же оставалась с родителями. На ее руках они и скончались. Мать долго и мучительно умирала от чахотки. Потом последовало долгое угасание отца от непонятной болезни с многочисленными странными симптомами, которая свела его в могилу.

Весь этот груз Аманде довелось вынести на своих плечах. Ее сестры были слишком поглощены своими семьями, чтобы предложить помощь, а большинство друзей и родственников постарались уверить себя, что Аманда вполне способна справиться в одиночку с любыми трудностями. В конце концов, она – старая дева, чем ей еще заняться?

Одна доброжелательная тетушка даже заявила, будто считает, что сам Господь уберег племянницу от замужества, с тем чтобы кто-то заботился о больных родителях. Правда, Аманда предпочла бы, чтобы Всемогущий распорядился как-то иначе. Очевидно, никому не приходило в голову, что Аманда тоже могла бы подыскать мужа, если бы не потратила молодость на уход за матерью и отцом.

Эти годы стали для нее как моральным, так и физическим испытанием. Мать, которая всегда была остра на язык и капризна, переносила тяготы своего состояния со спокойным достоинством, поражавшим Аманду. Почти перед самым концом мать казалась такой любящей и доброжелательной, что Аманда только диву давалась, и ее кончина стала для дочери тяжелым ударом.

В отличие от матери отец из человека добродушного превратился в самого невыносимого пациента, которого только Можно было вообразить. У Аманды не было времени даже присесть: приходилось постоянно подносить ему то одно, то другое, готовить обеды, которые он неизменно критиковал, удовлетворять сотни немыслимых требований. По вечерам она валилась с ног от изнеможения.

Вместо того чтобы медленно отравлять себя сожалениями о том, что она упустила в жизни, и постоянным раздражением на окружающих, Аманда принялась по ночам и с раннего утра писать книги. Все началось с желания немного отвлечься, но с каждой страницей все больше росла надежда на то, что ее работа достойна быть изданной.

Ко времени кончины отца вышли уже две книги, и Аманда обрела свободу поступать так, как сочтет нужным. Последние годы она провела в самом большом и оживленном городе мира, среди населявших его полутора миллионов жителей. На две тысячи фунтов, полученные по завещанию, и деньги от продажи дома Аманда купила небольшой, но элегантный особняк в западной части Лондона, привезла с собой старых слуг семьи – лакея Чарлза и горничную Сьюки и наняла кухарку Вайолет.

Лондон оправдал все ее надежды, чтобы не сказать больше. И теперь, после полугодового пребывания в городе, Аманда просыпалась по утрам с чувством радостного изумления. Она любила даже грязь и шум, сбивающий с толку головокружительный ритм города, пронзительные крики уличных разносчиков, будившие жителей, стук колес экипажей по булыжникам мостовых к концу дня. На душе становилось легче от сознания того, что раз в неделю она может посетить званый ужин, литературный вечер или любительский спектакль.

Для нее было настоящим сюрпризом узнать об известности, которой она пользовалась в писательских кругах Лондона. Многие издатели, поэты, журналисты и писатели, как оказалось, знали ее имя и читали произведения. Там, в Виндзоре, знакомые считали ее занятие легкомысленным, и, уж разумеется, ни один из них не одобрял написанного ею, намекая на то, что для порядочных людей ее романы чересчур вульгарны.

Сама Аманда не могла понять, почему ее творчество так не соответствовало характеру. Казалось, стоило взять в руки перо, как оно обретало собственную волю и начинало само собой бегать по бумаге.. Ее персонажи абсолютно не походили на тех людей, которых она знала в жизни: зачастую свирепые, неукротимые, грубые, всегда страстные, они иногда гибли, но иногда и торжествовали, несмотря на полное отсутствие моральных принципов. И поскольку ее герои были вымышлены, Аманда поняла, что их чувства и эмоции могут таиться исключительно в ее душе. Но сама она избегала задумываться над этим, в противном случае такое открытие сильно встревожило бы ее.

«Дамское рукоделие» – так назвал Джек романы женщин- писательниц. Она прочла много таких историй о людях привилегированных, из высшего общества, их причудах, экстравагантном образе жизни, одежде и изысканных драгоценностях. Но Аманда так мало знала о представителях высшего класса, что не могла бы сочинить подобный роман даже под угрозой расстрела. Она писала о провинциалах, рабочих и священниках, офицерах и сельских сквайрах. К счастью, ее истории, казалось, находили отклик в душах читателей, и тиражи мигом продавались.

Через неделю после своего дня рождения Аманда приняла приглашение на званый ужин в доме мистера Тадцеуса Толбота, адвоката, занимавшегося переговорами между авторами и издателями. Многие деловые вопросы решались при посредстве мистера Толбота. Аманда считала его самым веселым и жизнерадостным сибаритом из всех своих знакомых. Он швырял деньги не считая, пил, курил, играл и гонялся за юбками, словом, жил в полное свое удовольствие. На его званых ужинах было всегда полно народу, поскольку еда была обильной и вкусной, вино лилось рекой, а атмосфера была самая теплая.

