Обитатели Большого Соленого искренне радовались. Теперь, когда дочь Доброго Короля Ника заняла его место на троне, все может вернуться к тому, как было прежде. Королева Изабелла уладит все проблемы. Она хорошая девочка, добрая девочка — разве она не демонстрировала это сотни раз? Отправляла запасы продовольствия ирландским беднякам. Посылала в город дворцовых каменщиков, чтобы они помогали горожанам с ремонтом домов. Эта девочка помнила имена всех, с кем встречалась, и часто посещала больницу, с радостью приветствуя новорожденных малышей.
Правда, она заметно притихла после убийства отца, а потеря Конора Брокхарта лишь усугубила ее страдания. Ни отца, ни плеча, на котором можно выплакаться. Однако сейчас горести ушли, и за ее плечом встал гордый этой честью капитан Деклан Брокхарт. Что заметил весь остров.
Это был праздничный день, никаких сомнений. Единственный, кто на всем его протяжении сохранял кислое выражение лица, был старый козел Бонвилан, но он не улыбался на людях с тех пор, как канцлер Бисмарк[85] во время государственного визита в поздних семидесятых споткнулся на церковных ступенях.
Изабелла теперь королева, а капитан Деклан Брокхарт снова стал самим собой. Вскоре не будет новых налогов, и невинных людей перестанут отсылать на Малый Соленый по сфабрикованным обвинениям. И наемники с жестокими глазами не будут больше высаживаться на пристани со своими гремящими оружием вещмешками.
Церемония коронации протекала гладко. Изабелла настояла, чтобы за праздничным столом в последний момент нашли место для Брокхартов. Это вызвало недовольное выражение на лицах некоторых придворных, но ведь нельзя не считаться с молодой королевой, верно? Деклан и Кэтрин весь день сидели по левую руку от нее, а королева Виктория по правую. Маршалу Бонвилану пришлось переместиться за первый стол, что его отнюдь не обрадовало. И дело не в том, что его хоть сколько-нибудь беспокоило, где он сидит. Просто Кэтрин Брокхарт весь день нашептывала что-то Изабелле на ухо, а ему никогда не нравилась эта женщина. Слишком часто сует нос в политику, себе же во вред. Бонвилан дулся на протяжении всей трапезы, жаловался, что вино тепловатое, суп пересолен, а скорлупа раков слишком хрупкая.
Даже Султан Ариф, турецкий наемник, который был с Бонвиланом уже больше пятнадцати лет и дослужился до капитана, вскинул бровь, услышав последнее замечание своего патрона.
— Тамплиера волнует состояние поданных ему раков? — спросил он. — Вы слишком долго пробыли при дворе, маршал.
Бонвилан взял себя в руки. Султан больше кого бы то ни было приближался к тому, что маршал вкладывал в понятие «друг», хотя в случае необходимости он убил бы его без сожаления. Ариф был единственным человеком в королевстве, у которого хватало смелости говорить откровенно.
— Дело вовсе не в раках, — сказал Бонвилан и кивнул на Деклана Брокхарта.
— А-а, да. Комнатный песик вспоминает, что на самом деле он волк.
— Вот именно.
Образное сравнение понравилось Бонвилану.
Султан бросил на тарелку обглоданную куриную кость.
— В Турции, если сторожевой пес изменяет хозяину, ему вспарывают брюхо.
Эта идея вызвала улыбку на лице Бонвилана.
— Ты всегда умеешь поднять мне настроение, капитан. Однако именно этот пес чрезвычайно популярен, как и его жена. Нужно очень тщательно подойти к проблеме.
Султан кивнул.
— Не отказываясь и от моего решения.
Провозгласили тост за новую королеву, и Бонвилан встал, шепнув Султану:
— Нет, я никогда не отказываюсь от того, чтобы вспороть кому-то брюхо.
