и имя Артура. Клевета уже была пущена, и со временем ей предстояло полностью вытеснить правду. Артур был Верховный король, источник и блага, и зла.

В одном мучители были к ним милосердны: они не пролили крови. Пала жертвой одна только Мача. Солдаты выхватывали детей из колыбелей и скрывались с ними во тьме. Не считая двух-трех разбитых лбов в тех случаях, когда отцы пытались заступиться, они никому не нанесли увечий.

Об этом поведал мне потрясенный Бельтан. Он встретил нас в дверях таверны одетый и охваченный страшным волнением. Линд он даже не заметил. Поймав меня за руку, он, захлебываясь, рассказал о событиях этой ночи. Из его сбивчивого рассказа мне стало ясно одно: солдаты с младенцами проскакали здесь совсем недавно.

– Они были еще живы и плакали – только вообрази, мастер Эмрис! – Он горестно заламывал руки. – Ужасно, ужасно! Поистине дикие времена! И эта болтовня про Артуров приказ, кто в нее поверит? Но тише, ни слова больше, чем скорее мы будем в пути, тем оно лучше. Не место здесь для честных ремесленников. Я бы выехал еще раньше, мастер Эмрис, но я дожидался тебя. Я думал, тебя позвали оказать помощь, говорят, в городе есть раненые. Младенцев собираются уничтожить, ты слышал? О милостивые боги, подумать, что только вчера я ... А вот и Кассо, добрый человек! Я позволил себе распорядиться, чтобы он оседлал ваших мулов, мастер Эмрис. Я уверен, что ты со мной согласишься. Надо уезжать немедленно. Я заплатил хозяину, все улажено, мы с тобой сочтемся в дороге... Я, как видишь, купил мулов и для нас с Кассо, давно подумывал об этом, а вчера, когда мне в замке привалила такая удача... Ах, как это вышло кстати, как кстати! Но какова милая дама? Кто бы подумал. .. но ни слова больше, покуда мы здесь! Стены имеют уши, а времена нынче страшные. Ну а это кто? – Он близоруко всматривался в лицо Линд, а она едва держалась на ногах, опираясь на руку Ульфина. – Господи! Да ведь это, кажется, юная фрейлина?..

– Потом, – остановил я его. – А пока – никаких вопросов. Она едет с нами. Прими мою благодарность, мастер Бельтан. Ты – верный друг. Правда твоя, надо уезжать без промедления. Кассо, сними-ка поклажу с этого мула, на нем поедет дама. Ульфин, ты говорил, у тебя завелось знакомство среди стражников у городских ворот? Поезжай вперед и позаботься, чтобы нас выпустили из города. Подкупи их, если понадобится.

Впрочем, в этом нужды не оказалось. Когда мы подъехали, городские ворота как раз закрывались, но стражники не стали чинить нам препятствий. Можно было даже понять из того, о чем они переговаривались между собой, что они не менее горожан были потрясены происшествием и находили вполне понятным, что мирные торговцы и ремесленники спешили покинуть город прямо среди ночи.

Немного отъехав по дороге и убедившись, что стражники нас уже не видят, я натянул поводья и сказал:

– Мастер Бельтан, у меня еще осталось одно неотложное дело. Нет, не в городе, так что тебе нет нужды за меня опасаться. Я скоро догоню тебя. А вы поезжайте в ту таверну, где мы останавливались по пути сюда, с ракитой у входа, помнишь? Там ждите нас. Линд, ты будешь в безопасности с этими людьми. Ничего не бойся, но будет лучше, если до моего приезда ты станешь хранить молчание. Ты поняла? – Она безмолвно кивнула. – Итак , до встречи под ракитой, мастер Бельтан?

– Да, да, пусть будет так. Не могу сказать, чтобы мне было что-нибудь понятно, но, возможно, утром...

– Утром, я надеюсь, все разъяснится. А пока – прощай.

Они потрусили дальше. Я натянул узду своего мула.

– Ну, Ульфин?

– Они свернули на восточную дорогу, милорд. И мы поехали на восток.