Очень рада, что в такую чудесную ночь вы не остались дома, мисс Аманда, – заметила горничная Сьюки, когда Аманда в последний раз встала перед большим зеркалом, проверяя, все ли в порядке. Уже немолодая, но живая и энергичная женщина, смахивающая на эльфа миниатюрной фигуркой и худобой, она много лет служила в семье Брайерз.

– Просто чудо, что вы не слегли с мигренью после всего этого сидения за столом! Подумать только, целую неделю пера из рук не выпускали!

– Я должна была закончить роман, – с легкой улыбкой пояснила Аманда, – и поэтому не смела нигде показаться, на случай если до мистера Шеффилда дойдут слухи о том, как я шатаюсь по городу, вместо того чтобы заниматься делом.

Сьюки понимающе кивнула при упоминании об издателе Аманды, вечно угрюмом зануде, который постоянно беспокоился, что его подопечные писатели завертятся в вихре светских удовольствий и забудут о работе. Но по правде говоря, опасения его были небезосновательны: город манил разнообразием развлечений, и как же легко было забыть свои обязательства!

Глядя в высокое заиндевевшее окно у двери, Аманда вздрогнула и с несчастным видом обернулась к своей теплой гостиной. Ей вдруг ужасно захотелось переодеться в удобное старое платье и провести вечер у камина.

– Похоже, на улице ужасный холод, – пробормотала она. Сьюки, не переставая щебетать, поспешила принести , вечерний плащ госпожи из черного бархата.

– Ах, какой там холод, мисс Аманда! – отмахнулась она. – Еще будет время коротать целые дни перед камином, когда слишком состаритесь и одряхлеете, чтобы вынести зимнюю стужу. А пока есть возможность, нужно как следует повеселиться с друзьями. Подумаешь, слегка прохладно… Я положу угли в грелку и подам вам горячего молока с бренди, когда вернетесь.

–  Хорошо, Сьюки, – послушно ответила Аманда, улыбаясь горничной.

– Да, мисс Аманда, – осмелилась напомнить горничная, – вам лучше придержать язычок в присутствии джентльменов. Постарайтесь побольше льстить им, улыбаться и

Делать вид, будто соглашаетесь с тем вздором, который они несут насчет политики и тому подобного…

– Сьюки, – сухо перебила Аманда, – ты все еще питаешь надежды на мое замужество, не так ли?

– Что ж, все может быть, – уклончиво ответила горничная.

– Я иду на вечер исключительно ради того, чтобы немного побыть в кругу друзей, – сообщила Аманда, – и, уж разумеется, не охотиться за мужем.

– Да, но уж очень вы милы сегодня, – объявила Сьюки, одобрительно оглядывая черное вечернее платье Аманды из мерцающего жатого шелка, с большим декольте, идеально облегающего ее пышные формы. Сверкающие гагатовые бусины украшали лиф и длинные рукава. К платью полагались перчатки и туфли из мягкой черной замши. Ансамбль получился на редкость элегантным, невероятно шел Аманде и выгодно подчеркивал грудь. Хотя Аманда никогда не была особенно привержена моде, все же недавно посоветовалась с известной лондонской модисткой и заказала несколько новых туалетов.

С помощью Сьюки она завернулась в подбитый горностаем плащ, продела руки в отделанные шелком проймы и застегнула золотую застежку на шее. Сьюки осторожно надела ей на голову парижскую шляпу из черного бархата с розовой шелковой подкладкой. Именно горничная уговорила Аманду уложить волосы иначе, чем в обычные дни, так, чтобы из неплотно скрученного узла выбивалось несколько длинных локонов.

– Клянусь, вы еще сумеете найти мужа! – воскликнула Сьюки. – И может, даже сегодня!

– Не нужен мне муж, – резко бросила Аманда. – Предпочитаю независимость!

– Независимость! – фыркнула Сьюки, воздев глаза к небу. – Уж поверьте, мужчина в вашей постели понравится вам куда больше! – Сьюки, – одернула горничную Аманда. Но та только рассмеялась, уверенная в своем праве старой и доверенной служанки говорить в глаза госпоже все, что считает нужным.

– Клянусь, вам достанется мужчина непригляднее, чем вашим сестрам, благослови их обеих Господь, – предсказала Сьюки. – Как я говорю, лучшее всегда приходит к тому, кто умеет ждать.

– И кто бы посмел возразить, – сухо прокомментировала Аманда, съежившись от внезапного порыва ветра, когда лакей Чарлз открыл ей дверь.

– Экипаж готов, мисс Аманда, – радостно сообщил он, поправляя висевшую на руке полость. Аманда в сопровождении лакея проследовала к старой, но крепкой и ухоженной фамильной карете. Чарлз подсадил ее и укрыл ноги полостью.

Откинувшись на потертую спинку сиденья, Аманда сжалась