А Юля и Жанна молчали и не сделали ни одного движения навстречу.

Мишин подвел Аню к Юльке. Та сидела, уставившись в кофейную чашку.

- Юлька, а ты чего сидишь, как кукла на витрине? - весело спросил папа. - Поздоровайся с Аннушкой, поцелуй ее, ведь родная сестра к тебе приехала!

Юлька встала, подошла к Ане, коротко и быстро поцеловала ее в щеку, будто сердито клюнула, и снова села на свое место с каменным лицом. Какой-то неправильный это был поцелуй.

Жанна, не дожидаясь, чтобы ей тоже напомнили о законах гостеприимства, встала и сама подошла к Аннушке.

- Здравствуй, милочка. Очень рада видеть тебя в нашем доме, - сказала она мелодичным голосом и поцеловала Аню в другую щеку.

О, каким холодом обдало девочку от этого поцелуя! Несколько лет назад у Ани разболелся молочный зуб, и зубной врач сказал, что придется его удалять. Он сделал укол в десну, и вот тогда у нее была точно такая же щека, как сейчас, - будто отмороженная. Опасный это был поцелуй, и Аня решила, что больше никогда не позволит Жанне целовать себя.

Ангел Иоанн подошел, ласково погладил Аннушку по одной и по другой щеке, стер следы поцелуя неправильного и поцелуя опасного, и Аннушка сразу же о них забыла.

Мишин усадил Аню между собой и Юлькой и сказал:

- Ну-ка, Юлька, поухаживай за сестрой! Положи ей хлопьев, налей молока, сделай бутерброд, какой она захочет, кофе налей…

- Хорошо, папочка, - сказала Юлька.

После этого Мишин уселся сам и начал завтракать, попутно беседуя с Акопом Спартаковичем и Павлом Ивановичем о предстоящих на день делах и предоставив сестер друг дружке.

Жан стоял за стулом Жанны, положив ей на плечи когтистые лапы, и наслаждался злобой, подозрительностью, презрением и коварством, которыми так и дышала Жанна. На духовном уровне, людям не видимом, это выражалось мелкими серо-желтыми сернистыми облачками, вылетавшими из груди и головы красавицы-ведьмы. Жан на лету ловил эти облачка длинным, раздвоенным на конце фиолетовым языком и жадно заглатывал их.

Прыгуну за этим завтраком тоже удалось полакомиться исходившими от Юльки ревностью и коварством.

Юлька взяла фарфоровую мисочку, насыпала туда кукурузных хлопьев, налила из молочника горячего молока и поставила ее перед Аней. И все это без единого слова и даже взгляда.

Аня стала так же молча есть. «Это она растерялась, - подумала она про сестру. - Ничего, мы еще успеем подружиться».

После хлопьев Юлька налила ей в чашку кофе, добавила сливок и стала сыпать сахар - одну, две, три ложечки и уже зачерпнула четвертую.

- Спасибо, я не люблю, когда слишком сладко, - попыталась ее остановить Аня. Но Юлька все же успела высыпать в ее чашку и четвертую ложку.

Аня размешала сахар, с признательностью поглядывая на Юльку, поднесла чашку ко рту и сделала глоток. О, ужас! Она едва удержалась, чтобы не выплюнуть кофе прямо на стол - он был соленый! «Бедная Юля, она так разволновалась, что перепутала солонку с сахарницей, - подумала Аня. - Придется выпить эту гадость, чтобы не смутить ее еще больше». И она стала пить кофе малюсенькими гло-точками.

- Как тебе спалось на новом месте, Анна? - спросила Жанна ровным холодным голосом.

- Спасибо, очень хорошо, - ответила девочка, продолжая мужественно отпивать соленый кофе.

- Комарики не кусали? - поинтересовалась Юлька с подозрительной заботливостью в голосе.

- Нет. В комнате их много было с ночи, но они меня не кусали. Я думаю, их лягушки напугали.

- Какие еще лягушки? - удивленно спросила Жанна, приподняв тонкие нарисованные брови.

Теперь можно было отставить чашку, чтобы ответить Жанне подобающе вежливо и обстоятельно, и Аня так и сделала.

- Ночью ко мне в окно запрыгнул лягушонок, - начала она, с облегчением отодвинув подальше ужасный кофе. - Я его поймала и выпустила обратно в сад. Но ему, наверно, очень понравилось в комнате, где так много комаров развелось, и он припрыгал обратно и еще трех друзей с собой привел.

