проглоченного яда и теперь опять перебежал к тому месту на потолке, под которым сидели девочки, - готовился к новому нападению.
Сестры поели, и Аня прочла благодарственную молитву:
- Благодарим Тя, Христе Боже наш, яко насытил еси нас земных Твоих благ. Не лиши нас и Небесного Твоего Царствия, но яко посреди учеников Твоих пришел еси, Спасе, мир дая им, прииди к нам и спаси нас.
- Аминь! - завопила Юлька, взмахнув допитой бутылкой пепси.
- Тьфу! - Разгневанный и опаленный молитвой, Михрютка не удержался и сплюнул ядовитой слюной в сторону, не сообразив, что опять зря расходует яд, предназначенный для отравления сестер. Увидев, что они все равно уже кончили есть, он потащился обратно в свой пыльный, затянутый паутиной уголок.
- Тебе все понятно, Юля?
- Нет, но звучит красиво.
Девочки сложили оставшуюся еду обратно в сумку, и теперь им снова стало нечего делать. Они сели рядом на разложенных спальниках, и Аня спросила:
- Интересно, долго ли нам тут сидеть придется?
- Вот папа придет из офиса, найдет письмо от похитителей и примется нас спасать.
- А почему ты думаешь, что они пришлют ему письмо?
- Так всегда делают при киднеппинге.
- А-а…
Вдруг Аня подняла голову и спросила дрожащим голосом:
- Юленька, я тебя очень прошу, скажи мне правду!
- Какую еще правду? - с подозрением спросила Юлька.
- У нашего папы здоровое сердце?
- Фу, ну ты и вопросики задаешь! - с облегчением фыркнула Юлька. - Нашла время о папином здоровье беспокоиться!
- Как же ты не понимаешь, Юля! Если у нашего папы слабое сердце, у него может случиться инфаркт, когда он узнает, что нас с тобой похитили.
- Ой, об этом я не подумала, - упавшим голосом сказала Юлька. Но тут же принялась успокаивать и себя, и Аню: - Да здоровое, здоровое у него сердце! Он в теннис играет и зимой в проруби купается.
- Бедный наш папочка, сколько же ему предстоит переживаний!
- Ты лучше о нас сейчас думай, это ведь нас с тобой, а не его похитили.
- Но ты представь, что было бы с тобой и со мной, если бы нашего папу похитили бандиты?
- Да отстань ты со своими глупостями, не трави душу! Давай лучше чем-нибудь займемся, чтобы зря не терзать друг друга.
- Ты права, Юленька. Давай помолимся.
- Этого мне только не хватало! Перед едой молись, после еды молись, ну а задаром-то чего же молиться?
- Не задаром, а за папу нашего! Я, конечно, и одна могу помолиться, но для папы лучше, чтобы обе дочери за него молились. А то Господь подумает, что я прошу у Него для папы здоровья, а ты - нет.
- А он, Господь твой, папе поможет, если у него вдруг станет плохо с сердцем?
- Если услышит наши молитвы - обязательно поможет!
- А как сделать, чтобы услышал?
- Молиться искренне, от всего сердца.
- Подожди, дай подумать…
Юлька задумалась глубоко и серьезно. С одной стороны, за папу не помешает помолиться - ну, хотя бы на всякий случай. Но с другой стороны, киднеппинг, который может так здорово расстроить папу, это полностью ее, Юлькина, затея: честно ли в таком случае будет молиться Аниному Богу о папином здоровье? А кроме того, молиться Богу за папу - это значит признать перед Богом свою вину. А она вовсе ни о чем не жалеет, никакой особенной вины за собой не признает, а только немножко сомневается…
- Не буду молиться, - решила она вслух. - Вредно так много молиться.
- Еще как вредно-то! - проворчал Михрютка, съеживаясь в своем темном уголке под потолком, откуда, почуяв беса и брезгуя таким соседством, уже давно разбежались все пауки.
- Неужели ты за папу ни чуточки не беспокоишься? - удивилась Аня.
- Да беспокоюсь я, беспокоюсь! Отстань, надоела! - Юлька вскочила с места и начала ходить по сараю, потирая плечи и голые руки.
- Бр-р, холодно почему-то становится, а ведь на улице наверняка жара. Давай поболтаем, что ли?
- Прости, Юленька, но я уже устала от разговоров, я буду молиться.
- А мне мысли в голову лезут, когда мы молчим, - пожаловалась Юлька. - Ладно, давай уж я помолюсь вместе с тобой за папу…
- И не вздумай, и не смей, дура! - зашипел Михрютка, грозя сверху мохнатыми когтистыми лапами и рискуя свалиться с потолка. - Твои молитвы все равно никто не услышит!
- Только я боюсь, что от моих молитв никакого толку не будет, - сказала Юлька. - Бог твой меня не услышит.
- Это почему? - удивилась Аня. - Тебе положено молиться, ты ведь крещеная.
- Я - крещеная? - удивилась Юлька. - С чего это ты взяла?
- Ну как же? - в свою очередь, удивилась Аня. - Родились мы обе четырнадцатого июня, так? А через две недели, двадцать восьмого июня нас крестили.
- Откуда ты знаешь?
- У меня документ есть - свидетельство о крещении.
- Так это у тебя! Это же тебя, а не меня крестили.
- Прости, Юленька, но ты какие-то глупости говоришь. Сама подумай: две девочки-близнецы рождаются в один день в одной семье, и вдруг одну крестят, а другую - нет. Позабыли, что ли? Так быть просто не могло.
- Ну да, получается, что и меня тоже крестили в одно время с тобой, мы ведь тогда вместе жили. А у меня никакого свидетельства нет…
- Может, оно у бабушки хранится? Вот поставят ей телефон, мы позвоним и спросим.
- Ладно. Учи давай, как за папу молиться!
- Повторяй за мной: Господи! Спаси и помилуй раба Твоего Дмитрия, защити его от всех врагов видимых и невидимых, пошли ему здравие душевное и телесное!
- Господи… спаси и помилуй… - У болтушки Юльки язык вдруг начал заплетаться, но она упорно, слово за словом повторяла Анины слова.
- Караул! Совсем достали скверные девчонки своими молитвами!- закричал Михрютка и сиганул сквозь дырявую крышу сарая наружу. - Весь левый бок Михрюточке ошпарили! Прыгун, Прыгун, ты где? Спасай свою девчонку, пока не поздно, - ее молитвам учат!
Прыгуна возле сарая и не было: обнаружив, что Ангелы Хранители не оставляют сестер, он решил с ними не связываться и удрал на другой конец острова, к Кактусу в гости. Но зато под окном часовни так и стояли на страже Иоанн с Юлиусом. Контуженный молитвой бес-домовой свалился прямо им под ноги. Иоанн поддел его своим мечом и, размахнувшись, отправил его кувыркаться через всю сиреневую рощу.
- Не смей мешать людям молиться! Вот видишь, - обратился он к Юлиусу, - я же говорил, что Господь любое зло может в добро претворить. Поздравляю, брат: твоя отроковица сейчас впервые в жизни помолилась, да еще как помолилась-то! От всего сердца, с любовью, с жаром.
Юлиус кивнул. Он сиял, и слезы в его глазах тоже сияли.
- Слава Тебе, Господи, слава Тебе! - только и сумел он вымолвить.