интересом следить за нашим диалогом, но теперь внимание ее было приковано явно не ко мне.

– Я ведь занимался Ришелье лишь как героем приключенческого романа, – сказал я в свое оправдание, – поэтому копал не очень глубоко.

– А Дюма?.. Он тоже увлекался оккультизмом?

Тут я резко возразил:

– Нет. Дюма любил жизнь и все делал при ярком дневном свете, чем одни восхищались, а другие возмущались. Правда, он был слегка суеверным: верил в сглаз, носил амулет на цепочке от часов и хаживал к гадалке – мадам Дебароль. Но я никогда бы не поверил, что он занимался черной магией, запершись в чулане. Он даже не был масоном, хотя и признался в обратном в «Веке Людовика Пятнадцатого»… Он погряз в долгах, его осаждали кредиторы и издатели, так что времени на подобную ерунду у него не оставалось. Возможно, творя своих героев, он изучал и эту тему, но всегда поверхностно. Я пришел к такому выводу: описывая масонские обряды в «Джузеппе Бальзамо» и «Могиканах Парижа», он черпал сведения непосредственно из «Причудливой истории франкмасонства» Клавеля.

– А Ада Менкен?

Я с уважением посмотрел на Корсо. Такой вопрос мог задать только специалист.

– Это другое дело. Ада Айзеке Менкен, его последняя любовница, была американской актрисой. Во время Всемирной выставки тысяча восемьсот шестьдесят седьмого года Дюма присутствовал на представлении «Пираты саванны» и обратил внимание на красивую девушку, которая носилась по сцене верхом на коне. После представления девушка подошла к нему, обняла и заявила, что читала все его книги и готова хоть сейчас отправиться с ним в постель. Старому Дюма, чтобы увлечься женщиной, хватило бы и меньшего, так что порыв ее он принял. Она выдавала себя за жену миллионера, любовницу какого-то короля, генеральшу из какой-то республики… На самом деле она была португальской еврейкой, родилась в Америке, слыла любовницей странного субъекта – не то сутенера, не то боксера. Связь Менкен с Дюма обернулась громким скандалом, потому что наезднице нравилось фотографироваться в полуобнаженном виде… Она часто бывала в доме сто семь по улице Малерб – последнем прибежище Дюма в Париже… Она умерла от перитонита – после падения с лошади, в тридцать один год.

– Она занималась черной магией?

– По слухам, да. Ей нравились необычные ритуалы, нравилось надевать тунику, жечь ладан и приносить жертвы владыке преисподней… Иногда она говорила, что одержима Сатаной, и подробно все описывала – сегодня такие откровения мы назвали бы порнографией. Я уверен, что старый Дюма не верил ни одному ее слову, но подобные спектакли его, разумеется, очень развлекали. Думаю, когда в Менкен вселялся дьявол, в постели она была особенно пылкой.

Раздался дружный смех. Даже я слегка улыбнулся собственной шутке, серьезность сохраняли только Корсо и та девушка. Она задумчиво глядела на него светлыми глазами, а охотник за книгами кивал головой в такт моим словам, но вид у него теперь был рассеянный, отсутствующий. Он смотрел через окно в сторону бульваров, и казалось, в темноте, в бесшумном мелькании автомобильных фар, отражавшихся в его очках, он ищет какое-то забытое слово, ключ, способный превратить все истории, парившие вокруг, в один- единственный сюжет. Да, все эти истории – сухие мертвые листья в черных потоках времени.

И опять мне пора отойти в сторону, отказавшись от роли вездесущего и всезнающего рассказчика, которому ведомо почти все о приключениях Лукаса Корсо. Ведь повествование наше о трагических событиях, которым пока еще только предстоит случиться, будет выстроено в том порядке, в каком описал их много позже охотник за книгами. Так что теперь мы подступаем к моменту, когда Корсо возвращался домой и, войдя в подъезд, заметил, что привратник успел подмести холл и уже готовился запереть свою каморку.

– А к вам нынче приходили чинить телевизор, – сообщил тот, выходя из мусорного отсека.

Корсо прочитал достаточно книг и видел достаточно фильмов, чтобы знать, что сие означает. Поэтому, не сдержавшись, громко расхохотался – к полному изумлению привратника.

