свою гордыню в обмен на возможность держать вас в своих объятиях, я умоляю простить меня.

Слезы выступили у нее на глазах.

– Пожалуйста, только встаньте. Он покачал головой.

– Если хотите, я даже извинюсь за оскорбление вашей матери. Но я не смогу встать, пока не получу от вас прощения. Вы для меня все, Мойра Тиндейл, и мне безразлично, что все будут знать об этом. Если потребуется, я буду молить о прощении каждую ночь до конца моей жизни, но вы сможете уберечь мои колени, прямо здесь и сейчас заявив мне, недостойному, что я могу употребить остаток дней своих с большей пользой, доказывая, как люблю и обожаю вас.

Мойра глядела на него, а по щекам ее текли слезы. В углу комнаты кто-то захлюпал носом. Потом кто-то еще. Его речь явно произвела впечатление не только на женщину, стоявшую прямо перед ним.

Конечно, он допустил ошибку. Завтра все только и будут говорить о нем. Не мешало бы подумать, прежде чем произносить экспромты. Его гордость непременно пострадает. Он станет посмешищем – в этом можно не сомневаться.

И тут Мойра совершила экстраординарный поступок. Она могла просто сказать ему, что прощает его, или повернуться к нему спиной и уйти. И в том, и в другом случае только о нем одном завтра все стали бы судачить. Она не сделала ни того, ни другого. Вместо этого она опустилась на колени на холодный мраморный пол лицом к лицу с ним. Он не мог поверить своим глазам.

Она протянула руки, дотронулась до его лица тонкими пальцами, погладила по щекам.

– Я прощу тебя, – прошептала она. – Только не суди меня за то, что довела тебя до такого состояния.

Он прикрыл ладонями ее руки.

– Не проси за это извинения. Я готов на коленях проползти вдоль всей Бонд-стрит, если только ты позволишь мне вернуться к тебе.

Она согласно кивнула:

–  Возвращайся.

Уинтроп вскочил на ноги, потянув за собой Мойру. Сердце было готово разорваться от радости. Держа ее за руку, он потащил ее за собой сквозь толпу глазевших и болтавших гостей, через гостиную в коридор, а потом к лестнице.

– Куда мы? – спросила Мойра, следуя за ним, но она и так знала, куда он ее тянет. Она была безмерно счастлива быть опозоренной его поведением и не могла выговаривать ему сейчас.

Он попросил у нее прощения так, как она никогда не могла представить себе. Он, такой гордый человек, так смирил себя ради нее… Сказал, что обожает ее. Заявил всем присутствующим, что любит ее. У нее сжалось сердце от воспоминания. Он любит ее.

Как только они оказались у нее в комнате и заперли за собой дверь, он повернулся к ней и стал освобождать ее от платья, впившись ей в губы.

О Господи, как это прекрасно – обнимать его, прижавшись, чувствовать его тело. Но внизу ее ждали гости, которые в настоящую минуту обсуждают, куда они делись и чем занимаются.

Она резко отодвинулась.

– Уин, сейчас не надо. Все поймут.

– Ну и пусть! Меня это не волнует. – Он засунул руку под корсаж, лаская соски, пока они не затвердели от возбуждения. – А тебя?

– Ни капельки. – Особенно когда он дотрагивается до нее так, как теперь.

За секунду он уложил ее на кровать, приподняв юбку до талии. Колючая ткань брюк терлась о внутреннюю часть ног. Она ощущала, как его напряженная плоть через брюки тесно прижимается к ней.

Жар стекался и накапливался где-то в глубине ее. Как она хотела его! Она желала его со свирепостью, и это было больше чем физическая потребность. Она должна обладать им, вобрать его внутрь себя и удерживать там так долго, насколько возможно. Только так она поймет, что это не сон.

Его сюртук перелетел через комнату, за ним последовали жилет, рубашка и галстук. С обнаженным торсом он наклонился над ней и взглянул на нее своими восхитительными синими глазами.

– Я больше никогда не солгу и ничего не утаю от тебя, – хрипло проговорил он. – Так хочется пообещать, что никогда не сделаю тебе больно, но не уверен, сможет ли кто-нибудь сдержать такое обещание. Даю слово, что буду изо всех сил стараться не обижать тебя.

Улыбнувшись, она обхватила руками его гладкую спину.

– Я тоже никогда не нанесу тебе обиды, и между нами не будет секретов.

На лоб упала прядь волос, и его лицо стало таким беззащитным, удивительно юным и красивым. У них больше не будет тайн друг от друга, в этом она была уверена.

– Ты любишь меня?

Сколько надежды было в его голосе! Он, глупый, сам не понимает?

– С первого взгляда, как увидела тебя, – призналась она. – Хотя тогда мне казалось, что я просто сошла с ума.

Он положил ей руку на грудь, поглаживая через ткань платья.

– Я встретил тебя на улице несколько месяцев назад, ты помнишь?

Она кивнула:

– Конечно.

Он смотрел ей в глаза, а пальцы, возбуждая, ласкали ее тело.

