чтобы там всю ночь присматривали за приготовлением свиней, а возможно, и козы. К полудню на веранде будут расставлены столы, и около пятисот человек начнут поглощать барбекю, мясо по-брауншвейгски и запивать неограниченным количеством спиртного. В конце веранды будет оркестр, а другой расположится у бассейна для детей, чернокожих женщин, наблюдающих за ними, и спасателей из городского клуба. Весь праздник продлится до полуночи, когда последний перепивший выберется, шатаясь, отсюда, а тех, кто не сможет, Клэй уложит спать на койки в охотничьем домике. Прислуга утром приготовит им завтрак перед тем, как распрощаться. Просто как в романе „Унесенные ветром'. Не знаю, почему Клэй это терпит, но, кажется, праздники веселят его, как ребенка.
— Вот именно — я большой ребенок в душе, — раздался глубокий мужской голос, и Клэй Дэбни вышел из тени веранды с дымящейся сигаретой в руке. — Я сидел здесь с четырех утра, ожидая, когда ты, жалкий пес, привезешь миссис Энди. Я собираюсь сам отвести ее к Королевскому дубу и посадить среди ветвей. Я тебе нисколько не доверяю.
Взглянув вверх, я увидела темные веселые глаза и лицо, коричневое, как грецкий орех, под кипой серебряных волос.
Клэй Дэбни не был слишком высоким, но мускулистым и стройным мужчиной, правда, все дело портил небольшой арбуз живота. Серебряная солома волос придавала Клэю какое-то сенаторское величие, которое у меня ассоциировалось с либеральными главами государств и великими кинозвездами прошлых лет. Он стоял прямо, в вылинявшей камуфляжной одежде, и на сгибе руки легко держал небольшое ружье. Само его присутствие, казалось, вызывало почти ощутимое колебание воздуха.
Темный цвет лица еще более оттенял белозубую, поистине мужскую улыбку. От него пахло лесом, дымом сигареты и чистым хлопчатым костюмом. Еще присутствовал какой-то непонятный графитный запах — как я узнала позже, запах ружейного масла, чудесный аромат. Я почувствовала, как мои губы непроизвольно растянулись в улыбке.
— Меня зовут Энди Колхаун, — представилась я. — С вашей стороны было очень любезно позволить мне приехать. Я знаю об охоте и лесе не больше, чем гейша.
— Что ж, этого вполне достаточно для начала. Вы выглядите как настоящий „человек леса', вернее, как лесная леди. Вы просто сольетесь с Королевским дубом. — Клэй с одобрением оглядел мои брюки, рубашку Энсли Колтер и прочные ботинки Тиш.
— Да это самое настоящее притворство, — запротестовала я. — Я, честно говоря, никогда даже не держала ружья и по-настоящему не была в лесу. Я так говорю, чтобы вы не подумали, будто я разбираюсь в охоте лучше, чем это есть на самом деле. Я прихожу в ужас, как только подумаю, что могу причинить животным неприятности, и вообще меня не было бы здесь, если бы Картер не настоял на своем. Поверьте, я не собираюсь стрелять в оленя или в кого-нибудь еще.
— Ну, со стрельбой можно и подождать, в конце концов. Главное, чтобы появился подлинный интерес. Первый раз отводится для того, чтобы смотреть и слушать. И дать лесу возможность говорить с вами.
Я посмотрела на него более пристально. Слишком поэтический оборот речи для человека с абсолютно мужским характером.
— Надеюсь, что так оно и будет, — произнесла я. — Мне было бы неприятно пойти в лес, если при этом он ничего не сказал бы мне.
— Я думаю, у леса есть много что рассказать вам. Ну как? Готовы? Я отвезу вас к Королевскому дубу на джипе. А ты, Картер, иди дальше — твой участок „Ф', а позиция — у развилки ручья. И доброй тебе охоты.
— Чего и вам желаю, полковник, — отозвался Картер, потом повернулся, открыл багажник автомобиля и что-то вынул оттуда. Я вздрогнула — это был странный лун, гладкий, сложно изогнутый, с туго натянутыми перекрещенными нитями тетивы и прикрепленными на концах маленькими колесиками. Длинные серебряные стрелы были укреплены на раме его сверкающей рукоятки. Все это выглядело дико и ужасно. Я не могла вообразить себе полет стрел и ощущение, когда они вонзаются в тело животного. В туманном рассвете, со страшным оружием в руках, Картер показался мне каким-то другим, незнакомым. Как я могла знать человека, который способен применять такое оружие?!
