, я не могу, не сегодня. Я чувствую себя так, будто мой череп вот-вот расколется пополам, как грецкий орех, — ответила я.

Он помолчал секунду, а затем расхохотался. Это был его прежний смех, глубокий и теплый.

— Это что, наше первое „не-сегодня-милый-у-меня-головная-боль'? — усмехнулся Картер.

— Но у меня действительно болит голова. Просто убийственно. Билет действителен на следующий раз? До завтра?

Он поднялся с дивана, подошел ко мне и поцеловал в лоб.

— Конечно. Я благодарен за то, что мы настолько близки и ты чувствуешь, что можешь спокойно сказать, когда не желаешь секса. Сегодня тебе пришлось вытерпеть присутствие слишком многих ослов. Да, билет действителен на следующий раз.

Уходя, Картер продолжал улыбаться. Я затушила камин, выключила огни на елке, легла в постель и расплакалась. Я не знала почему. Или о ком.

День Рождества пришелся на среду. Долгие праздничные дни тащились под теплым, расслабляющим мелким дождем. Хилари просила поехать на Козий ручей, но я знала, что у Тома гостили его сыновья, во всяком случае, он планировал, что они приедут. Я предложила Хилари подождать.

— Праздники — время для семьи, — говорила я, наверно, уже в десятый раз за субботу. — Почему бы нам не предложить Картеру отвезти нас в музей в Уэйкроссе?

— Я не хочу ехать в Уэйкросс. Я хочу поехать на Козий ручей. Том — такая же семья, как и Картер. — Хилари бросила косой взгляд в мою сторону, хорошо понимая, что дразнит меня.

— Ну что ж, тебе придется потерпеть, — заявила я, решив не повышать на дочь голоса. — У Тома гостят его мальчики, и у него нет времени, чтобы развлекать чужих детей.

Я не хотела обидеть Хил, но увидела, как ее голубые глаза наполнились слезами.

— Я ему не чужая, — проговорила она, проглатывая комок в горле.

— Конечно, нет, дорогая, но ты и не его ребенок. Подожди до понедельника — и мы поедем к Тому.

После этого разговора Хилари сидела в своей комнате, смотрела телевизор, а я занялась разборкой шкафов. Обе мы были как-то непонятно, чуть-чуть несчастны. Когда Картер позвонил, чтобы сообщить, в котором часу он заедет за мной, чтобы отправиться на коктейль к Лейдлоу, я внезапно почувствовала, что не смогу поехать еще на одну вечеринку. Я просто была неспособна вынимать чулки-паутинку, сверкающие туфли, еще раз накладывать вечерний макияж, целовать еще одну щеку и подставлять свою для поцелуя, выпить еще один слишком сладкий коктейль или опять есть слишком обильную закуску. Я не могла провести очередной четырехчасовой вечер улыбаясь, а у меня уже были приглашения на дюжину небольших вечеринок или одно чудовищное приглашение на все ближайшее будущее. Мысль об этом вызывала у меня слабость в коленях от усталости.

— Это приглашение написано кровью, и мы должны непременно идти туда? — спросила я Картера. — Или они твои самые давние клиенты? Мне кажется, я сяду и завою, как волк, при виде очередной куриной печенки и водяного каштана, завернутого в бекон.

— Лейдлоу вообще не мои клиенты. Клиф Лейдлоу настолько консервативен, что считает Джорджа Буша Львом Троцким. Он пытается уже несколько лет выставить кандидатуру Джесса Хелмса на пост президента. В тот день, когда он узнал, что я голосовал за Уолтера Мондейла, он передал ведение своих дел в Атланту фирме Гамильтона и Крейна. Что, правда хочешь пропустить такой вечер?

— Искренне этого желаю. Пожалуйста! А ты в самом деле голосовал за Мондейла?

— Хотя я и республиканец, но всему есть предел. Мы останемся дома и будем есть красные бобы с рисом, и я получу плату по отложенному билету.

И мы осуществили и то и другое. После обеда, который приготовил Картер, пока я лежала на диване перед камином и слушала записи из старого альбома, сохранившиеся еще с Эмори, мы уложили Хилари, выпили бренди и, когда дочка уснула, разделись, бросив одежду в кучу около дивана, и занялись любовью, от которой я отказалась в рождественскую ночь. На сей раз все было очень плохо.

Мы начали медленно и нежно, как и всегда бывало — нежная любовь, которая так убаюкивала и успокаивала меня. Любовь, которая исцеляла мою темную сердцевину. Но затем, приближаясь к концу, Картер ускорил темп — такого никогда не было, — он проникал более глубоко и грубо, он выкрикивал слова, которые я никогда не ожидала услышать от него, и кончил во мне с такой неистовой силой, что моя голова резко дернулась, и я громко расплакалась от испуга и боли. Картер лежал на мне неподвижно около двух минут, а я повернула голову в сторону, уткнулась в диванную подушку и пыталась остановить глупые слезы слабости, страха и утраты. Но мне это не удавалось — слезы лились в ухо и мочили волосы. Значит, я была не права. Значит, это не была нежная любовь, о которой я думала, что она пронесет меня на своих крыльях спокойно и ровно через всю жизнь. Видимо, за подобную любовь придется платить.

Картер сам был поражен. Он плакал и прижимал меня, и гладил мои волосы, и без конца просил прощения. В конце концов я положила руку на его рот и ухитрилась улыбнуться.

— Любой, кто подслушивал бы у замочной скважины, подумал бы, что ты выпорол меня плеткой- девятихвосткой.

— Примерно так я и поступил. Именно таким жестоким я был. Я знаю, через что ты прошла со своим мужем, я знаю, чего ты боялась все эти годы, и тем не менее я, можно сказать, изнасиловал тебя. Принудил… Энди, клянусь перед Богом, я не знаю, что такое вселилось в меня.

— Забудь, Картер, — проговорила я, огорченная его страданиями. — Если незначительный излишек страсти — это самое худшее, через что нам когда-либо придется пройти, то мы с тобой счастливые люди. Я слишком сильно отреагировала. Это я должна извиниться перед тобой. Все произошло так внезапно и… Именно в этом причина, поверь.

— Могу представить себе. Я обошелся с тобой, как со шлюхой. Ты, наверно, подумала, что я все это время был тайным садистом, наподобие жестокого подонка Колхауна. Я обещаю тебе, что такого никогда впредь не случится. Ты не создана для излишеств подобного рода.

Я вспомнила ночь холода, звезд и огня костра, смеющуюся, кричащую любовь на постели из меха под первобытным деревом, бесстыдную наготу и невозможность сдерживать свои чувства. Мне казалось, что я снова расплачусь — на сей раз о двойной потере, и я затолкнула воспоминания так глубоко, как только могла. У меня были свои планы, и дикой природе с танцующим пламенем костра не оставалось в них места. Я изгоню ее окончательно. Я сумею сделать это и сделаю.