Полундра с досадой поморщился: из глотки кавторанга ощутимо несло перегаром.

– Разрешите доложить, командир? – не особенно бойко сказал он. – По вашему приказанию в артпогреб проник, цинковые ящики там обнаружил...

Лицо кавторанга тут же озарилось торжествующей ухмылкой.

– Ну, что я тебе говорил, старлей? – весело крикнул он, хлопая Полундру по мокрому от забортной воды плечу. – Раз они там, эти ящики, значит, мы будем с деньгами! Понял ты?

Полундра только вяло и без всякого энтузиазма кивнул в ответ. Усталость внезапно навалилась на него, больше всего на свете Сергею теперь хотелось уйти в свою каюту и в изнеможении повалиться там на койку.

– Ого! Вот это да! – Казалось, Мартьянов только теперь заметил многочисленные повреждения и прорезы на гидрокостюме. – Ты что, дрался на ножах там с кем-нибудь? А, Полундра?

– Зацепился за обшивку эсминца, – хладнокровно ответил старлей. – Там, внизу, видимость очень плохая – буи когда ставили, много мути со дна подняли...

И, оставив всех стоять посреди палубы, Полундра повернулся и пошел в свою каюту стягивать гидрокостюм. Ему казалось, что еще немного, и он упадет в обморок от усталости и сильной боли в израненном теле.

– Ну и где, черт возьми, этот твой хренов Витька-прапор?

Баташев расхаживал по узкому пространству мостика возле штурманской рубки. Его «старпом» с рассеченной бровью стоял в стороне и не без опаски наблюдал за тем, как беснуется его «адмирал».

– Ну, молчишь какого хрена? – накинулся на него Баташев. – Я с тобой разговариваю или вот с этой стенкой? – Со злости Баташев с такой силой долбанул кулаком в дощатую стену штурманской рубки, что та зашаталась, как от сильного шторма.

– Случилось, наверное, что-нибудь...

– Да я и сам не глупее тебя! – заорал в ответ Баташев. – Понимаю, что если его до сих пор нет, значит, что-то случилось! – «Старпом» испуганно попятился. – Я спрашиваю, что может с ним случиться?

– Ну, откуда ж я знаю? – неуверенно пробормотал «старпом». – В принципе, все, что угодно.

Баташев вполголоса выругался и снова принялся расхаживать вдоль капитанского мостика.

– На какое время у него там запас кислорода? – внезапно остановившись, спросил Баташев.

– На два часа.

– Ну? – рявкнул он. – А его уже скоро четыре как нет! Куда ж он, придурок, делся?

– Может, на гидрографическом судне прячется? – предположил «старпом».

– А какого хрена ему там делать? – возразил Баташев. – Почему сюда не плывет?

Собеседник его вздохнул и покачал головой.

– Не знаю, адмирал, – сказал он. – Под водой он все это время точно не может находиться, это ясно. Воздух для дыхания у него уже давно кончился.

– Слушай, – Баташев остановился посреди мостика. – Может быть, он все-таки подорвался вместе со всем этим эсминцем, а? Там ведь артпогреб все-таки, который шестьдесят лет под водой пролежал. Одно неосторожное движение, и каюк! Можешь свечку ставить за упокой души новопреставленного раба божьего...

– Если бы был взрыв, мы бы его услышали, адмирал, – уверенно сказал «старпом». – Мы держимся от эсминца очень близко, на таком расстоянии подводные взрывы хорошо слышны.

– Да, верно. – Баташев, соглашаясь, кивнул. – Если бы был взрыв, не только вон тех, но и нас тряхнуло бы, волна пошла... Но если взрыва не было, где же тогда он? Может быть, эти придурки на гидрографическом судне его поймали? А эта сволочь Мартьянов понял, что пахнет жареным, и решил мне ничего не говорить.

«Старпом» помолчал немного, откашлялся, потом сказал:

– Не знаю, адмирал. В море может быть всякое...

Баташев принялся расхаживать по мостику, сжимая кулаки и скрежеща зубами. Вдруг он остановился и повернулся к «старпому».

