— Вот доказательство моей искренности.

Полковник удостоил бумагу взглядом:

— Координаты GPS-навигатора? Что это значит?

— Если вы или ваши «друзья» отправитесь в Египет, именно в этом месте вы обнаружите останки одного каирского стукача, некоего Атефа Абд эль-Ааля. Хотя, может быть, вы и об этом уже знаете? Передайте эту бумагу французским или египетским властям — и меня до конца моих дней упекут в тюрьму.

Застывшее лицо полковника стало совсем уж бетонным. Шарко опять наклонился к нему, на этот раз вполне довольный:

— Ладно, я тогда тоже забуду историю с жучками в моей квартире. Вот видите, полковник, мы можем доверять друг другу.

Шарко отступил к двери.

— Нет необходимости меня провожать, я знаю, где выход. Позвоню вам через несколько дней. И — просто совет: лучше бы со мной ничего не случилось, потому что я принял меры на этот случай.

Он глянул на плакат со статьями «Кодекса легионера»:

— Хорошо бы вам это перечитать…

Окончательно повернулся спиной к полковнику и вышел в коридор.

Его никто не провожал.

Проходя мимо тренирующихся и готовых к убийству солдат с холодным оружием у пояса, он подумал: «А не подписал ли я себе смертный приговор? Только что я подставился, я сам натравил на себя легионеров, а возможно, и секретные службы». Еще подумал, что не ошибся, считая это дело очень сложным и тяжелым: в нем замешаны крутые люди, более чем крутые…

Он на полной скорости выехал на шоссе А6. Стер тыльной стороной ладони слезы, выступившие на глазах. Он столько рассказал Энебель, открыл ей свои слабые места, свои незажившие раны, он сделал это, потому что она точно такая же, как он сам, потому что между ними вдруг возникло доверие. Он обнажил перед ней шрамы на своей психике.

А это слушали другие уши, чужие. Шателя, его шпионов…

Теперь ему казалось, что он голый, что он предан, он почти стыдился себя.

Семь часов спустя он вошел в свою квартиру и первым делом обыскал ее всю сверху донизу. Нашел четыре жучка: один — в патроне галогенной лампы, еще три — в термостатах батарей отопления. Обычные миниатюрные жучки, такие использует любая служба полиции. Никаких сомнений в том, что он не обнаружит здесь ни единого отпечатка и вообще ничего. Ни малейшего следа.

В бешенстве он швырнул жучки на пол.

А Эжени растоптала их.

Отныне надежность пистолета в наплечной кобуре и трех замков на двери в квартиру казалась ему попросту иллюзией, и какой чудовищной иллюзией.

Люси летала только раз, ей тогда было лет девять, они собрались провести всей семьей каникулы на Балеарских островах, и девочке все казалось чудесным. Ей запомнилось, как мама и папа, сидя с двух сторон, гладили ее по голове, когда она пугалась воздушных ям. Одно из последних воспоминаний о времени, когда они были втроем. И все это так теперь далеко…

Погруженная в раздумья, она прижалась лбом к иллюминатору «Боинга-747», подлетавшего к Квебеку. Так сказала стюардесса, когда подошла разбудить ее: пора застегнуть ремни — скоро посадка. Люси проспала все время полета, сон был тяжелый, беспробудный, такое случалось с ней редко. А теперь она с восторгом смотрела, как бледный свет закатного солнца заливает озера, леса, реки, болота, еще не тронутые цивилизацией. Здесь каким-то чудом сохранились огромные неосвоенные территории. Наконец внизу показалось устье реки Святого Лаврентия, показались первые свидетельства присутствия человека, и только после этого самолет пролетел над знаменитым ромбовидным островом.

