– Но если это не несчастный случай, – проговорила Дебора, – значит…
– Есть второй убийца, – заключил Линли.
Сент-Джеймс вновь отошел к книжным полкам, боясь выдать себя неловкими движениями.
– Эрготамин, – произнес он. – Не совсем уверен, что…
Он умолк, надеясь, что сумел разыграть естественное любопытство человека науки. Но страх не давал ему покоя. Взяв с полки лекарственный справочник, он открыл его.
– Как насчет описания? – спросил Линли.
Сам того не замечая, Сент-Джеймс листал справочник на других буквах и даже что-то читал, не видя ни слова.
– От чего он? – спросила Дебора.
– Главным образом от мигрени.
– Правда? От мигрени? – Сент-Джеймс не столько увидел, сколько почувствовал, что Дебора повернулась к нему, и стал молить Бога, чтобы она не задала естественный для нее вопрос. – Саймон, а ты принимаешь его, когда у тебя мигрень?
Ну, конечно же, конечно. Все она знает. А кто не знает? Он никогда не вел счет таблеткам. И флакон большой. Значит, она пришла в его комнату и взяла, сколько ей было нужно. Потом она раздавила таблетки, смешала их и сотворила яд. Потом каким-то образом отдала его Питеру и убила вместо него Сашу.
Ему требовалось сказать что-нибудь, чтобы отвлечь внимание Линли на Кэмбри и Брука. Почитав еще пару секунд, он кивнул как будто в глубокой задумчивости и захлопнул справочник.
– Нам надо вернуться в Корнуолл, – решительно заявил он. – В газете мы обязательно найдем подтверждение связи Брука и Кэмбри. Сразу после смерти Мика его отец все обыскал там. Но он искал сенсацию: доставка оружия в Северную Ирландию, девушки по вызову и министры кабинета. Что-нибудь в этом духе. Но интуиция подсказывает мне, что мы пропустили онкозим.
Сент-Джеймс не сказал, что отъезд из Лондона подарит ему лишний день, сделает его недоступным для полицейских, если они захотят спросить его о серебряном флаконе.
– Почему бы нет? Уэбберли дал мне еще несколько дней, – сказал Линли. – Это очистило бы Питера от подозрений. Деб, поедешь с нами?
Сент-Джеймс видел, что она пристально смотрит на него.
– Да, – медленно проговорила Дебора. – Саймон, а ты разве?..
Никаких вопросов он не мог допустить.
– Я прошу прощения, но мне нужно еще кое-что посмотреть в лаборатории. До завтра мне надо хотя бы понять, с чего начинать.
***
К обеду он не спустился, и Дебора с отцом, прождав его в столовой до девяти часов, в конце концов поели одни. Камбала, спаржа, молодая картошка, салат. Бокал вина. Потом кофе. Они не разговаривали, но Дебора постоянно ловила на себе взгляды отца.
Трещина в их отношениях появилась после возвращения Деборы из Америки. Когда-то они вели в столовой душевные беседы, а теперь все было не так. О некоторых вещах вообще нельзя было говорить. Так хотела Дебора. Она и сбежала-то из дома в первую очередь, чтобы отец не досаждал ей. Ведь он знал и понимал ее лучше всех. И наверняка пожелал бы всерьез обсудить прошлое. Его это по-настоящему волновало. Ведь он любил обоих.
Дебора отодвинула стул и начала собирать тарелки. Коттер тоже встал:
– Я рад, Деб, что ты здесь. Совсем как прежде. Втроем.
– Вдвоем, – улыбнулась Дебора, одновременно любяще и отстраненно, во всяком случае, так ей казалось. – Саймон не обедал с нами.
– Но ведь мы втроем в доме, – возразил Коттер. Он подал ей поднос, и она принялась ставить на него тарелки. – Слишком много работает наш мистер Сент-Джеймс. Боюсь, как бы он не разболелся.
Коттеру хватило хитрости встать возле двери. И Дебора не могла сбежать, не обидев отца. На это он и рассчитывал. Ей ничего не оставалось, как поддержать беседу.
