За несколько дней Хилари вновь превратилась в существо, преданное лошадям, костюмам и конюшням, трекам и барьерам. С темными волосами, зачесанными назад и аккуратно уложенными, более высокая и стройная, чем раньше, она выглядела так, будто кровь многих поколений Старого Пэмбертона текла в ее жилах. Девочка снова погрузилась в тренировки на Питтипэт, словно и не прерывала их никогда, а через неделю Пэт Дэбни посадила ее на нового жеребца — красивого элегантного гнедого с дикими глазами, такого же утонченного и прекрасного, как маленькая наездница. Его звали Дьяболо, и большую часть первого дня он провел, методично пытаясь сбросить с себя девочку. Во второй день он следовал за ней так, словно она вскормила его из бутылочки с самого рождения.

Все подробности я узнавала не от Хилари, а от Тиш, которая забирала мою дочь после школы и отвозила на занятия в конюшни. Подруга настояла на таком распорядке, и я была благодарна ей. Я признала мудрость возвращения в жизнь моей дочери Пэт Дэбни, как необходимого проводника девочки в пэмбертонское общество и средства самосовершенствования, но не могла принудить себя лично иметь дела с этой дамой.

— Хил за один сезон превратилась из маменькиной дочки в звезду, — заметила Тиш. — Пэт проводит очень много времени с ней на кругу. И, Энди, уверяю тебя, держит свое слово: я не слышала от нее ни одной фразы, обращенной к Хил, которая не относилась бы к делу. Пэт не раскаивается — этого никогда не случится. Но она поддерживает отношения „студент — преподаватель'. Интересно, что все-таки сказал ей Картер?

— Я знаю столько же, сколько и ты, — ответила я'. — Если верить… Тому, Картер нажал на Пэт, используя свое положение старого пэмбертонца. Это уже по твоей части.

— Что бы там ни было, это оказывает действие, — решила Тиш. — Как относится Хил ко всему происходящему?

— Кто знает? Совершенно неожиданно у меня на руках оказалась таинственная женщина. „Как идут дела, Хил?' — „Прекрасно, мама!' — „Ты довольна занятиями?' — „Ага, мне нравится'. — „Как ты думаешь, будешь ли продолжать их на летних каникулах?' — „Наверно, да'. — „Ты что-нибудь хотела бы обсудить со мной?' — „Нет, мам, у меня все хорошо'. И это не от плохого настроения или ужасной депрессии, какая бывала у нее раньше. Это совершенно другое. Кажется, она абсолютно довольна, что снова занимается верховой ездой, считает, что просто прекрасно вновь брать урони у Пэт, но это выглядит так… будто сама она находится где-то в другом месте. Нет, все это больше похоже на то, что она выжидает время. Занимается тем, что ей действительно нравится, пока ожидает совсем другого. Очень… взрослое отношение к делу. Так поступил бы зрелый человек. Не знаю, как быть. Меня это почти пугает.

— Ты думаешь, она ждет, что Том и ты вновь сойдетесь?

— Не знаю. Насколько мне известно, она даже не имеет понятия, что у нас произошел разрыв. Она знает, что Том ушел в леса, но он действительно так и сделал… Она ни слова не говорила о своей козочке или о его еноте. Но, с другой стороны, Хил не выглядит опечаленной.

— Мне кажется, она все знает, может быть, даже уверена. Хил неглупа. Между тем, ею стоит только восхищаться. Может быть, на самом деле она просто взрослеет. Знаешь ли, подобное случается с детьми. Несколько месяцев назад она бы хныкала и цеплялась за тебя, как маленькая обезьянка.

Я знала, что это правда, и могла лишь радоваться, глядя на странную, уравновешенную, ожидающую дочку.

— Чем хочешь заняться в наши дни рождения? Хочешь поехать на пляж? — спросила я девочку однажды в начале июня, когда начались летние каникулы.

Я записала Хилари на летний семестр в „Пэмбертон Дэй', но занятия начнутся не раньше середины месяца. А пока на ближайшие дни приходились наши с дочкой дни рождения. Раньше мы всегда намечали что-нибудь специальное, предназначенное для нас обеих. В этом году, ее первом году вне Атланты, когда в жизни девочки не было ни Картера, ни Тома, я думала, что могла бы свозить ее на побережье залива во Флориде, где Тиш и Чарли имели пляжный коттедж. Нам не помешали бы солнце, море и болеутоляющее средство нового, безучастного к нашей жизни места.

— Нет, мам, не думаю, — просто ответила Хилари. — Если ты не возражаешь, я бы предпочла остаться дома. Может быть, ты бы приготовила на обед лазанью и клубничный слоеный торт, мы бы взяли интересные видеокассеты.

Я пристально взглянула на нее, пытаясь отыскать признаки меланхолии или болезни. Но ничего подобного не было. Ее лица уже коснулся свежий загар, а глаза смотрели ясно и спокойно. Девочка выглядела совершенно здоровой. Просто, Хилари больше не сверкала. Я вздохнула.

— Не очень-то похоже на день рождения, но, если ты хочешь, мы так и поступим.

— Очень даже похоже, — возразила Хил. — Может быть, что-нибудь произойдет.

Я поняла, что девочка имеет в виду возвращение Тома, и мое сердце сжалось от боли и жалости к ней. Значит, она ждала его. Я просто не могла позволить ей сидеть в терпеливом ожидании человека, который не собирается возвращаться…

— Дорогая моя, если ты имеешь в виду Тома, то нам следует поговорить об этом, — заметила я.

— Я не имею в виду Тома, — ответила Хил. — И не хочу говорить об этом в данный момент.

Я оставила Хилари в покое, наблюдала за моей ожидающей дочерью и погружалась в работу в колледже так глубоко, как только могла, что, разумеется, не доставляло мне ни малейшего удовольствия, а вот работа в новом женском приюте Филиппы Доббс, к моему великому удивлению, мне очень понравилась.

Положение женщин, которые приходили в приют и оставались там, чтобы получить совет, и трогало, и