Монреаль… Зернышко современности среди волн…

Стюардесса еще раз проверила, на всех ли пассажирах застегнуты ремни. Сосед Люси, высокий крепкий блондин, так вцепился в подлокотники, что пальцы у него побелели. Он посмотрел на Люси собачьими глазами:

— Сейчас опять появится чувство, будто я умираю… До чего же я завидую людям вроде вас — способным заснуть когда угодно и где угодно.

Люси вежливо улыбнулась в ответ. Она еле ворочала языком, и ей совершенно не хотелось вступать в разговор. Посадка в монреальском аэропорту Трюдо оказалась мягкой. Температура за бортом — такой, какая обычно бывает летом на севере Франции. Никакого ощущения, что прибыла в другую страну, тем более что большинство местного населения говорит по-французски. Покончив с аэропортовской рутиной: таможней, проверкой международного судебного поручения, ожиданием багажа и обменом евро на канадские доллары, — Люси взяла такси и плюхнулась на заднее сиденье. Здесь едва смеркалось, но с другой стороны Атлантики ночь уже близилась к концу.

Сначала, во все сгущавшейся тьме, Монреаль показался ей современным, невероятно ярко освещенным городом. Небоскребы, устремившие к звездам огоньки своих башен, бесчисленные соборы и церкви с подсветкой, игравшей всеми оттенками красного, синего, зеленого… В центре города ее удивила ширина проспектов и четкая геометрия улиц. Несмотря на то что станции метро были очень похожи на парижские, а маленькие кафешки и ресторанчики так же бурлили, чувствовалось, что здесь не так тесно и не так жарко, как бывает знойными ночами во французской столице.

Добравшись до отеля «Дельта-Монреаль», еще одного внушительного небоскреба с вершиной, украшенной голубыми огнями, Люси поняла, что сил на знакомство с городом, в том числе и с таким прославленным монреальским подземельем, уже не осталось. Она получила у портье ключи, поднялась на пятый этаж, переоделась в легкий халатик и с глубоким вздохом растянулась на кровати. Ей было не по себе в этом номере, где чередуются постояльцы, незнакомые люди, прибывшие сюда по делам, или, может быть, пары, которые решили провести здесь отпуск. Нет ничего ужаснее, чем оказаться вечером совсем одной, в полной тишине. Господи, чего бы она только не отдала, лишь бы услышать, как болтают между собой или даже плачут ее девчонки, услышать обычные звуки своей квартиры, те, среди которых она прожила столько лет! Как она оказалась здесь, в такой жуткой дали от своей больной дочки? Как там Клара — в этом своем лагере? У нормальной матери, хорошей матери, такие вопросы не могли бы возникнуть…

Несмотря на все неприятные мысли, веки у нее отяжелели, глаза сами собой стали закрываться, и она бы заснула, но тут раздался звонок. Это не мобильник, это гостиничный телефон. Протянула руку, сняла трубку, прижала к уху:

— Алло!

— Ну как, ты уже устроилась, Энебель?

И молчание.

— Ой, это комиссар Шарко? Устроилась ли? Ммм… Я только что приехала в гостиницу, там что в общем — да… А… а почему вы не позвонили мне на мобильный?

— Пробовал. Не получилось.

Люси взяла в руки лежавший рядом с ней сотовый. Полностью заряжен. Но на дисплее никаких признаков непринятого вызова. Попыталась выключить и включить звук.

— Надо же… Должно быть, телефон не вынес смены часовых поясов… Да, кстати о часовых поясах, у вас там сейчас, наверное, четыре или пять утра? И вы уже не спите?

Шарко, не включив света, сидел за кухонным столом, перед ним стояла пустая чашка из-под кофе, лежал заряженный пистолет. Локтем комиссар опирался на скатерть, рукой поддерживал щеку и не сводил глаз с входной двери. Еще перед ним лежал мобильник, включенный на громкую связь. Эжени на стуле напротив напевала последнюю песенку Сердца Пирата,[29] ела засахаренные каштаны и запивала их мятным лимонадом, все вперемешку. Шарко отвернулся.