Галя = любовь» появился торопливо напыленный краской на стене призыв: «Russen raus» — «Русские, вон!», а у моего «Опеля» кто-то проколол шину и свернул зеркало бокового вида.

Мне импонирует немецкая сдержанность, умение владеть собой, по крайней мере, на людях. За годы работы в Германии я видел лишь одну ссору, кстати, в Карлсхорсте, когда в супермаркете обиженный пожилой джентльмен выговаривал допустившей ошибку девушке-кассирше... шепотом. В «Бееренлаубе» наблюдал драку между двумя бородатыми мусорщиками. Она продолжалась (бесшумно) секунд пятнадцать. Современный немец прекрасно умеет владеть собой. Это признак цивилизованности.

Конечно, немцы разговаривают не только вполголоса. Приходилось не раз наблюдать политические драки между облаченными в рвань леваками и полицией. Это зрелищно — и те, и другие готовятся к этой, если хотите, театрализованной потасовке, которая снимается на пленку.

Зато веселятся они шумно, во весь голос распевают народные песни, щекочут друг другу бока и задорно визжат! Столько радости выплескивается в единицу времени, что диву даешься. Особенно в так называемый «Октоберфест» — «Октябрьский праздник» по случаю окончания уборки урожая (в городах его отмечают, пожалуй, веселее, чем в деревнях). Пьют в большом количестве пиво, жарят на огне колбаски или целую свинью. И вовсю резвятся.

В немцах есть еще одно противоречие. Любовь к родному гнездышку, повседневному домоседству, с одной стороны, и страсть к перемене мест, к путешествиям, с другой. Эту черту своих соотечественников подметил живший в XVIII веке философ Иоганн Готфрид Гердер. В старину многие из немецких племен, писал он, пребывали в вечном непокое; никакой народ не переселялся так часто, как они. И заключает: «Жизнь довольно-таки татарская».

Есть в немецком характере черта, вызывающая в широкой русской душе легкую усмешку, — точность. Если немец говорит, что встретится с вами в 15.20, значит, он будет на месте в 15.20, а не в 15.30. Невероятно, но немецкий наземный и подземный, воздушный и водный транспорт перемещается строго по расписанию. Бывают, конечно, опоздания, но ведь невозможно предсказать землетрясение, наводнение или пожар. Если по какой-либо причине (к примеру, ремонт) линия метро или наземки — «эсбана» закрывается, то на всех станциях вывешивается объявление о следующих тем же маршрутом специальных автобусах.

Нередко немецкая любовь к точности переходит в болезненную педантичность. В институте меня смешил анекдот о немцах: к морю ведет дорога, табличка: «До-моря 1000 метров», потом: «До моря 900 метров» и так далее. На берегу стоит табличка с надписью: «Море». Этот анекдот  — не преувеличение. Тяга немцев к всевозможным письменным уточнениям, напоминаниям, запрещениям и предупреждениям безгранична и неистребима. Я коллекционировал эти надписи. В берлинском народном парке Фридрихсхайн, в кафе, я прочитал такое объявление: «В зале недопустимо изменение порядка расположения стульев», а на Ратушной площади саксонского городка Ортсранд любовь к точности была доведена до абсолюта — стрелка-указатель сообщала: «До туалета — 51,5 метра».

Свойственное некоторым нациям отсутствие пунктуальности порой доводит немца до столбняка, или, наоборот, воспитывает в нем приспособительный рефлекс. Как-то я жил в Берлине в «Гастхаусе» — Доме для гостей Союза свободной немецкой молодежи на Пистрориусштрассе. На другой день по приезде я сидел под портретом Хонеккера в столовой, в полном одиночестве, и ждал Бригитту, хозяйку, которая должна была принести мне завтрак ровно в восемь. Была уже половина девятого, а она все не появлялась. Я недоумевал: возможно ли такое? Без двадцати девять она вошла с подносом, и на мой удивленный вопрос, почему опоздала, заявила мне: — Так вы же из России!

Дескать, русские люди никогда вовремя не приходят.

В другой раз мне довелось остановиться в доме у супругов-пенсионеров Гюнтерс на Егерштрассе (в ту пору Отто Нушкештрассе). Их пунктуальность, переходящая в дотошность, не знала предела. На двери моей комнаты была прибита табличка: «Ausgang» — «Выход», словно я мог выйти на улицу через дверцу шкафа или окно.

Каждое утро фрау Гюнтерс приносила завтрак: несколько кусочков колбасы или зельца, кусочек сыра, масло, джем, чашечку кофе, а также поставленное в специальную рюмочку горячее яйцо, на которое был надет теплый шерстяной колпачок с вышивкой: «Гутен аппетит!».

Рождество у немцев — самый важный праздник. К нему готовятся за месяц, ходят с детьми на рождественские базары с аттракционами и духовым оркестром, обставляют квартиры рождественскими символами: Вифлеемской звездой и украшенной огнями дугой, которая, кстати, сравнительно недавно появилась в Восточной Германии и распространились по всей стране, хотя ее смысл знают далеко не все. Моя соседка по дому фрау Шеффель объяснила мне его. Этот символ пришел из Эрцгебирге — Рудных гор, где много полезных ископаемых. Когда горняки поднимаются на поверхность шахты, первое, что они видят, — образующие дугу огни над входом; постепенно эта дуга стала символом возвращения домой, к семейному очагу.

Незадолго до объединения Германии, летом 90-го, я приехал на Эльбу в так называемую «Деревенскую республику Рютерберг», расположенную в окрестностях мекленбургского городка Демиц. Ее провозгласили жители деревни, руководимые бургомистром Шмехелем и престарелым портным Разенбергером. Над деревней взвился республиканский флаг: на трехцветном красно-желто-голубом знамени земли Мекленбург — рыцарь со щитом и мечом; название деревни означает «Рыцарская гора».

После образования ГДР в 49-м году деревня Рютерберг очутилась в пограничной ничейной полосе, называемой там «мертвой». Сначала ее отгородили трехметровой высоты стеной от реки, чтобы никто не сбежал вплавь, затем со всех сторон обнесли металлической оградой с колючей проволокой, построили ворота и поставили возле них пограничный пост. Но и это показалось недостаточно герметичным. Протянули еще две полосы ограждений, а в лесу вокруг деревни разбросали капканы и выпустили овчарок на длинных поводках.