— Естественно, я прав. Сегодня мы должны получить подробный список участников этого конгресса. Пока, если прикинуть, получается, что французов среди них — от ста пятидесяти до двухсот.
— Две сотни…
— Короче, сам видишь, эти люди вряд ли носили армейские ботинки и полевую форму… Потому мы на время забудем об Иностранном легионе: у нас и кроме легиона дел хватает. Имею в виду Канаду, эти списки и расследование, связанное с Абаном.
Шарко оперся обеими руками на стол Леклерка.
— Что происходит, Мартен? Мы с тобой привыкли работать на пару, привыкли вместе доводить все до конца, использовать все средства, между нами все всегда было ясно, а сейчас ты пытаешься напустить туману, заговариваешь мне зубы… своими списками. Раньше ты шел бы напролом…
— Раньше…
Мартен Леклерк вздохнул. Он схватил со стола лист бумаги, смял его в кулаке и выбросил в корзину.
— Все из-за Кати, Шарк. Я ее теряю.
Шарко сдержался, не выдал себя, на самом деле он уже не первый день чувствовал: что-то у них не в порядке. Катя и Мартен могли бы служить образцом нерушимой семьи, идеальной пары, они перенесли вместе множество бурь и штормов, и казалось, ничто не может пошатнуть этот союз.
— Это началось во время дела Юрье, да? Почему ты мне ничего не сказал?
— Потому что потому…
Шарко помнил все в мельчайших подробностях. Да, разлад между ними начался год назад. Наркобизнес, дело о незаконной торговле кокаином в окрестностях Фонтенбло… Один из мелких наркоторговцев попался. Оливье Юссар, двадцати лет. Крестник Кати… Катя попросила мужа вмешаться, использовать свои связи, чтобы облегчить его участь, но Мартен стоял как скала, оставался верен присяге.
Франк злился на себя самого: пока он разбирался с собственными бесами, друг попал в беду, а он ничего не заметил. Он! Дипломированный аналитик, специалист по человеческому поведению!
— Я имел право знать, Мартен.
— Да? Интересно, с какой это стати ты имел право знать?
— С такой, что мы друзья, Мартен, и это дает мне право. Все очень просто.
В комнате повисла тяжелая тишина. Слышалось только урчание мотора проезжавшего вдалеке мотоцикла.
— Я ходил к начальству, Шарк. Позавчера.
— Зачем? Только не говори, что…
— Именно так и скажу Покончим с этим делом, и я уйду в отставку. Все равно я не смог бы выдержать еще восемь лет, не смог бы ждать пенсии, одолеваемый таким страхом. Не смог бы без нее. Она уже несколько дней ночует у сестры, и я с ума схожу от этого. Ну и потом… разве ты можешь представить себе мою одинокую старость, разве можешь представить, что я старею один, как… как…
Он умолк. Шарко не сводил с него глаз.
— Как я, ты хотел сказать?
Леклерк опустил голову, попытался спрятаться за бумагами: складывал их в стопки, разбирал эти стопки, перекладывал с места на место.
— И вообще, ты меня достал, Шарк. Умолкни!
Комиссар отлепил ладони от стола, разогнулся.
Он был оглушен, на глазах выступили слезы. Леклерк просто не представляет, какой удар только что ему нанес. Шарко сжал кулаки.
— Нет, ты понимаешь, что такое для меня твоя отставка? Ты понимаешь, каково мне будет столько лет тянуть здесь лямку без тебя?
Леклерк бабахнул кулаком по столу:
— Да! Да! Отлично понимаю! А ты как думаешь? — На этот раз Леклерк уставился на подчиненного и больше уже глаз с него не сводил. — Послушай, я сделаю все, чтобы…
— Ни черта ты не сделаешь! Ты уйдешь, меня вышибут, и ты это отлично знаешь. Никому не нужен старый больной полицейский. Таких убирают. Все проще некуда.
Леклерк, глядя на друга, покачал головой:
— Не приставляй мне нож к горлу, очень тебя прошу. Мне и так хреново.
Шарко, чуть сгорбившись, двинулся к выходу. Но, уже взявшись за ручку двери, обернулся:
— Когда я потерял жену и дочь, вы с Катей не отходили от меня. Что бы ни случилось, какой бы ты ни сделал выбор, я его приму. А сейчас ты пойдешь к Жослену и скажешь ему, что отпустил меня денек отдохнуть, потому что я слышу голоса — отовсюду.
42
Перед ним расстилалась дорога: длинная, однообразная, бесконечная. Шарко только что проехал Лион и теперь двигался прямо на юг, к Марселю. Окно было открыто, радио орало во всю мочь, мобильник лежал на уровне руля.
— Хуже всего то, что я не знаю, чем ему помочь. Поговорить с Катей? Нет, это ничего не решит. У меня ощущение, что я толку воду в ступе.
— Что значит «толку воду в ступе»?
Шарко посмотрел направо, на место пассажира.
— Что значит? То же, что «носить воду в решете», «тратить силы впустую», «топтаться на месте»… В общем, сизифов труд — то, чем я сейчас занимаюсь.
Эжени забавлялась своими локонами, накручивая прядку волос на палец, распуская и снова накручивая, и при этом продолжала его допрашивать:
— Послушай, а ты сам-то заметил, как Люси похожа на Сюзанну?
Шарко судорожно сглотнул. Да уж, эта девчонка совершенно непредсказуема. Он пожал плечами:
— По-моему, она похожа на Сюзанну не больше, чем банка твоего соуса на паровоз.
— Я хотела сказать: в твоих глазах. Это
— Ты бредишь.
— Ну конечно, я брежу! Я! Ты неравнодушен к ней, к Люси, и потому хочешь ее защитить. А Канада — это далеко.
Завибрировал мобильник комиссара.
— Мне-то самой очень нравится Люси. Надеюсь, вы будете вместе.
— Ты совсем с ума сошла, малышка.
Он взял трубку. Звонил один из его ответственных источников, работавший в Главном управлении внутренней разведки.
— Ну что — добыл информацию?
— А ты как думаешь? Сейчас Легионом командует полковник по имени Бертран Шатель. Ну и послужной список у этого парня — закачаешься!
— Давай дальше.
— Легионер-профессионал, служил в самых что ни на есть знаменитых войсковых соединениях. Если коротко: командовал Вторым парашютно-десантным полком Легиона по время событий в Ливане, потом в Афганистане. Затем сменил курс — и вот он уже главный инструктор в гвианском аду, здесь он ввел новые программы тренировок, формировал элиту из элит. Можно подумать, ему чем круче гайки завернуты, тем приятнее. Парней, попавших под его начало, он гонял так, что не позавидуешь, зато вправлял им мозги до полной боеготовности. Снова оказавшись во Франции, провел три года во внешней разведке, то бишь в