Султан улыбнулся, но в глазах его стыл холод. Каждый год он обещал себе, что бросит этого сумасшедшего и вернется домой. Теперь Бонвилан вряд ли оставался человеком. Он превратился в дьявола А дьявол рано или поздно уничтожает все, до чего может дотянуться. Такова его природа.
После обеда началось официальное празднование, хотя для трех тысяч островитян и более чем шести тысяч гостей кульминацией стал тот момент, когда папский нунций возложил на голову Изабеллы корону, отделанную горностаем.
На улицах ощущалось присутствие военных. Ни один человек званием ниже лейтенанта не получил увольнительную, чтобы как обычный гражданин принять участие в празднествах. Более того, Бонвилан позаимствовал на время воинское подразделение у дислоцировавшегося в Дублине английского генерала Юстаса Фицморриса, выложив за это изрядную сумму. Дополнительные сто тридцать солдат получили инструкции не допускать словесных оскорблений, публичного пьянства и в особенности присматривать за французами, если их действия вызовут хоть малейшие подозрения!
Когда королевы Изабелла и Виктория поднялись на помост перед дворцом, вокруг царила праздничная атмосфера. Граждане, собравшиеся на площади перед помостом, восхищенно слушали, как новая королева произносит свою первую речь. Бонвилан, конечно, не упустил из виду, что при этом она для поддержания духа сжимала руку Кэтрин Брокхарт.
Султан наклонился к нему.
— Прекрасная речь. В особенности мне понравились пассажи о «пересмотре налогов» и «политической амнистии».
Бонвилан не отвечал. У него мелькнула мысль: может, это было ошибкой — сохранить Изабелле жизнь? Он полагал, что ею будет легко манипулировать, и до сих пор так оно и было. Кроме того, ему требовался на троне человек, чье право занимать его не подвергается сомнению. Было бы много хлопот, если бы дюжина алчущих претендентов высадились в гавани, каждый со скатанным генеалогическим древом под мышкой и собственными планами касательно алмазов Соленых островов.
Великобритания и, конечно, Франция порадовались бы политической нестабильности на Соленых островах — это дало бы им повод вмешаться для поддержания порядка. Да, это было королевство Бонвилана, но, чтобы его власть оставалась незыблемой, требовался номинальный глава.
«Нет, — решил Хьюго Бонвилан. — Пусть Изабелла живет — по крайней мере, пока не произведет на свет наследника. Потом с ней может произойти несчастный случай. Возможно, на королевской яхте».
Султан снова заговорил:
— О, вы улыбаетесь. На людях, заметьте.
— Своим приятным мыслям, — ответил Бонвилан, в радостном возбуждении махнув рукой в сторону Деклана Брокхарта.
Деклан Брокхарт и сам был на грани того, чтобы испытывать чувство радости, хотя всякий раз, когда улыбка трогала его губы, он испытывал чувство вины, вспоминая умершего сына.
«Что ты делал во дворце, Конор? Как я мог доверить тебя попечению такого человека?»
До сих пор не укладывалось в голове, с какой легкостью Виктор Вигни обвел их всех вокруг пальца.
Кэтрин до тех пор отказывалась верить, что Вигни был шпионом и убийцей, пока в результате обыска его квартиры не обнаружили сундук с оружием и ядами, детальные планы оборонительных сооружений Соленых островов и письмо безымянного автора, угрожающего убить семью Вигни, если он не будет исполнять его приказы.
Кэтрин заметила, что взгляд мужа затуманился, и поняла, что он снова затерялся в своих воспоминаниях.
— Разве это не чудесно, Деклан? — Она погладила его руку. — Изабелла — королева. Великий день для островов.
— Хм… Эти английские солдаты — просто позор. Головорезы, все до одного. Я не удивился бы, узнав, что Фицморрис по этому случаю очистил свои тюрьмы. Только глянь на них: небритые, никчемные бездельники.
— Зато твои снайперы выглядят очень хорошо.
— Это да.
