пулемет, прижимая всех к земле. Разбивая дождевые капли, свистели серебристые цилиндрики подствольных гранат; ударившись о землю, гранаты высоко подпрыгивали, с треском разрываясь в воздухе. Сбоку послышался словно бы отрывистый лай. Андрей поднял голову из мокрой травы — чуть ниже по склону Есаул, присев на колено, стрелял из автоматического гранатомета АГС-17 «Пламя». Черный ребристый ствол подпрыгивал, плевался короткими вспышками, гранаты уходили за горбину горы. Но мусульманский пулемет не умолкал.

Недалеко поднималась отвесная темно-красная скала, своим гребнем почти достигая высоты перевала. «Давай за мной!» — крикнул Шинкарев Есаулу, махнул рукой в сторону утеса и рывком переместился к его подножию. Прикусив губу от напряжения, Есаул бегом переволок туда сорокапятикилограммовый агрегат.

—   Веревка есть? — спросил Андрей.

—   Вот! — Есаул достал из своего пятнистого БРД^[24] моток тонкого капронового репшнура. Ливень ударил сильней, косые струи били в скалу, разлетаясь фонтанами; вода текла по спине под бронежилетом, тяжелые капли падали с обреза каски, на которой набухла маскировочная ткань. Обвязавшись репиком, Андрей втиснул тело в «камин» — узкий лаз, с трех сторон зажатый скальными стенками, — и двинулся вверх, упираясь в мокрый камень спиной, ладонями и ребристыми подошвами своих «джангл-бутс». Одна, вторая пуля звонко щелкнули по скале — похоже, его заметили.

—   Подвязывай пукалку! — скомандовал Шинкарев Есаулу.

Тот уже отсоединил гранатомет от тяжелой трехногой станины, однако и в таком виде тот весил больше восемнадцати кило. Выглянув из-за выступа, Андрей решил подниматься на «полку» — длинную узкую площадку, — с которой, судя по всему, было легко обстрелять перевал. Не доходя до намеченного места, он подтянул к себе гранатомет и закрепил его на выступе, уперев в стенку «камина». Теперь веревка провисла, дав ему свободу маневра.

—   Ну, как там? — крикнул снизу Есаул.

—   Слов нет, одни чувства! Давай к парням, я справлюсь!

Пройдя остаток «камина», Андрей замер, вслушался в шум ливня и звуки близкого боя, затем осторожно вылез на «полку». Руки заскользили, но тут же ухватились за подходящие «карманы». Казалось, скала надежно защищала его от стрелков в окопах, но лишь только Андрей повернулся к веревке, намереваясь вытянуть гранатомет, над ухом звонко ударила пуля. Не оставляя зацепов, он рывком перебросил тело, вжимаясь в скалу. Из-за выступа, за который уходила «полка», показался человек в темном от дождя комбинезоне, с зеленой повязкой на голове. Одной рукой он держался за скалу, другой водил перед собой дулом пистолета, отыскивая взглядом Андрея. Стоило боевику сделать шаг, и Шинкарев оказался бы под прицелом — а у него самого винтовка висела за спиной и обе руки удерживали тело на мокром камне. Андрей все же нашел возможность освободить одну руку, и когда боевик чуть переместился вперед, в воздухе свистнул нож. Металл лязгнул о металл, нож и выбитый им пистолет, кувыркнувшись, улетели вниз. Боевик прижал к телу раненую кисть, но затем, скрипя зубами, сам выхватил кинжал. Счет пошел на доли секунды — Андрей резко подал тело вперед и выполнил «падающую вилку» — как учил его инструктор-китаец, сел на согнутую ногу, другую же, выпрямленную, как можно дальше выбросил по скале в сторону боевика. Тот замахнулся было кинжалом, когда Шинкарев стопой сбил его ногу с опоры — блестящее лезвие мелькнуло перед лицом Андрея, а человек, нелепо взмахнув руками, рухнул вниз. За ним поползла капроновая веревка, которую удерживал альпинистский карабин, прицепленный к вбитому в скалу крюку. Веревка натянулась, потом немного ослабла — судя по всему, боевик нашел опору и немного подтянулся на скале. Добравшись до крюка, Андрей отцепил карабин и швырнул его вниз — оттуда донесся крик, потому глухой звук упавшего тела. Больше на скале никого не было. Тогда Шинкарев вытянул на «полку» гранатомет и как мог взгромоздил его на скользкий уступ. Снял с пояса репшнур и осторожно выглянул в сторону перевала.