- Комары? - удивился Мишин. - Откуда в той комнате комары взялись? Когда я Аню спать укладывал, никаких комаров там не было, я бы заметил. Странно…

- Надо же, у нас в саду появились лягушки! И куда это смотрит охрана, Павлуша? - спросила Жанна, уводя разговор в сторону от комариной проблемы.

- Всех переловим и расстреляем, - пообещал начальник охраны. - И комаров, разумеется, тоже.

Юлька молчала. И по тому, как она молчала, Аня догадалась, что лягушата и комары в ее комнате и соленый кофе - все это ее рук дело. Ей стало очень обидно, так обидно, что она изо всех сил крепилась, чтобы не расплакаться прямо за столом. Она повернулась к отцу.

- Папа, я уже позавтракала. Можно мне теперь пойти посмотреть сад?

- Да, конечно. Юлька, покажи сестре сад, покажи дом. Ты, конечно, захочешь, чтобы она поселилась вместе с тобой?

- Что ты, папка! Ты загляни в мою комнату - там же ногу поставить некуда!

- Что правда, то правда, - подтвердила Жанна, забыв добавить, что ногу некуда поставить в Юлькиной комнате из-за чудовищного в ней беспорядка.

- Ну, пусть тогда Аннушка займет какую-нибудь комнату рядом с твоей. Словом, устраивайтесь сами, девочки, мне сейчас некогда этим заниматься, я должен ехать в офис. Не помогай им, Жанна, пусть учатся быть хозяйками - для кого я строил этот дом?

- Как скажешь, Митенька, - проворковала Жанна.

- Я сама подберу комнату моей сестричке, не волнуйся, папочка, - сказала Юлька сладеньким голоском, ничего хорошего Ане не обещавшим.

Аня встала, перекрестилась, аккуратно приставила свой стул к столу, сказала «спасибо» и вышла из столовой.

В саду она побежала к беседке, которую еще утром заприметила из окна, села там на скамейку и горько заплакала, приговаривая: «Бабушка, милая бабушка! Я хочу обратно домой-ой-ой-ой!»

Ангел Иоанн стоял над ней и переживал за свою обиженную сиротку.

- И за что это, брат, твоя Юлия так невзлюбила родную сестру? - спросил он подлетевшего Юлиуса. - Зело это меня удручает. Мнится мне, нам и вправду лучше уехать обратно к бабушке, пока не поздно…

- И тем нарушить повеление Господне?

- Да, ты прав, благодарствую за напоминание. Придется нам потерпеть. Но твоя подопечная, надо прямо сказать, брат Юлиус, не сахар, ой не сахар! - молвил он, утирая скупую ангельскую слезу.

- Братец Иванушка, ты на нее не сердись, сделай милость! Это у нее стресс!

- Что, что там такое у нее? - удивился Ангел Иоанн.

- Ну, стресс, нервное напряжение. Немало ей нынче выпало волнений: ночь она почти не спала, отлавливала в саду комаров, планы строила, а с рассветом пошла на пруд ловить лягушек и там плюхнулась в тину и вся перемазалась! Ты заметил, брат Иван, какое у Юленьки личико стало перевернутое, когда Аннушка сказала, что лягушата в ее комнате переловили всех комаров?

- Заметил, это я заметил, - сказал Иоанн.

- Ну, вот тебе и стресс!

- Та-ак…

- Иванушка, подумай сам, братец, какой с нее спрос? Она без бабушки росла! Она же, бедняжка, лишена духовности, ее эмоции одолевают!

- Не эмоции твою Юлию одолевают, а бесы.

- Ну, бесы - это слишком сильно сказано! Хотя Прыгун ей, конечно, проходу не дает. Он мелкий, но гадкий и на гадости падкий… Ну да, конечно, это он во всем виноват! Это он мою духовно беззащитную девочку толкает на всякие шалости! А еще ведь она очень боится, что отец с приездом Ани станет ее меньше любить. Такие переживания для впечатлительной отроковицы могут кончиться нервным истощением или депрессией. Того и гляди, в больницу попадем… Пожалеть бы ее надо, Иванушка!

- Ну и ну! - удивленно покрутил златокудрой главой Ангел Иоанн. - Однако и обрела же себе Ангела