Устремив взгляд на свое отражение, но не видя его, Джоанна вновь и вновь изнемогала от гнева. Это был не тот огонь, что пожирал ее с такой иррациональной, безудержной силой в субботу вечером в Уэстербрэ, он тлел теперь постоянно, готовый при малейшем толчке воспламенить обиду и жажду мести.
Дэвид предал ее. Она снова и снова растравляла себя этой мыслью, несмотря на то, что долгие годы близких отношений пронизывали все ее существо и требовали, чтобы она его простила. Но нет. Ни за что! Он знал, как сильно она надеялась на то, чтобы «Отелло» стал последним спектаклем, в котором она играет вместе с Робертом Гэбриэлом. Он знал, как мерзки ей его преследования, приправленные якобы случайными столкновениями, вроде бы нечаянными прикосновениями, когда его ладонь скользила по самым кончикам ее грудей, страстные сценические поцелуи перед огромной аудиторией, которая считала, что это часть спектакля, двусмысленные комплименты наедине, сдобренные похвальбой его сексуальным доблестям.
– Нравится тебе это или нет, но когда вы с Гэбриэлом на сцене, вы творите чудеса, – говорил Дэвид.
Ни ревности, ни тревоги. Она всегда пыталась понять почему. До этого момента.
Он солгал ей о пьесе Джой Синклер, сказав, что участие Роберта Гэбриэла – это идея Стинхерста, сказав, что Гэбриэла, возможно, выведут из состава. Но она знала истинную правду, хотя ей невыносимо было то, что эта правда означала… Настоять на том, чтобы Гэбриэла уволили, означало сократить доход от спектакля, что урежет и ее собственный процент… процент Дэвида. А Дэвид любит свои деньги. Свои туфли от Лобба, свой «роллс», свой дом на Риджентс-парк, свой коттедж за городом и костюмы и рубашки с Сэвил-роу. Если все это можно сохранить, что за беда, если его жена еще годик-другой будет отбиваться от потных блудливых рук Роберта Гэбриэла? В конце концов, она делает это уже более десяти лет.
Когда дверь ее уборной открылась, Джоанна даже не обернулась, потому что дверь почти целиком была видна в зеркале. Но ей не нужно было даже смотреть на отражение. За двадцать лет она хорошо изучила повадки своего мужа – его размеренные шаги, треск спички, когда он зажигает сигарету, шуршание одежды, когда он одевается, постепенное расслабление мышц, когда он засыпает. Она могла узнать на слух любое движение и вычислить, что именно он сейчас сделает; в конце концов, они и составляли его суть.
Но сейчас она была не в состоянии ни на чем сосредоточиться. Поэтому взяла щетку для волос и шпильки, отодвинула в сторону коробку с гримировальными принадлежностями и занялась волосам, считая каждое движение щеткой, словно они все дальше уносили ее от длительного отрезка жизни, которую она делила с Дэвидом Сайдемом.
Он ничего не сказал, когда вошел в комнату. Просто как всегда, прошел к шезлонгу. Но на этот раз он не сел. Молча стоял, пока она наконец не положила щетку на столик и не взглянула на него отсутствующим взглядом.
– Полагаю, мне будет немного легче, если я хотя бы узнаю, зачем ты это сделала, – сказал он.
Леди Хелен приехала в дом к Сент-Джеймсам около шести. Она чувствовала одновременно и воодушевление, и уныние. Даже поднос в кабинете Сент-Джеймса – с лепешками, сливками, чаем и сэндвичами – не слишком ее приободрил.
– Судя по твоему виду, тебе не помешает выпить шерри, – констатировал Сент-Джеймс, когда она сняла пальто и перчатки.
Леди Хелен покопалась у себя в сумочке в поисках блокнота.
– Похоже, именно это мне и нужно, – горько согласилась она.
– Не повезло? – спросила Дебора.
Она сидела на пуфике справа от камина, то и дело отщипывая кусочек лепешки для Персика, нечесаной маленькой таксы, которая терпеливо ждала у ее ног, периодически нежно облизывая изящным розовым язычком ее лодыжку. Рядом, на письменном столе Сент-Джеймса, прямо поверх кипы бумаг, с блаженным видом свернулся клубком серый кот Аляска. При появлении леди Хелен он даже не пошевелился, только чуть приоткрыл глаза.