– Он похудел, папа, да? Я заметила.
– Похудел. Эти три года не были легкими для мистера Сент-Джеймса, – решился Коттер на откровенный разговор. – Ты ведь этого не знала, Деб, правда? Ты все неправильно поняла.
– В моей и его жизни произошли перемены. Надеюсь, он не очень скучал по моим пробежкам вокруг дома. Любому понятно…
– Знаешь, девочка, – перебил ее отец, – ты никогда прежде не лгала себе. Зачем же начинать теперь?
– Лгать? Да ну тебя. Я не лгу.
– Ты все знаешь. Насколько я понимаю, Деб, и ты, и мистер Сент-Джеймс все отлично понимаете. Надо только, чтобы один из вас набрался храбрости и сказал, а другой набрался храбрости и перестал лгать себе и всем.
Коттер поставил бокалы на поднос и взял его из рук Деборы. Она унаследовала материнский рост, и помнила об этом, но совсем забыла, что из-за этого отцу нетрудно смотреть ей прямо в глаза. Вот и теперь тоже. Результат был налицо. Ему удалось получить правдивый ответ, хотя она всеми силами избегала откровенной беседы.
– Я знаю, чего тебе хочется, – сказала Дебора. – Но, папа, это невозможно. Тебе надо смириться. Люди меняются. Они растут. Расходятся. Это многое определяет. Время разводит их в разные стороны.
– Бывает.
– Так и есть, – твердо проговорила Дебора и, увидев, как ее отец моргнул, постаралась смягчить удар. – Я была тогда маленькой. И он стал мне как брат.
– Он и был им.
Коттер посторонился, пропуская Дебору, и она почувствовала себя несчастной. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы он понял ее, но она не знала, как объяснить ему, почему не суждено сбыться самой дорогой его сердцу мечте.
– Папа, пойми, с Томми у меня совсем по-другому. Для него я не малолетняя девчонка. И никогда такой не была. А для Саймона я всегда была… всегда буду…
Коттер ласково улыбнулся дочери:
– Не надо меня уговаривать. Ни к чему. – Он выпрямился и переменил тон: – Как бы то ни было, надо заставить его поесть. Отнесешь ему поднос? Он еще в лаборатории.
От этого Дебора не могла отказаться. Она последовала за отцом в кухню и смотрела, как он раскладывает на тарелках сыр, холодное мясо, мягкие булочки и фрукты, после чего понесла все это наверх. Сент-Джеймс в самом деле еще работал в лаборатории, сравнивая фотографии пуль. В руках у него был карандаш, но он не написал ни строчки.
В просторной лаборатории горело несколько лампочек в разных местах, создавая небольшие светлые круги в темноте. В одном из них было отлично видно его лицо.
– Папа хочет, чтобы ты поел, – сказала Дебора, остановившись в дверях. Помедлив, она вошла в лабораторию и поставила поднос на стол. – Еще работаешь?
Он не работал. Дебора не удивилась бы, если бы узнала, что он вообще ничего не сделал за прошедшие часы. Рядом с одной из фотографий лежал отчет, однако по первой же странице было ясно, что его не разворачивали. Стопка бумаги тоже была нетронута. Значит, ему надо было уединиться, и работу он использовал как безотказный предлог.
Все из-за Сидни. Дебора поняла это по его лицу, когда леди Хелен сказала, что не может разыскать Сидни. То же самое выражение было на его лице, когда он вновь приехал к Деборе и звонил по телефону, пытаясь отыскать сестру. Все, что происходило с той минуты – его визит в «Айлингтон-Лондон», разговор с Томми об убийстве Мика Кэмбри, создание собственного сценария убийства, стремление уединиться в лаборатории, – было не более чем желанием отвести беду, грозившую Сидни. И вновь ей захотелось помочь ему, дать мир его страдающей душе.
– Здесь немного мяса и сыра, – сказала она. – Еще хлеб, – неведомо зачем добавила она, ведь поднос был на столе и он мог сам все увидеть.
– Томми ушел?
