а Бидди так и не узнала, что оно оттуда исчезало.
— Мэгги нашла письмо? — еле слышно переспросила Эвелинда, осознавая, что допустила крупную ошибку в суждениях. Господи, как глупо! Ведь в глубине души она знала — Бидди не могла быть убийцей. Зато Фергус, питавший к Бидди нежные чувства, вполне подходил на эту роль. Он воин и всю жизнь учился убивать тех, кто угрожает его дому, его близким и ему самому. Ни за что на свете нельзя было приходить сюда вместе с ним.
— Эх, девочка, и зачем ты только сунула нос в это дело?
Он шагнул к ней, и она тут же с опаской отступила назад.
— Вам нужно было всего-навсего не ворошить прошлое... Теперь мне придется убить и вас, чтобы защитить Бидди.
— Защитить Бидди от чего? — мрачно поинтересовалась Эвелинда, продолжая отступать по мере его приближения.
— Защитить от любого, кто узнает, что она выстрелила из лука в Дарака.
Обнаружив, что находится в опасной близости от обрыва, Эвелинда изменила направление движения и, шагнув в сторону, спросила:
— Все эти годы вы знали, что она убила его, и защищали ее?
— Нет, она его не убивала, — твердо возразил он. — Это сделал я.
— Но вы же сказали, что она выстрелила из лука в Дарака, — заметила она в недоумении.
— Да, она выстрелила, — подтвердил он. — Но не убила его. Он начал выздоравливать, и на третий день после того, как он был ранен, я задушил его, когда он спал.
Эвелинда остановилась. Какое облегчение узнать, что Бидди все-таки не убийца! Увы, это дивное известие никак не влияло на печальное положение самой Эвелинды. А вот чем дольше Фергус будет говорить, тем больше у нее шансов найти какое-нибудь спасительное решение. И Эвелинда задала следующий вопрос:
— Значит, его погубила не лихорадка?
Фергус покачал головой:
— Его погубила идиотская неспособность обуздать свою поганую похоть.
Эвелинда ошарашенно вытаращила глаза, но Фергус не извинился за то, что так грязно выругался при ней. Кажется, внезапно рассвирепев, он даже не заметил этого.
— Ему повезло с женой, этому Дараку! — заявил Фергус, неожиданно повысив голос до крика. — Бидди любила его. И как любила! Она боготворила его и прощала ему все грехи, — почти пожаловался он. — О Боже! Ради такой любви можно пойти на что угодно.
Эвелинда понимающе кивнула:
— Даже на убийство...
Фергус сердито взглянул на нее, но подтвердил:
— Верно. Дарак не стоил ее. Мало того, что он лез под юбку к каждой бабе, которая проходила мимо, и Бидди уже все глаза из-за этого выплакала, так он добрался до ее родной сестры! — Он плюнул себе под ноги. — Бидди прощала ему всех остальных женщин, но я знал, что этого она не простит никогда. Она страшно любила Дженни.
— Вы рассказали ей? — неуверенно спросила Эвелинда, чувствуя всю нелепость подобного предположения. Ведь предсмертная исповедь Дженни явно указывала на то, что Бидди находилась в полном неведении относительно этой любовной связи и ее последствий и должна была узнать обо всем именно из письма.
— Нет. Я хотел, но не смог причинить ей такую боль... Но я знал. Я случайно застал эту парочку — Дарака и Дженни — здесь, у обрыва. К тому времени девочка гостила в Доннехэде почти три недели. Когда я увидел их, Дарак лез к ней под юбку. Прямо болезнь какая-то. Стоило ему оказаться рядом с женщиной, и он переставал владеть собой. А Дженни... она была целиком поглощена им, восклицала, как она его любит, и благодарила судьбу за то, что любима таким бесподобным человеком. — Фергус с отвращением покачал головой: — Дарак не любил ее. Он не любил никого на свете, кроме себя. Хоть бы соврал девочке из сострадания... Куда там! Он пыхтел на ней, пока не излил свое семя. А когда она вновь спросила, любит ли он ее, Дарак расхохотался и ответил: «Конечно, я люблю тебя. Я люблю всех женщин. Они похожи на цветы, и я срываю их. — Страшно довольный собой, он игриво потрепал ее по подбородку и небрежно добавил: — Это было забавно. Возможно, я найду время поразвлечься с тобой еще разок ближе к вечеру». И он отправился восвояси, оставив ее в полнейшем отчаянии.
Эвелинда прикусила губу. Невозможно представить себе унижение, которое должна была испытывать Дженни в тот момент.
— Да, — сказал Фергус, уловив выражение ее лица, — он был просто похотливым животным. Так вот он бросил ее здесь в ужасающем состоянии. Бедная дурочка попыталась кинуться со скалы. Возможно, так было бы лучше и мне не стоило вмешиваться. Но я остановил ее и принялся успокаивать. В конце концов она согласилась с тем, что ей еще рано умирать. Она умоляла меня ничего не рассказывать Бидди и хотела поскорее уехать. Я помог ей. Я увез Дженни из Доннехэда, не дожидаясь, пока Бидди заподозрит неладное и вынудит девочку во всем признаться. Я не желал, чтобы Бидди страдала.
— Но Дженни вернулась, — заметила Эвелинда.
