чему. И снова повернулся к Дикенсон. — Послушай, вот ты — юная девушка. Ты одинока. У тебя депрессия. Куда бы ты кинулась?

— Ну, мне потребуется поговорить с кем-то по душам.

— Именно! Если ты не можешь откровенничать с родителями и не желаешь открываться священнику, куда еще ты обратишься?

— Мы проверили «Самаритян», там никакой зацепки.

— Знаю, — нетерпеливо мотнул головой Тарталья. — Нужно искать какую-то сугубо католическую организацию, которую мы почему-то пропустили… — Он тяжело вздохнул. Не первая их оплошность. — Раздобудь-ка мне названия и адреса церквей, куда ходили девушки. Хочу поговорить со священниками.

Знакомый сладковатый запах ладана и свечного воска встретил Тарталью, когда он вошел в массивные двери итальянской церкви Святого Петра на Клеркенуэлл-роуд. Ее прихожанкой была, как они выяснили, Лаура Бенедетти. В прошлом многочисленная, паства Клеркенуэлла давно поредела, и все же церковь по-прежнему оставалась главным местом притяжения для живущих в Лондоне итальянцев, и Тарталья прекрасно это знал. В этой церкви выходила замуж его кузина Элайза, тут Николетта и ее муж Джон, живущие неподалеку, в Ислингтоне, крестили несколько лет назад обоих своих детей.

Тарталья мимолетным взглядом окинул нарядный интерьер построенного в девятнадцатом столетии храма: ряды устремившихся ввысь колонн и римские арки. Всюду буйство красок: на панелях — яркие картины из жития святых, слепит глаз сверкающая позолота, цветной мрамор, сотни свечей горят в маленьких боковых приделах. Его опять поразил контраст этой церкви с англиканскими, где погибли Джемма, Лаура и Элли. Неужели Том намеренно выбирал церкви с совсем иной атмосферой, чем та, к которой привыкли девушки, церкви, ничем не напоминающие им о семье, близких, друзьях…

Следующая месса должна была начаться только через час с лишним. В храме почти никого не было, только несколько пожилых леди сидели на скамьях вблизи алтаря, склонив головы в молитве. Перед тем как прийти сюда, Тарталья позвонил Николетте. Та, перекрикивая визги его племянников, сцепившихся, по своему обыкновению, в драке, назвала имя священника — отец Игнацио, — в обмен выманивая обещание, что он непременно придет в следующее воскресенье обедать, что бы там ни происходило с его «проклятым расследованием». Учитывая, что «проклятое расследование», похоже, закрутилось не на шутку, Тарталья, закусив губу, отмолчался. Нет смысла опять затевать ссору. О том, под каким предлогом увильнуть, он поломает голову поближе к назначенной дате.

Выйдя из церкви, Тарталья завернул за угол, направляясь к дому священника, находившемуся на боковой улочке. Пожилая леди проводила его в маленькую душную приемную и сказала, что отец Игнацио скоро к нему выйдет. Марк огляделся: высокий потолок, ничем не застланный пол темного дерева, стены выкрашены в белый цвет. Одну занимал массивный книжный шкаф, забитый религиозными томами в кожаных переплетах на латыни и итальянском. Другую стену украшал портрет святого Винсента Паллотти, основателя церкви Святого Петра, и портреты двух других Отцов Церкви. В углу посверкивало большое распятие. Остальная обстановка — самая скудная: трапезный стол и несколько стульев красного дерева.

Через несколько минут в комнату вошел отец Игнацио.

— Мне сказали, вы хотите увидеться со мной. — Он указал Тарталье на стул по другую сторону стола.

Лицо у священника было загорелое и гладкое, почти без морщин. По виду он был ненамного старше Тартальи, хотя в черных волосах у висков уже пробивалась седина. Высокий и худой, он слегка сутулился, тяжелые очки с толстыми линзами увеличивали его темные глаза. Тарталья назвался и увидел, как лицо отца Игнацио расплывается в широкой теплой улыбке при упоминании о родных Марка, которых священник, похоже, прекрасно знал. Говоря о Николетте и ее семье, отец Игнацио переключился на родной итальянский с сильным неаполитанским акцентом, и Тарталья вначале даже с трудом улавливал суть.

