Детектив-инспектор Боскован привел их в столовую, которую все называли желтой субмариной, из-за желтых стен, желтого линолеума, желтых столешниц, желтых пластиковых стульев. Ни у кого не возникало желания посидеть тут подольше. Трудно было даже пообедать и не получить головную боль. Взяв чайник, они направились к столику, что был ближе всего к окну и чахлому садику за ним, где боролся за жизнь одинокий ясень.

– Спроектировано сумасшедшим, – сказал Боскован, и, захватив ногой соседний стул, придвинул его к столу. – Задумано таким образом, чтобы не отвлекать нас от работы.

– Точно, – усмехнулся Сент-Джеймс.

Пока Линли открывал три упаковки бисквитов и выкладывал их на тарелку со стуком, похожим на артиллерийские залпы, Боскован разливал чай.

– Свежая выпечка, – съязвил Боскован, после чего взял бисквит, опустил его в чай и подержал там. – Джон разговаривал сегодня с адвокатом. Мне потребовалась куча времени, чтобы уговорить его. Всегда знал, что он упрямый, но не до такой же степени.

– Собираетесь предъявить ему обвинение?

Боскован посмотрел на свой бисквит и опустил его в чай.

– У меня нет выбора. Он был там. Он признает это. Есть свидетельские показания. Его видели там. Свидетели слышали шум. – Боскован откусил кусочек бисквита, после чего поднес остатки к глазам и кивнул. Вытерев салфеткой руки, он подвинул тарелку своим посетителям. – Не так уж и плохо. Только надо немного размочить. – Он подождал, пока они взяли по одному печенью, прежде чем заговорить опять. – Другое дело, если Джон всего лишь был там. Вот если бы там не было шума, который слышали почти все соседи…

Сент-Джеймс взглянул на Линли, который в это время клал второй кусочек сахара в чашку. Указательным пальцем он провел по ручке чашки и промолчал.

– А какой мотив мог быть у Пенеллина? – спросил Сент-Джеймс.

– Пред положим, скандал вышел из-за Нэнси. Кэмбри пришлось жениться, и ему это было не по нутру. Все об этом говорят.

– Тогда зачем он женился? Почему не отказался? Почему не настоял на аборте?

– Джон говорит, что его дочь и слышать не хотела об аборте. А Гарри Кэмбри ничего не желал слышать о том, что Мик может отказаться от Нэнси.

– Но Мик взрослый человек…

– Его отец болел и мог умереть после операции. – Боскован выпил свой чай. – Гарри Кэмбри понял, на чем может сыграть, и сыграл. Он это сделал. Парень попался в ловушку. И отыгрывался на Нэнси. Все знают, и Джон Пенеллин тоже.

– Но вы же на самом деле не верите, что Джон…

Боскован поднял руку:

– У меня факты. Мы работаем с фактами. Все остальное не имеет значения, и вам отлично это известно. Не имеет значения, что Джон Пенеллин – мой друг. Его зять убит, и важно только это, как бы я ни относился к Джону. – Боскован растерялся, словно этот всплеск чувств был неожиданным для него самого. – Я предложил ему пойти домой и подготовиться к защите, – уже спокойнее продолжал он. – Но Джон отказался. Как будто ему хочется сидеть в тюрьме. Как будто ему хочется идти под суд. – Он взял еще один бисквит и разломал его. – Как будто он в самом деле это сделал.

– Мы можем с ним повидаться? – спросил Линли.

Боскован помедлил с ответом. Посмотрел на Линли, потом на Сент-Джеймса, потом перевел взгляд на окно:

– Не положено. И вам это известно.

Линли вынул из кармана свою карточку, но Боскован махнул рукой:

– Да знаю я, что вы в Скотленд-Ярде, но это дело не Скотленд-Ярда, а у меня тут свое начальство. Никаких посетителей, кроме членов семьи и адвокатов, когда речь идет об убийстве. В Пензансе всегда так было вне зависимости от того, что вы делаете там у себя в Лондоне.

– Приятельница Мика Кэмбри исчезла из Лондона, – сказал Линли. – Может быть, Джон Пенеллин что- нибудь знает.

– Вы работаете с этим делом?

Линли не ответил. Девушка в белом, заляпанном пятнами платье принялась переставлять тарелки с соседнего стола на металлический поднос. Печенье ломалось и крошилось. Мятая картошка упала на пол. Боскован не сводил с нее глаз, стуча твердым бисквитом по столу.

– Проклятье, – прошептал он. – Ладно. Постараюсь устроить.

Он оставил их в комнате для допросов в другом крыле здания, где были один стол и пять стульев, не считая зеркала на одной стене и лампочки на потолке, вокруг которой паук неутомимо плел паутину.

– Думаешь, получится? – спросил Линли.

– У него нет выбора.

– Ты так считаешь?

– Другого разумного объяснения нет.

Констебль в форме привел Джона Пенеллина, и тот, увидев своих посетителей, отпрянул, словно его первым порывом было сбежать. Однако дверь уже закрыли, и Джон Пенеллин поглядел на окошко в ней, словно раздумывая, не позвать ли констебля обратно, однако не позвал и подошел к столу. Когда он оперся на него, усаживаясь на стул, стол закачался.

– Что там еще? – устало спросил он.

– Утром в воскресенье Джастин Брук упал со скалы в Ховенстоу, – сказал Линли. – Полицейские думают, будто это несчастный случай. Может быть. А если нет, значит, появился второй убийца или вы невиновны в первом случае, и есть только один убийца. И это как будто логичнее, правда, Джон?

Пенеллин крутил пуговицу на манжете рубашки, но на его лице не дрогнул ни один мускул, разве что под правым глазом, но так быстро, что этого можно было и не заметить.

– «Дейз» взяли вчера утром в Ламорне, – заговорил Сент-Джеймс. – И вечером она разбилась в Пенберт-Коув.

Пуговица, которую крутил Пенеллин, упала на стол. Он подвинул ее к себе и большим пальцем перевернул на другую сторону.

– Я думаю, – продолжал Сент-Джеймс, – это операция троих людей. Есть главный поставщик да еще полдюжины дилеров. Кокаин везут, как я думаю, одним из двух способов. Или дилеры берут его у поставщика – скажем, дело происходит в Сциллисе – и везут сюда. Или поставщик договаривается о встрече с дилерами в одной из здешних бухт. Порт-гаварра кажется мне самой удобной. Берег доступен, деревня далеко, так что вряд ли кто-нибудь заметит. В скалах полно пещер, и там куда как безопаснее производить куплю-продажу, чем в открытом море. Не важно, как дилер получает товар. Главное, получив его, он плывет в Ламорну на «Дейз», а потом доставляет кокаин на мельницу в Ховенстоу, где раскладывает его по дозам.