— Да, — мрачно произнес Фергус. — Через два месяца. Все могло бы сложиться иначе, если бы я был здесь в тот момент, когда она приехала. — Он вздохнул и покачал головой. — Она рассказала Дараку о том, что беременна. — Фергус помолчал и, коротко взглянув на Эвелинду, добавил: — Вы читали письмо и знаете, что произошло потом.
Эвелинда сдержанно кивнула:
— Знаю. Дарак повел себя крайне жестоко, и она покончила с собой.
— Мы надеялись ее остановить. Перед тем как повеситься, она просунула письмо под дверь спальни Дарака и Бидди. Я поднимался на второй этаж, чтобы зажечь факелы — тогда в коридоре поддерживали освещение, — и увидел Дарака, выходившего из спальни. Он открыл дверь и остановился. Затем нагнулся и поднял с пола письмо. Он развернул его, прочел и, выругавшись, устремился в комнату Дженни. Но там было пусто. Он пронесся мимо меня и ринулся вниз по лестнице. Я последовал за ним. Он направился к обрыву, очевидно, полагая, что девочка собирается броситься со скалы. По дороге Дарак смял письмо и затолкал его в поясную сумку. Однако в спешке сделал это кое-как, и через пару шагов письмо выпало. Он ничего не заметил. А я поднял послание Дженни, прочел его и, спрятав к себе в сумку, пошел обратно в башню. Я тоже подумал, что девочка решила броситься вниз, и не хотел смотреть на это. Я рассчитывал дождаться новостей, сидя в главном зале, но, вернувшись, тут же услышал вопль Бидди. Она обнаружила свою сестру. Дженни повесилась в соларе.
— Если вы спрятали письмо, то как оно оказалось у Бидди?
— Через две недели после смерти Дженни я подложил его в солар. Я хотел, чтобы Бидди нашла письмо и подумала, что девочка сама оставила его там. Так и вышло.
— Зачем вы это сделали? — спросила Эвелинда в полном недоумении. Кажется, не было более верного способа сломать жизнь Бидди. И кто же нанес женщине сокрушительный удар? Мужчина, посвятивший последние несколько минут рассказам о том, что он не мог сделать того, и другого, и пятого, и десятого из-за опасения причинить ей боль.
— Мне опротивело наблюдать за тем, как негодяй Дарак изображает любящего заботливого мужа. Он был виновником всех бед, из-за него умерла Дженни — и вот теперь он предоставлял Бидди возможность поплакать у него на плече. А она так благодарила его за это! — Фергус на мгновение зажмурился и покачал головой: — Я ошибся. Мне хотелось, чтобы она узнала, каков он на самом деле, однако я не мог предвидеть ее реакцию. Оставив письмо, я уехал на охоту и радостно предвкушал, как после нашего возвращения Бидди обрушится на Дарака и во всеуслышание разоблачит его. Вместо этого она пустила в негодяя стрелу.
— Почему вы так уверены? Может быть, и правда произошел несчастный случай? — с надеждой спросила Эвелинда.
— Нет. Это была ее стрела. Там особое оперение, — пояснил он. — Когда Бидди с Дараком только поженились, у нее был ручной лебедь. Через несколько лет он умер, но она сохранила перья и делала себе стрелы, чередуя в оперении белые лебяжьи перья с темными гусиными или какими-нибудь еще. Я сразу узнал ее стрелу и понял, что Лиам тоже узнает. У меня не было времени удалить ее и заменить другой, поэтому пришлось замазать оперение кровью и грязью. Это сработало, никто ничего не заметил.
— Но стрела только ранила его, — напомнила Эвелинда. — А убили — вы. Вы же сами сказали.
— Да. Я задушил его, когда он спал, но об этом знал только я. Для всех остальных он умер от раны, — сказал Фергус и с сожалением добавил: — Бидди страшно переживала... Но я был уверен, что это только чувство вины и со временем ей полегчает.
Он умолк, глядя на камни, покрывающие могилу Дженни, и, кажется, вовсе не видя их. Он явно погрузился в мысли о прошлом, и Эвелинда, воспользовавшись возникшей паузой, осмотрелась по сторонам в поисках пути к спасению или по крайней мере какого-нибудь орудия для защиты. Однако краем глаза она все время следила за Фергусом и в тот момент, когда он, очнувшись от воспоминаний, поднял голову и шагнул вперед, быстро спросила:
— Почему вы убили отца Каллена, Лиама?
— Лиам. — Он произнес это имя почти с благоговением.
— Прошло десять лет, — уточнила она. — Зачем было убивать его через столько времени? Очевидно, тогда убийство Дарака уже благополучно сошло вам с рук.
— Да, я тоже так думал. Десять лет прошли спокойно, и я почти не вспоминал о Дараке... пока прошлое не выстрелило в меня той самой стрелой. — Он сокрушенно прищелкнул языком. — Видимо, как только ее вынули из раны на спине Дарака, Лиам отнес ее к себе в комнату. Я не знал об этом и думал, что стрелу Бидди просто выкинули. Иначе я непременно выкрал бы ее из его спальни. Но я ни о чем не подозревал и не ожидал неприятностей. Мое недомыслие стоило Лиаму жизни, — признался Фергус, и