— А, новый лук, „Хойт-Истон', — сказал Клэй Дэбни.
— Да, — согласился Картер, — профессиональный охотничий. Может быть, более выгнут, чем нужно, но колесики, как предполагается, увеличивают силу натяжения в сто раз. А помощь мне не помешает.
— Слышал, будто „Хойт-Истон' — наилучший из всех, что есть. Тебе не придется далеко идти по следу за подстреленным зверем. Твой лук выглядит так, как будто способен уложить даже буйвола. — Клэй увидел мое лицо и улыбнулся. — Страшновато, да? Но это самый гуманный вид лука для охоты на оленей. У него достаточно мощности, чтобы уложить зверя. Почти столько же, сколько и у ружья. Большинство животных даже не успевают понять, что их поразило, если, конечно, стрелок опытный.
— А что, если нет? — Мое горло пересохло.
— Если стрелок плохой, он не охотится в „Королевском дубе'. По крайней мере, когда я здесь, — заявил Клэй.
Мы сели в джип и затряслись по песчаной тропе, ведущей в наступающие на опушку леса. Как только большой дом и поднимающийся над ним дымок скрылись из виду, показалось, что мы удалились на тысячу миль и на столько же лет прочь от цивилизации. Темная дикая природа, присутствие которой мы ощущали всем телом, казалось, была беспредельной. Я чувствовала эту огромную мощь, дремлющую, пульсирующую, дышащую, как исполинское животное.
Насколько я могла видеть вокруг в слабом утреннем свете, островки черно-зеленых великанов, погруженные до колен в темный подлесок и неподвижную хмурую воду, отступали прочь от дороги. Свет был рассеянным, будто профильтрованным сквозь какую-то зеленую сеть, натянутую над деревьями. Густой воздух касался лица, как влажная кисея.
Вначале были видны лишь очертания предметов, но с каждой минутой они становились все более узнаваемыми. Форма и цвет их были странными и новыми, словно рожденными ослепительными лучами жестокого молодого солнца.
Я нечасто смотрела по сторонам, не желая видеть эти места, и тем более заранее боялась остаться одна — я не знала, что может явиться из первозданной тьмы на призыв яркого света нарождающегося дня.
— Здесь очень таинственно, не так ли? — Мой голос почти гремел в тишине. — Как будто там, в глубине, скрывается нечто древнее и тайное, нечто, что не видело свет миллионы лет. Скажите, вы случайно не разводите динозавров?
Клэй покосился на меня. В его глазах сверкнуло одобрение:
— Нет, но я понимаю, что вы имеете в виду. Как мне кажется, эти леса на болотах — одна из последних настоящих тайн. Не каждый способен ощутить подобное, и я предполагал, что вы сможете. Думаю, не удивлюсь, если увижу здесь выходящего из чащи на водопой единорога. Между прочим, есть люди, которые уверены, что видели его. Конечно, они подолгу оставались тут и прикладывались к рюмочке. А если ты в лесу один, да еще долгое время, то можешь увидеть и не такое. Поэтому я и взял для вас маленькое ружье. На всякий случай. Если в лесах и можно увидеть единорога, то, скорей всего, сидя в ветвях Королевского дуба.
— Я бы никогда не стала стрелять в единорога, — сказала я так шутливо, как только можно было в этом месте.
— Конечно, убивать вы его не станете. Но, возможно, захотите предупредить его об опасности, чтобы никто другой не убил за вас такую красоту. Ведь стрела — вещь быстрая и летит без шума.
Я посмотрела на Клэя и поняла, что он не шутит. Поймав мой взгляд, он улыбнулся:
— Про леса существует много легенд. Вам не приходилось читать их или изучать? Картер сказал, что у вас диплом по английской словесности.
— Практически нет таких, которые запомнились бы. Я читала кое-какие мифы, когда была маленькой. Главным образом греческие. И помню отрывки о лесных нимфах, озерах, ну и тому подобное.
— Вы встретите эти мотивы и в северных сказаниях, особенно в германских, — сказал он. — Но не все цивилизации имели легенды о лесах и охоте. Мой дед изучал мифологию в Германии и передал эти знания моему отцу. Я вспоминаю, как сидел буквально часами на настиле, устроенном на дереве, слушая бесконечные рассказы отца. Я и мой брат Клод. Удивительные вещи. В основном чепуха, конечно, но иногда