– Ты поглядела на меня так, словно могла увидеть мою душу. В тот момент я понял, если ты сделаешь это, а потом с отвращением не повернешься ко мне спиной, ты будешь женщиной, которую я захочу узнать ближе.

Соскользнув по спине руками к его крепким выпуклым ягодицам, Мойра приподняла бедра и прижалась к нему.

– В тебе нет ничего отвратительного. Мне наплевать, что ты натворил в прошлом. Я только знаю, что ты даешь мне почувствовать себя самой красивой, самой умной женщиной на земле.

– Ты такая и есть, – улыбнулся он.

От этих слов перехватило горло. А потом говорить стало невозможно, потому что он снова нашел ее губы своим ртом. Разговоры могут подождать. У них целая жизнь впереди для бесед. И что значат слова? Они больше не нуждались в словах. Пока они останутся честными по отношению друг к другу, не будет существовать никаких препятствий, которых они не смогли бы преодолеть.

Она никогда не забудет лицо матери, когда он поставил ее на место. Совершенно сбитая с толку. Как это было чудесно! Он рисковал из-за нее. Никто до этого момента ничем не жертвовал ради нее. Он сделал это дважды. Перехватив ее на лету, когда она свалилась с лестницы у Октавии, и сейчас.

О, и еще он избавил ее от боязливой недоверчивости. Он вообще сделал ее бесстрашной и заставил поверить в себя и других людей.

Трепещущими пальцами он начал избавлять ее от платья, расстегивая каждую пуговку на нем. Наконец стало возможно снять с нее сияющий щелк. Он не отбросил его на пол, как поступил со своей одеждой, а развесил платье на стуле с предусмотрительностью, которая странным образом тронула ее.

Но этот процесс, судя по всему, истощил его терпение, потому что он не стал заниматься нижней рубашкой, чулками и даже обувью. Он легонько прикусил ее соски – сначала один, потом другой. Ткань стала влажной от прикосновения его языка, а розовые вершины напряглись и застыли в прохладе воздуха. Каждое движение его языка, его настойчивого рта отзывалось волной чистого наслаждения, зарождавшегося у нее между ног.

Их тела сплелись в единое целое. Его возбуждение она ощущала бедрами как массивный монолит, при этом пальцами он ласкал их с внутренней стороны. Ей не терпелось, чтобы эти пальцы проникли внутрь ее. Чтобы они коснулись той части ее тела, которая желала таких прикосновений и освобождения, которое мог дать только он.

Наконец он сделал то, чего ей так хотелось. Он спустил рубашку вниз, обнажив ее грудь для своего жадного рта. Как только он почувствовал вкус ее плоти, его большой палец скользнул по верху бедер во влажную складку, чтобы отыскать ту самую точку, которая вдруг наполнилась жизнью от его прикосновения. Задыхаясь, Мойра приподнялась ему навстречу.

Как только она подалась к нему, его палец проник в нее, заставив ее вскрикнуть. Его язык неустанно теребил сосок, а руки помогали ей подниматься к высотам наслаждения.

В неистовом желании дотрагиваться до его тела она опустила руку, нащупывая застежку у него на брюках. Повозившись пару секунд, она освободила его горячую и шелковистую плоть. Он застонал, уткнувшись ей в грудь, задвигавшись в тисках ее ладони. Инстинкт взял верх, и она почувствовала ритм, согласовывая его с тем, как внутрь и наружу двигался в ней его палец. Она теряла разум от удовольствия.

А потом он вдруг исчез. На миг Мойра смутилась. Куда он делся? Пару секунд назад она ощущала на себе его вес, его член она держала в руке, и вдруг его не стало.

Тут между своих бедер она почувствовала нечто. Мойра вытянула руку и поняла, что это волосы, его волосы. Отстранение, только рассудком, она отмечала, что он собирается сделать, когда внезапно влажное и жесткое прикосновение его языка заставило широко раскинуть бедра и дугой выгнуть спину. Его рот овладел ею, его язык двигался внутри ее так, словно они занимались любовью. А затем он скользнул вверх, находя главную точку, лаская которую исторг прерывистый стон с ее губ.

Пальцами она зарылась в его волосы, а ее бедра, раскачиваясь взад и вперед, безостановочно двигались навстречу его штурму. То, что она чувствовала, не поддавалось описанию. Она даже представить не могла, что такое может быть. Она должна была испытывать замешательство или побеспокоиться о том, как ее тело выглядит в таком положении. Но она лишь думала, какое прекрасное ощущение он подарил ей. В его глазах она была обворожительной вне зависимости от того, в какой позе находилось ее тело. Для него в ней не было изъянов, только достоинства, которые заставляли любить ее еще больше. Сейчас она поняла это, потому что сама так думала о нем.

А затем она вообще потеряла способность размышлять, потому что, продолжая ласкать, он подвел ее к грани, и острое наслаждение обрушилось на нее, заставляя сжиматься мускулы и окутывая искрящимся и слепящим чувством восторга.

Он не стал ждать, когда она придет в себя, и тут же вошел в нее. От его рывка у Мойры перехватило дыхание, и она подняла колени выше,