говорил, он лучший в стране специалист по Средневековью, и не найдется никого, кто мог бы с этим поспорить.

— Я так понимаю, он вряд ли наживет врагов или не угодит кому-нибудь?

Адам Дженн весело рассмеялся:

— Доктор Уивер?

— Понятно. Когда состоятся выборы?

— Тут нечто странное. — Адам смахнул со лба тяжелую соломенную прядь. — Победившего должны были назвать в прошлом июле, но комиссия все тянула с выборами и стала всех проверять, словно искала какие-то тайны. Глупость.

— Возможно, простая осторожность. Мне дали понять, что быть главой этой кафедры очень престижно.

— Это центр исторических исследований Кембриджа. Руководить им может лишь лучший из лучших. — На щеках Адама появились две тонкие алые линии. Вне всякого сомнения, он уже представлял себя руководителем кафедры в отдаленном будущем, когда Уивер выйдет на пенсию.

Линли шагнул к столу, бегло взглянув на эссе, разбросанные по нему:

— Мне сказали, вы делите эти комнаты с доктором Уивером.

— Да, я почти каждый день провожу здесь несколько часов. Тут же я занимаюсь со студентами.

— И сколько это уже продолжается?

— С начала триместра.

Линли кивнул:

— Уютная обстановка, намного приятнее, чем во время моей учебы в университете.

Адам оглядел разбросанные в беспорядке эссе, книги, мебель и оборудование. Очевидно, «уютно» не было бы первым словом, пришедшим ему на ум, если бы его попросили оценить комнату. Поэтому он соотнес замечание Линли с тем, что тот мог увидеть несколько минут назад. Повернув голову к двери, Адам произнес:

— А, вы имеете в виду подсобку и спальню. Жена доктора Уивера обставила их прошлой весной.

— В предвкушении избрания на важную должность? Важному профессору нужны подобающие комнаты?

Адам уныло усмехнулся:

— Что-то в этом роде. Но сюда ей не удалось добраться. Доктор Уивер не позволил бы. — Последнюю фразу он добавил словно для того, чтобы объяснить разницу между кабинетом и соседними комнатами, а заключил слегка язвительно: — Вы ведь знаете, как это бывает, — заговорщическим тоном, которым могут говорить двое мужчин и который ясно означает одно: женские причуды приходится терпеть, и именно мужчины обладают поистине ангельским терпением.

Линли сразу понял, что рука Джастин Уивер не коснулась кабинета. И хотя комната не была двойником берлоги Уивера у него дома, некоторые родственные черты сразу же бросались в глаза. Здесь царил тот же книжный беспорядок, та же атмосфера обитаемости, которой отличалась комната на Адамс-роуд.

Все свидетельствовало о кипучей, идущей в разных направлениях работе. Сердцем кабинета был большой сосновый письменный стол с компьютером, заваленный до предела. Овальный стол был как бы центром конференц-зала, а оконная ниша служила местом для чтения, так как прямо под окном стоял маленький книжный стеллаж, до которого можно было спокойно дотянуться с любого из кресел. Даже электрический камин со светло-коричневыми изразцами служил не только для обогрева: каминная полка использовалась для сортировки почты, и вдоль нее лежали в ряд более дюжины конвертов с именем Энтони Уивера. В конце этого ряда стояла двойная поздравительная открытка, и Линли взял ее: на ней оказалось веселое поздравление с днем рождения с обращением «Папочка!» и подписью «Елена» округлым почерком.

Линли поставил открытку на место и повернулся к Адаму Дженну, который по-прежнему стоял у стола, сунув одну руку в карман, а другой облокотившись на спинку стула.

— Вы знали ее?

Адам выдвинул стул. Линли сел рядом с ним за стол, отодвинув в сторону два сочинения и чашку с холодным чаем, на поверхности которого плавала тонкая неаппетитная пенка.

Лицо Адама стало серьезным.

— Я ее знал.

— Вы были в кабинете, когда она в воскресенье вечером звонила отцу?

Взгляд Адама переместился на текстофон, стоявший на маленьком дубовом столике у камина.

— Она сюда не звонила. Или звонила после моего ухода.

— Когда вы ушли?

— Где-то в половине восьмого. — Адам взглянул на часы, словно для подтверждения. — Мне нужно было встретиться с тремя людьми в университетском центре в восемь, но сначала я зашел в свои комнаты.

— Комнаты?

— Около Литтл-Сент-Мери. Значит, это было где-то в половине восьмого. Но могло быть и немного позже. Может, без четверти восемь.

— Когда вы уходили, доктор Уивер был здесь?

— Доктор Уивер? В воскресенье вечером его вообще не было. Он ненадолго заходил днем, но потом ушел домой обедать и не возвращался.

— Ясно.

Линли задумался над этим сообщением, размышляя, почему Уивер солгал о своем местонахождении вечером перед смертью дочери. Казалось, Адам сообразил, что эта подробность была по какой-то причине важна для расследования, и серьезно добавил:

— Хотя он мог прийти позже. Неосмотрительно с моей стороны заявлять, что он не возвращался вечером. Я мог просто его не встретить. Он уже около двух месяцев работает над статьей о роли монастырей в экономике Средневековья, и он мог снова решить заняться ею. Большая часть документов на латыни. Их сложно прочитать. Требуется уйма времени, чтобы во всем разобраться. Думаю, именно этим он и занимался в воскресенье вечером. Он все время это делает. Ему важно сверить все детали. Он хочет, чтобы все было безупречно. Поэтому если он что-нибудь нашел, то, вероятно, решил вернуться. Я бы об этом не узнал, и он бы мне не стал докладывать.

Только в пьесах Шекспира Линли встречались такие многословные оправдания.

— Значит, обычно он не ставит вас в известность, если вдруг решает вернуться?

— Дайте подумать. — Молодой человек сдвинул брови, но Линли прочел ответ в его руках, которые он нервно прижимал к бедрам.

Линли произнес:

— Вы высоко цените доктора Уивера, так ведь? — «Достаточно, чтобы слепо защищать его» осталось невысказанным, но, несомненно, Адам Дженн понял скрытый упрек в вопросе Линли.

— Он великий человек. Он честен. В нем больше честности, чем в полудюжине других старших научных сотрудников Сент-Стивенза или в ком-нибудь еще. — Адам указал на конверты на каминной доске. — Все эти письма пришли после того, как все узнали о том, что случилось с… о том, что случилось. Люди его любят. Он им небезразличен. Нельзя быть подонком и завоевать такую любовь окружающих.

— И Елена любила отца?

Взгляд Адама скользнул по поздравительной открытке.

— Да. Его все любят. Он интересуется людьми. Он всегда поможет, если у кого-нибудь проблема. С доктором Уивером можно поговорить. Он честен с людьми. Откровенен.

— А Елена?

— Он беспокоился о ней. Занимался с ней. Ободрял ее. Просматривал ее сочинения, помогал в учебе и беседовал с ней о ее дальнейшей жизни.

— Ему было важно, чтобы она добилась успеха.

— Я знаю, о чем вы думаете, — сказал Адам. — Удачливый отец подразумевает удачливую дочь. Но он не такой. Он не просто уделял время ей. Он уделял время всем. Он помог мне с жильем. Он подыскивал мне студентов для занятий. Я решил вступить в научное общество, он мне и в этом помогает. И когда у меня есть