– Слышь, каплей? Иди-ка позаботься, приготовь мне гидрокостюм, акваланг, ласты. Давай, чтобы все было как полагается.

От изумления «старпом» вытаращил глаза и приоткрыл рот.

– Да ты что, адмирал? – испуганно проговорил он. – Пошли лучше кого-нибудь вместо себя.

Баташев усмехнулся, подошел вплотную к «старпому», посмотрел на него пристально своими холодными волчьими глазами.

– Я бы послал, каплей, – проговорил он тихо, но зловеще. – Когда бы речь шла не о тоннах дармового золота. А в данном случае, ты знаешь, я даже самому себе не до конца доверяю!

И он подтолкнул своего помощника в сторону трюмов траулера, где было сложено взятое с собой оборудование и снаряжение.

Баташев без труда нашел затонувший эсминец, ориентируясь по спускавшемуся до самого дна якорной цепи указательного буя. Довольно равнодушно оглядев огромную пробоину в носовой части судна, он поплыл дальше, к корме, где должен был располагаться вход в артиллерийский погреб. Баташев обладал неплохой водолазной подготовкой, в свое время спускался на большие глубины, до ста метров и больше. Но теперь то ли возраст и отсутствие тренировок начали сказываться, то ли вода в этом месте была уж очень холодная, но Баташев чувствовал, что задыхается, а в голове его мутилось от одного только вида раскрытого люка, ведущего в темные подвалы затопленного судна, где непременно должен храниться смертоносный груз.

Водолаз еще некоторое время колебался, осматривая зияющее мраком отверстие при помощи химического подводного фонаря, но свет его был слишком слаб в этой мутной придонной воде, чтобы четко разглядеть скрывавшиеся там предметы. И Баташев решился. Загребая ластами воду, он осторожно проник внутрь корпуса затонувшего судна.

Криминальный «адмирал» считал себя человеком психически неслабым и не суеверным, но он похолодел от ужаса, обнаружив внутри самой глубокой части погреба беспомощно плавающее тело мертвого аквалангиста. Одного беглого взгляда было достаточно, чтобы увидеть свободно болтающийся шланг, который должен был соединять маску акваланга с кислородными баллонами. Сделав над собой усилие, Баташев подплыл к мертвому телу. Взяв его за плечи, развернул, заглянул ему в лицо. Широко раскрытые мертвые глаза Витьки-прапора глянули на него из темноты, сверкнув застекленевшими белками, а знаменитая циничная Витькина ухмылка теперь больше походила на мрачный оскал смерти. Баташев отпустил мертвое тело, и оно точно в невесомости поплыло по затопленному водой пространству артпогреба.

Баташев повернулся к цинковым ящикам, заметил один, стоящий на полу и вскрытый. Пристально осмотрев его, он покачал головой, переводя взгляд с мертвого тела Витьки-прапора куда-то наверх, где должно было качаться на волнах гидрографическое судно. Потом, протянув руку, извлек из недр ящика один золотой слиток, поднес его к маске, нежно погладил рукой в перчатке от гидрокостюма и бережно уложил обратно. Бросив еще пару изучающих взглядов вокруг, Баташев решил, что больше ему тут делать нечего. Превозмогая отвращение и ужас, он подхватил тело мертвого Витьки-прапора под мышки и осторожно стал выбираться из артпогреба, волоча безжизненное тело за собой. Кое-как миновав самое опасное место, где грудами лежали снаряды и патроны, Баташев вздохнул облегченно, насколько это ему позволял сделать акваланг. После этого потащил мертвое тело дальше – в носовую часть погибшего корабля. Там он нашел приоткрытую дверь, ведущую в одну из офицерских кают, втолкнул туда тело и осторожно попытался закрыть дверь каюты. После некоторого усилия дверь поддалась. Убедившись, что теперь тело мертвого Витьки никуда не денется, Баташев удовлетворенно кивнул и стал выбираться из корпуса потопленного эсминца. Работая ластами, он стал выгребать на поверхность моря, светившегося где-то высоко над его головой тусклым сине-зеленым светом.