– Да у меня уж сколько времени как нет никакого телевизора…

И тут на него обрушился поток извинений, которые он пропустил мимо ушей. События становились восхитительно предсказуемыми. Но раз уж дело было связано с книгами, то он и хотел бы взглянуть на все глазами читателя – искушенного и взыскательного, а не превращаться в героя дешевых поделок, хотя некто навязывал ему именно такую роль. Нет, на это он никогда не согласится! В конце концов, по натуре Корсо был скептиком и имел низкое артериальное давление, а потому бисеринки пота практически никогда не покрывали его лоб и, соответственно, слово «рок» никогда не срывалось с его губ.

– Надеюсь, я не слишком провинился перед вами, сеньор Корсо.

– Ничего страшного… А тот человек был черноволосым, так?.. Усы и шрам на лице?

– Он самый.

– Успокойтесь, это мой друг. Он любит такие шутки.

Привратник облегченно вздохнул:

– У меня прямо камень с души свалился.

К счастью, Корсо мог не беспокоиться ни о «Девяти вратах», ни о рукописи Дюма; он или таскал их с собой в холщовой сумке, или оставлял на хранение в баре Макаровой. Для него в мире не было места надежней. Поэтому теперь Корсо спокойно поднимался по лестнице, пытаясь угадать, что ждет его в квартире. Он был человеком опытным и успел превратиться, так сказать, в «читателя второго уровня», то есть слишком грубое и прямое следование архетипам разочаровало бы его. Но, открыв дверь, он сразу успокоился. Не было ни разбросанных по полу бумаг, ни вывороченных ящиков стола, ни вспоротых ножом кресел. Все пребывало в том виде, в каком он оставил свое жилище, уходя ранним вечером.

Он шагнул к письменному столу. Коробки с дискетами стояли на своих местах, бумаги и документы лежали, как им и положено, в соответствующих ячейках. Человек со шрамом – Рошфор, или как его там, черт возьми! – оказался в своем деле мастером. Но и он не все сумел предусмотреть. Корсо включил компьютер и победно ухмыльнулся.

DAGMAR PC 555 К (SI) ELECTRONIC PLC ПОСЛЕДНЕЕ ВКЛЮЧЕНИЕ – 19:35/THU/3/21 А > echo off А>

Последнее включение – 19.35, сегодня, сообщил ему экран. Но в последние сутки сам он не касался компьютера. В 19.35 он сидел с нами в кафе – пока человек со шрамом ломал комедию перед привратником.

Еще кое-что любопытное он обнаружил рядом с телефоном, но не сразу. И это кое-что трудно было счесть случайной оплошностью таинственного гостя. В пепельнице, среди окурков, лежало то, что хозяину квартиры явно не принадлежало, – докуренная почти до конца сигара с уцелевшим кольцом. Он взял ее и повертел в руках, сперва не поверив собственным глазам. Постепенно смысл находки дошел до него, и он опять громко расхохотался, показывая клыки – совсем как затравленный и разъяренный волк.

Ну конечно! Марка «Монте-Кристо»!

Незваный гость побывал и у Флавио Ла Понте. Только представился водопроводчиком.

– Какого черта! Что за дурацкие шутки! – выпалил Ла Понте вместо приветствия. И, подождав, пока Макарова нальет ему джина, вытряхнул на стойку содержимое целлофанового пакета. Сигара была той же марки, и кольцо тоже осталось целым.

– Эдмон Дантес снова идет в бой, – бросил Корсо. Но Ла Понте никак не желал взглянуть на всю историю с литературной точки зрения.

– Вот, смотри, какие дорогие сигары курит этот негодяй! – Руки у него дрожали; он даже расплескал свой джин, и несколько капель повисло на его рыжей бороде. – Я нашел это на ночном столике.

Корсо откровенно подсмеивался над ним.

– Где твоя выдержка, Флавио? Ты же крепкий мужик! – Он положил руку ему на плечо. – Вспомни Клуб гарпунеров Нантакета.

Ла Понте раздраженно отмахнулся:

– Да, раньше я был крепким мужиком. Но ровно восемь лет назад вдруг понял, что приятнее оставаться еще и живым. И с тех пор я чуть пообмяк.

Корсо, попивая джин, процитировал ему Шекспира. Трус умирает тысячу раз, а храбрец… и т. д. Но Ла Понте был не из тех, кого можно утешить цитатами. Тем более цитатами такого рода.

– Если честно, – заметил он, задумчиво опустив голову, – страха во мне нет. Просто я не хочу ничего