Эгин почувствовал ревность. Значит, Зверда показала свою родную страну и ему, Лагхе? Он, Эгин – не единственный избранник?
– И хотя я видел и море, и страну гэвенгов, и не где-нибудь, а прямо «над» Итом, я должен вам сказать, что это ничего не опровергает.
«Над Итом? А-а-а, ведь он же был чистым семенем души, его потусторонние ветры носили по таким аспектам бытия, что неудивительно… Но страна гэвенгов? Там? Она и над Итом тоже? Так что, в Ите тоже где-то бродят гэвенги?» У Эгина в голове не помещалось, что размеры страны гэвенгов не могут быть выражены в обычных мерах длины и что один и тот же город в определенном смысле находится везде, а в другом, не менее определенном смысле – нигде.
– Дело в том, что гэвенгов сперва могли создать и поселить там, – Лагха вновь показал на небо, – а потом уже научить проявляться в нашем аспекте мира. Или сделать так, чтобы они проявлялись.
– Нет. Нет, – покачал головой Эгин. – Это невероятно. Гэвенги-то точно способны к размножению!
– Здесь – да. А кто вам сказал, что феоны – не способны? Здесь не способны?
– Шилол… – пробормотал Эгин. При этих словах гнорра он почему-то ощутил сильный удушающий спазм в груди. Как тогда, во время борьбы с шептуном.
– Шилол вам это сказал? – ядовито улыбнулся Лагха. – В том-то и дело, Эгин, что здесь, в Мерехит- Ароан, выражаясь красивым языком гэвенгов, феоны размножаться очень даже могут. Но – не промеж собой. А лишь в результате связей с особым образом подготовленными гэвенгами или людьми. Это первая трудность феоноводства.
– А вторая трудность феоноводства? – Эгин улыбнулся, слово ему понравилось.
– Вторая – в том, что феону неимоверно тяжело проявиться в нашем мире. Соитие – это плоть и плоть, верно?
– Верно. Как говорят грюты – «мясо в мясо».
– Ну да. – Лагха поморщился, он всегда и везде оставался собой, то есть великим брезгливцем. – Так вот, наполнить чье-то «мясо» своей духовной сущностью феону очень сложно. Феон может, так сказать, снизойти с небес на землю и непродолжительное время оставаться во плоти только в тех местностях, где есть земляное молоко.
– Как и гэвенги! Ведь вы говорили, что гэвенги не могут жить там, где нет земляного молока, да?
– Да. Но для гэвенга важно само земляное молоко, а для феона – сила тех особых Изменений, из-за которых молоко возникает. Гэвенг любит следствие, феон – причину.
– Мой гнорр, постойте-ка… А не может быть так, что феоны нарочно создали те самые Изменения, чтобы появилось земляное молоко? Чтобы выманить гэвенгов из их небесных аспектов? И приманив таким образом, зачать от них свое потомство?
– Не знаю. Но мыслите вы как настоящий офицер Свода Равновесия, мне это нравится. Кстати, не соскучились по Пиннарину, по столичной жизни? У нас теперь много вакансий, я вам с радостью отдам любой кабинет. Кроме своего, конечно.
– Благодарю вас, мой гнорр. Я подумаю.
– «Я подумаю» означает «нет», – холодно сказал Лагха. – А зря.
– И все-таки, мой гнорр, я хотел бы знать, что произошло и продолжает происходить на Фальме, – сказал Эгин после неловкого молчания.
– А вы и так все уже знаете. Есть гэвенги, которые хотят жить под Солнцем Предвечным так, как жили. Есть феоны, которым тоже хочется жить и плодиться здесь, у нас, под Солнцем Предвечным. Но Фальм – не конфета-тянучка, на всех не растянешь.
– И все? Вы хотите сказать, что феоны постараются истребить гэвенгов и занять их место на Фальме? То есть сперва наплодить от гэвенгов какое-то жизнестойкое потомство, а уже потом уничтожить собственных родственничков? Но если только это вообще возможно, почему они не попытались сделать этого раньше?