За струями ливня смутно виднелся травянистый бугор с земляным бруствером поверху. За ним трещали автоматы, рявкали подствольники. В одном месте плясало бледное пламя — именно там работал крупнокалиберный. Длинная очередь ударила в скалу, высекая фонтанчики красной пыли. Уперевшись ботинками в полку и придерживая коленом массивный диск, Андрей развернул оружие в сторону перевала. Гранатомет имел оптический прицел ПАГ-17, но толку от него сейчас не было никакого. Шинкарев нажал на спуск — аппарат загрохотал, заколотился в руках, сползая вниз и стягивая стрелка в пропасть. Тем не менее, Андрей успел выпустить длинную очередь — вдоль бруствера поднялись столбы грязной земли, пулемет заглох.

— Вперед!

В густом ливне солдаты поднялись в атаку. Они скользили и съезжали на мокром склоне, расстреливая последние магазины. Отчаянным усилием Андрей извернулся на «полке», пропуская мимо себя полетевший вниз гранатомет. Стянув со спины винтовку, Шинкарев поднялся по скале до самого перевала; там уже все смешалось, завязался рукопашный бой, стрелять было нельзя. Раскроив прикладом голову какому-то арабу с длинными волнистыми волосами, Шинкарев увидел, как Есаул, выбив автомат у старика в темном балахоне, вдруг согнулся, схватившись за бедро, пробитое длинным кривым ножом. Сзади неожиданно показался китаец Джекки, с хрустом всадил штык старику в спину. Новые и новые китайцы стали прыгать в окопы, их резкие крики-выдохи смешались с мусульманским «Аллах акбар!» и боевым славянским матом. Хлестал ливень, гремел гром, тяжелые ботинки месили в окопной грязи каких-то смуглых людей. Бой быстро перешел в резню; гремели последние, добивающие выстрелы, а русские уже обнимались с китайцами, хлопая друг друга по грязным мокрым спинам:

— Здорово, Джан, здорово, бродяга! А Ли где? Ранен, что ли? И Васька ранен, и Иосиф ранен. Все люди братаны, я тебе точно говорю...

Шинкарев огляделся, одновременно восстанавливая дыхание после свалки. «Так. Серега здесь. Рацию он кому-то на башку надел, да и черт с ней. А вот Чен где?»

— Хай, Эндрю, ты почему такой грязный?

Чен подходил к месту боя не торопясь: на мокрой форме ни пятнышка грязи, на лице ни усталости, ни возбуждения. Рядом с ним шел связист. Китаец приблизился, с любопытством потрогал искореженный ДШК^[25] (именно он не давал поднять головы атакующим русским), потом скептически оглядел Андрея — грязного, исцарапанного.

—   Выглядишь, как черт знает что.

—   Да плевать! — Шинкарев не отошел от боя.

—   А где твой радист? — продолжал китаец. — А-а-а, все понятно.

Чен заметил Сергея, озадаченно трогавшего разбитую радиостанцию, угол которой глубоко вошел в чей-то висок.

—   У нас бы его отдали под суд. И тебя вместе с ним. Сергей! Внизу подойдешь к Рахиму, пусть объяснит тебе боевые задачи связиста.

—   Да брось ты... — махнул рукой Шинкарев — Зачем портить хороший день? И вообще, господин капитан, отвали от моего связиста! Иди своими китаезами командуй!

—   Хороший день? — переспросил Чен. — Пусть будет так. Работа действительно неплохая. Но не последняя.

—   На сегодня?

—   Только не сегодня! Сдаем рубеж макакам, и вниз — отдыхать. За ранеными придут вертолеты, можешь лететь, если хочешь.

—   А ты?

—   Я нет. Пройдусь с ребятами.

«Щас, братела, разбежался! Черт его знает, сколько их тут со «стингерами»^[26] по кустам хоронится. Трупы-то чьи? Пастухов только, да всяких недоносков, которых не жалко для прикрытия отхода. А где настоящие бойцы? То-то и оно!»

— Ну и я с тобой, — ответил Шинкарев.

Китаец вынул из нагрудного кармана плоскую фляжку, обтянутую дорогой тисненой кожей, свинтил никелированную крышку-стаканчик:

— Третий тост, что ли...