— Разные формы коллективной истерии. Вот все и сошлось.

Военный фотограф бродил среди мертвых тел, останавливался у того или иного трупа, снимал крупные планы, не скупясь на чудовищные подробности.

А от следующего слайда Люси и Шарко просто ошалели.

Они увидели человека из племени тутси с вылущенными глазными яблоками и разрубленным пополам черепом.

У этого слайда была подпись: «Больше чем убийство… проявление безумия хуту».

Люси съежилась в кресле, уткнулась лицом в ладони. Военному фотографу показалось, что он столкнулся с варварским обычаем хуту, но истина была в другом.

— Не может быть…

Шарко вдавил кулаки в скулы так, что глаза превратились в щелочки.

— Он и там побывал. Этот сумасшедший, этот похититель мозга. Египет, Руанда, Граваншон… Сколько еще жертв на его совести?

На мониторе тем временем фотографии чередовались со статьями или страницами из книг по истории.

И всякий раз речь шла о геноциде или массовой резне. Бирма — год 1988-й, Судан — 1989-й, Босния и Герцеговина — 1992-й. Эти чертовы снимки делались всякий раз в самом разгаре бойни: все худшее, все, от чего Истории надо было избавиться — выблевать его, — все это сейчас проходило перед ними. Шарко искал в горах трупов тела с распиленными черепами и не находил — конечно, такие были, их просто не видно, просто фотограф не снял эти тела отдельно.

Комиссар резко нажал на кнопку выхода из презентации:

— Хватит!

Надо было обрести хладнокровие, он встал и принялся ходить по номеру туда-сюда. Люси никак не могла прийти в себя.

— Ментальная контаминация, ментальная контаминация… — повторяла она машинально.

Снова включила слайд-шоу: еще несколько снимков — и презентация закончилась.

В номере тишина, только кондиционер еле слышно гудит. Люси бросилась к окну, распахнула.

Воздуха! Ей не хватало свежего воздуха!

Шарко сжимал ладонями виски.

— Убийца, скорее всего, побывал там, везде… И появлялся всякий раз после бойни, чтобы украсть мозги.

Смертельно бледная Люси вернулась к компьютеру, села на кровать. Она смотрела на монитор, но взгляд ее был совершенно пустым.

— Шпильману было наплевать на политические, этнические или экзистенциальные причины геноцида. Он выискивал во всех этих конфликтах нечто общее — то, что внезапно меняло поведение нормальных людей, взрослых и еще маленьких, заставляя их набрасываться на других и убивать их. Перед тем как умереть, Ротенберг говорил мне о расследовании, которое вел бельгиец, говорил, что Шпильман искал материалы именно об этой самой ментальной контаминации. А еще Филип сказал, что, похоже, существует способ насильно внедриться в структуру мозга и изменить ее.

— Контаминация есть заражение. Насильно внедрить нечто типа вируса? Это ты имеешь в виду?

— Ну да, с той разницей, что у него нет ни физической, ни органической природы. Есть только нечто такое, что попадает в человека через глаза и высвобождает в нем склонность к насилию, меняя его поведение именно в этом смысле.

— То есть нечто вроде преступной коллективной истерии…

— Нечто вроде. Когда я первый раз смотрела фильм с девочками в белой комнате, я вспомнила виденное когда-то: эскадрилью военных самолетов. Первый самолет начал тогда резко спускаться, и внезапно, словно включился сигнал, вслед за ним все остальные сделали то же самое, один за другим. Как будто их связывала невидимая нить. А если это и есть пресловутый синдром Е? Представь себе: существует человек, выполняющий функции спускового механизма, он приступает к какому-то насильственному действию — и практически сразу же от одного члена его группы к другому распространяется эта зараза, ментальная контаминация, толкающая к насилию. Что, если в этом и заключается цель эксперимента, который снимал в своем фильме Лакомб? Если ему было необходимо именно что добиться воспроизведения феномена перед камерой? Оставить неоспоримое доказательство существования этого феномена?

Шарко бродил по комнате, но ничего не видел вокруг. Для него ничего там и не было: дело поглотило его целиком, и то, что говорила сейчас Энебель, казалось ему одновременно и нелепым, и более чем правильным. Шпильман, упорный, настойчивый в поиске Шпильман все понял во время своего личного расследования. Он годами листал книги, рассматривал снимки военных фотографов и стоял на пороге удивительного и ужасающего открытия. И в самом конце его поисков, по чистой случайности, к нему в руки попал фильм, ставший краеугольным камнем его расследования, только его и не хватало, чтобы раскрыть самую суть.

— Люди на нашей планете пытаются медицинским путем — сказал бы, почти хирургическим — проникнуть в эту тайну, разобраться, как функционирует тот самый феномен, который Лакомбу удалось запечатлеть на пленке во время сверхсекретного опыта больше пятидесяти лет назад. Ментальной контаминации насилия, исходящей от человека — спускового механизма. Это и есть синдром Е.

— Ментальная контаминация насилия, исходящая от человека — спускового механизма, — повторила Люси. — Редкий, зависящий от воли случая феномен, способный возникнуть где угодно и когда угодно. Его не смогли изучить до конца в лабораторных условиях — ну и стали исследовать в реальной жизни, в горячих точках. Там, где происходят массовые убийства, там, где вспыхивает коллективная истерия. А в головах мертвецов ищут следы, признаки…

Шарко, потирая рукой подбородок, продолжил ее рассуждения:

— Шателю было известно о существовании синдрома Е, и отсюда можно сделать два вывода. Во- первых, досье, которое в пятидесятых находилось в руках ЦРУ, перешло к французской разведслужбе. А во-вторых… во-вторых, этим занимаются непосредственно в Иностранном легионе. В том месте, где от людей, особенно на стадии отбора, требуется быть на пределе физических и психических сил. Когда достаточно искорки, чтобы все взорвалось.

— То есть ты считаешь, что Легион — благоприятное для возникновения ментальной контаминации место?

— Именно так. Вспомни фотографии этих солдат, целящихся в еврейских женщин и детей, или хуту, размахивающих топорами. Вспомни, как выглядит насилие в этих кадрах, обстановку, в которой насилие проявляется. Наверняка существуют факторы, побуждающие к возникновению синдрома: стресс, страх, внешнее психологическое воздействие.

— Война, заключение… Все, что связано с какой-либо формой власти. Сестра Мария Голгофская рассказывала, в каком состоянии были девочки, запертые в палате мучеников, рассказывала, как на них орали, сколько всего они наслушались…

Шарко кивнул:

— Вот-вот. Прежде чем встать во главе Легиона, Шатель командовал теми, кто проходил тест на выживание в Гайане, в аду, где легионеры становились безумными. Возможно, синдром Е каким-то образом там проявлялся, и потому Шателем мог заинтересоваться наш похититель мозгов. И поспособствовал тому, чтобы перед тем, как вернуться в Обань, полковник поработал в разведке. Думаю, место командующего Легионом ему и дали именно для того, чтобы он попытался внедрить синдром Е в среду своих подчиненных, надо же было изучить феномен путем экспериментов на живых существах.

— Создав своего рода инкубатор. Те же опыты, которые в пятидесятых проводились в стенах больницы, но под открытым небом.

— Да. Но полковник попался в собственную ловушку. Мухаммед Абан, человек от природы особенно