– Не сказала бы, – ответила она, с благодарностью принимая бокал с шерри из рук Сент-Джеймса. – Я получила нужные нам сведения. Только вот…
– Они мало чем помогают Рису, – догадал Сент-Джеймс.
Она ответила ему улыбкой, хорошо если просто дрожащей, а не жалкой. Его слова вдруг причинил ей боль, и, почувствовав, как она несчастна, леди Хелен осознала, что очень рассчитывала на разговор секретаршей лорда Стинхерста, надеясь снять всеобщие подозрения с Риса.
– Да, Рису они не помогают. Да и вообще мало что дают.
– Рассказывай, – попросил Сент-Джеймс.
Рассказывать было особенно нечего. Секретаршу лорда Стинхерста долго уговаривать не пришлось: поняв, что ее рассказ о тех телефонных звонках поможет снять подозрения в соучастии в убийстве с ее шефа, она охотно разоткровенничалась с леди Хелен. Настолько, что даже показала свой блокнот, куда занесла сообщение, которое Стинхерст попросил ее передать всем, кому он назначил встречи. Оно было достаточно простым и коротким. «Непредвиденная задержка в Шотландии из-за несчастного случая. Свяжусь с вами, как только смогу».
Только одна продиктованная ей телефонограмма отличалась от этого повторяющегося сообщения, и хотя текст ее был весьма странным, никакой скрытой крамолы в нем не чувствовалось. «Всплытие вынуждает меня второй раз за этот месяц отложить нашу встречу. Ужасно сожалею. Позвоните мне в Уэстербрэ, если возникнут трудности».
– Всплытие? – переспросил Сент-Джеймс. – Странное словечко. Ты ничего не перепутала?
– Ничего. Секретарша Стинхерста записала все слово в слово.
– Может, театральный жаргон? – предположила Дебора.
Сент-Джеймс неловко уселся в кресло рядом с ней. Она подвинулась на пуфике, освобождая место для его ноги.
– Кому адресовано это последнее сообщение, Хелен?
Она сверилась со своими записями.
– Сэру Кеннету Уиллингейту.
– Друг? Коллега?
– Я не вполне уверена. – Леди Хелен колебалась, пытаясь решить, как подать следующие сведения, чтобы Сент-Джеймс уверовал в их исключительность. Она знала, какой мелочью была эта подробность, и отдавала себе отчет в том, что цепляется за нее, чтобы, если повезет, вывести из-под подозрения Риса. – Вероятно, я хватаюсь за соломинку, Саймон, – чистосердечно продолжала она. – Но в этом последнем разговоре кое-что настораживает. Все остальные звонки должны были отменить договоренности Стинхерста на следующие несколько дней. Секретарша просто прочла мне все фамилии из его ежедневника. Но этот последний звонок Уиллингейту к ежедневнику вообще никакого отношения не имел. Его имя даже не было там записано. Поэтому либо это была встреча, которую Стинхерст назначил сам, не сказав секретарше…
– Либо речь шла вовсе не о встрече, – закончила за нее Дебора.
– Есть только один способ узнать, – заметил Сент-Джеймс. – Вырвать информацию у Стинхерста. Или самим узнать, кто такой Уиллингейт. Но боюсь, мы не можем двинуться дальше, не привлекая Томми. Нам придется отдать ему полученные нами скромные сведения, а дальше он будет действов сам.
– Но Томми не возьмет их! Ты же знаешь! – возразила леди Хелен. – Ему главное – накинуть петлю на Риса. Его интересуют только те факты, которые по его мнению, позволят ему произвести арест. Сейчас для Томми ничто другое значения не имеет! Разве вы это еще не поняли за прошлые выходные? Кроме того если вы сообщите ему, он непременно узнает, что Барбара сама работала над этим делом… с
Сент-Джеймс вздохнул.
– Хелен, одно из двух. Ты не можешь защитить их обоих. Придется принимать решение. Пожертвуешь ли ты Барбарой Хейверс? Или – Рисом?
– Ни им, ни ею.