— К сожалению, я здесь по полицейским делам, — сказал Тарталья по-английски, как только отец Игнацио сделал паузу.

Тарталья объяснил, зачем он пришел. Отец Игнацио нахмурился и, тяжело вздыхая, осенил себя крестом:

— Конечно, я читал про убийство нашей прихожанки Лауры Бенедетти в газетах. Вы действительно думаете, что преступление как-то связано с нашей церковью?

— Разве что косвенно. Религия — это единственное, что объединяло все жертвы.

Тарталья вкратце пересказал факты из жизни трех молодых девушек, не упоминая ни Мэрион Спир, ни Келли Гудхарт. Осложнять сюжет не имело смысла.

— Вы полагаете, убийца — католик? — уточнил отец Игнацио.

— Возможно. Или, во всяком случае, работает в какой-то католической организации. Так как жили девушки в разных районах Лондона, я думаю, организация эта не местного уровня.

Отец Игнацио покивал, очевидно несколько воспрянув духом.

— У всех девушек была депрессия и суицидальные настроения. Причем в этом направлении их усиленно подталкивали, — продолжил Тарталья. — Мне кажется, они должны были обратиться к кому-то за советом. Предположим, по каким-то причинам они не пожелали довериться своему священнику. И мне подумалось…

— Да, я понимаю, — опять кивнул отец Игнацио. — Такие молоденькие девушки… Вы подумали, они могли обратиться к кому-то другому.

— Именно. По телефону или лично они обратились туда, где никто не знал их самих и потому не мог рассказать о проблемах семьям.

— Возможно, к «Самаритянам»?

— Их мы уже проверили. Мне пришло в голову, что есть еще какая-то — чисто католическая — организация, про которую девушки узнали в своей церкви или в своей общине.

— Что ж. — Отец Игнацио задумчиво потер подбородок. — Существует несколько известных мне мелких организаций. Все они, разумеется, действуют на добровольных началах. Пойдемте. Мне кажется, в церкви, у самого входа, лежат брошюры, которые вас заинтересуют.

Он поднялся, и Тарталья последовал за ним в зал, откуда небольшая дверь вела непосредственно в церковь. Они прошли по проходу между скамьями, и около главных дверей, у деревянной полки, заполненной самыми разнообразными буклетами, отец Игнацио остановился.

— Их довольно много, — сказал он, сгребая пачку брошюр. Внимательно просмотрев их, он протянул одну Тарталье, а остальные положил на полку — Вероятно, это как раз то, что вы ищете. Эта организация вполне отвечает вашим характеристикам. Похожи на «Самаритян» и при этом — католики.

Тарталья взглянул на брошюру. Называла себя организация «Оливковая ветвь. Католическая ассоциация помощи», сокращенно КАП. «О ваших звонках никто никогда не узнает» — гласил рекламный слоган на обложке. Адрес не указан, только номер телефона. Тарталья никогда не слыхал о такой ассоциации, однако, прочитав слоган, решил: очень даже подходит. Выстраивается следующая цепочка: юная девушка, которой требуется помощь, звонит в Католическую ассоциацию, на звонок отвечает Том. Да, все логично. Они тщательно проверили записи домашних звонков девушек на предмет контакта со всеми известными организациями типа «Самаритян», а на какую-то КАП никто и внимания не обратил. Правда, звонить туда девушки могли и из дома подружки, и из телефона-автомата.

— Похоже, она самая и есть, — обернулся Тарталья к отцу Игнацио. — Спасибо. Не знаете случайно, где они располагаются?

Тот отрицательно покачал головой:

— Мне известно только, что базируются они в Лондоне. Буклеты их я встречал и в других церквах. Не уверен даже, что у них есть постоянный офис. — Отец Игнацио вышел с Тартальей из главного входа и спустился на улицу. — Страшно узнавать, что кто-то злоупотребляет доверием, пользуясь своим положением… — Голос отца Игнацио сорвался. Он уставился на тротуар, медленно покачал головой и с