Верхом на мулах нам бы не вод силу было нагнать конный отряд, если бы не то, что наши «скакуны» хорошо отдохнули, а они на своих взмыленных прискакали издалека этой же ночью.

И потому, когда через полчаса скачки оказалось, что их все еще не видно и не слышно, я натянул поводья и обернулся.

– Ульфин! На два слова.

Он подогнал своего мула. Лица Ульфина в темноте я не видел, но ощутил, что с ним что-то происходит: он боялся.

До сих пор он ни разу не выказал страха, даже в домике Мачи. А здесь ему нечего было бояться – кроме меня.

Я спросил:

– Почему ты солгал мне?

– Милорд...

– Ведь отряд этим путем не проезжал?

– Нет, милорд.

– Тогда куда же они поскакали?

– К морю. Кажется, так говорили, что они положат детей в барку и пустят по волнам. Король объявил, что отдает их в руку божию, чтобы невинные...

– Вздор! – оборвал я его. – Не Лоту говорить о руке божией. Просто он боялся гнева людского, если бы люди увидели зарезанных младенцев. Теперь он еще, конечно, станет нашептывать, что будто бы Артур велел их зарезать, а он, Лот, смягчил приговор и предоставил решать случаю! Скорее на берег. По какой дороге?

– Я не знаю.

– Это правда?

– Истинная правда, милорд. Туда ведет несколько дорог. По какой они поехали, никто точно не знал. Это правда, милорд.

– Да, если бы кто-то узнал, горожане бы еще, пожалуй, пустились вдогонку. В таком случае едем назад и свернем на первую же дорогу к морю. Можно будет ехать вдоль берега и высматривать их у воды. Поскакали!

Я стал поворачивать мула, но Ульфин протянул руку и. взялся за мои поводья. Такую вольность он бы никогда себе не позволил, если бы не совершенная крайность.

– Милорд , прости меня. Что ты собираешься делать? После всего... Ты по-прежнему хочешь разыскать этого ребенка?

– А ты как думаешь? Артуров сын.

– Но Артур сам хочет, чтобы его не стало!

Вот оно что. Я мог бы давно догадаться. Я дернул повод, и мул подо мной стал перебирать копытами.

– Стало быть, ты в Каэрлеоне подслушивал. И слышал все, что было сказано в ту ночь.

– Да, – признался он еле слышно. – Не согласиться убить малое дитя – это одно, но когда убийство совершается чужими руками...

– ...незачем этому препятствовать, так, по-твоему? Может быть. Но раз уж ты подслушивал в ту ночь, ты должен знать и ответ, который я дал королю. Я сказал, что надо мною есть власть более высокая, чем он. И до сего часа мои боги не дали мне никакого знака. Неужто ты думаешь, что они велят мне поступить так, как поступают Лот и его преступная королева? А слышал ты, как они клевещут на Артура? Ради чести Артура и ради спокойствия его души он должен знать правду. Я послан сюда им, дабы все увидеть и поведать ему. И то, что надо будет сделать, я сделаю. А теперь отпусти мой повод.

Он повиновался. Я пришпорил в галоп. И мы поскакали по дороге обратно.

Этим путем мы уже проезжали в тот день, когда прибыли в Дунпелдир. Я постарался припомнить, какой здесь берег. Запомнились отвесные каменные кручи над самой водой и перемежающиеся с ними песчаные бухты. Примерно в миле от города в море выдавался скалистый мыс, который даже во время отлива невозможно было объехать на лошади, так круто обрывались в воду его отвесные бока. Но за мысом к берегу вела тропа, и оттуда при низкой воде, прикинул я теперь, можно было ехать вдоль самого моря до устья Тайна.

А ночная темнота исподволь, но неуклонно редела. Занимался рассвет. Мы уже ехали не вслепую.

Впереди по правую руку обозначилась груда камней. У ее подножия ветер теребил пучок перьев. Мулы всхрапели и стали косить глазами – видно, почуяли запах крови. Отсюда начиналась тропа к морю. Мы свернули на нее, поехали по каменистой зеленой равнине под уклон – и перед нами открылся берег и серая