– Во-первых, наверняка пытались и раньше. Во-вторых, вся эта история с Ларафом и его черной книгой – с «Семью Стопами Ледовоокого» – она многое изменила не в пользу гэвенгов. О каких-то важных подробностях Зверда не нашла должным мне сообщить. Со всей определенностью можно сказать только, что бароны Маш-Магарт очень обеспокоены, бароны Семельвенк, как мы знаем, почли за лучшее бесследно исчезнуть, а барон Вэль-Вира закрыл для проезда все свои земли под предлогом тщательных поисков «Семи Стоп Ледовоокого». На что все это похоже? На подготовку к новой войне. А любая война – на руку феонам, верно?
– Но ведь война уже состоялась… Мой гнорр, по меньшей мере одна война на Фальме была. Вот только что!
– Да. – Лагха устало полуприкрыл глаза ладонью. – Одна война состоялась. И если только в ней были победители, мы знаем их имя.
«Феоны, ясно». Эгин даже не стал переспрашивать. Это действительно было яснее ясного. Ему вдруг стало смешно. Вот он, корень всех бед! Феоны! А он-то думал, наивный, что нет никакой ясности!.. Но ясность есть! Да здравствует княгиня! Да здравствует народ! И ведь уже не в первый раз!
Когда он только получил Внешнюю Секиру эрм-саванна, ясность была отменная. Эрм-саванн Эгин совершенно точно знал, откуда происходят все беды.
Все беды происходили от магии и соитий, запрещенных Уложениями Жезла и Браслета. То есть от Изменений и Обращений. Колдунов и ворожей, нечистых сластолюбцев, хранителей Измененных вещей и писаний надлежало находить и уничтожать. Что и делалось. Жизнь была легка и прекрасна, мир – гармоничен, голова кормилась вечными истинами, чресла – похотью в дозволенных пределах.
Те несколько недель, что он отходил в рах-саваннах, разбили все вдребезги. Его жизни угрожали вчерашние друзья, коллеги и даже пар-арценцы родного Свода. Союзниками оказались сущности, самого имени которых он отродясь не слыхивал. Его былая любовница пала от стрелы Лагхи Коалары. А самая желанная женщина в мире вдруг сделалась женой Лагхи Коалары. Все сошлось к проклятому гнорру, и весь мир в сознании Эгина взорвался.
Будучи аррумом, он узнал еще кое-что. Гармонии нет, но нет и несчастья. Когда целый уезд княжества – пусть даже самый захудалый уезд! – за быстрые дни превращается в кладбище, когда твоя власть безгранична, ибо кроме тебя нет никакой власти вообще, когда весь мир сходится на острие твоего клинка – вот тогда-то и открываются Двери Восприятия. Безо всякой направленной Работы, большой ли, маленькой ли, потому что все вокруг тебя – одна грандиозная Работа.
Но и это не все. Нелеот, Суэддета, Ит, Тардер, Фальм. Настоящий бескрайний мир, мир Солнца Предвечного, а не выхолощенные Сводом сказки древних путешественников, не ветхие чернила на бумаге. Дыхание магических искусств, которыми владели только пар-арценцы и гнорр. Прикосновение к искусствам, которыми не владел в Варане никто. Вкус воды в озере Сигелло, неживая кровь странника-оборотня на клинке, лепестки стража близ города гэвенгов, кровь офицеров Свода, «густая кровь»…
Его новый опыт не вмещался в тесный короб словесных описаний. Опыт просто был при нем, а он был одновременно и вместилищем, и его единственным подлинным содержимым. Но если опыт был невыразим, его нельзя было отнять, им нельзя было поделиться, то несколько фраз – возможно, лишенных действительного смысла, и уж заведомо лишенных новизны – в этом опыте копошились. Как рыбки- плоскодонки в мутной водице.
«Если в результате разысканий и достоверных умозаключений возможно указать первоисточник бедствий – к нему следует доступиться и его следует уничтожить.
Если по каким-либо причинам доступиться к нему невозможно, его следует признать несуществующим.
Во втором случае следует найти причину, порождаемую недостижимым, то есть несуществующим источником, и уничтожить причину, признав ее достижимым и существующим первоисточником бедствий.
Если невозможно и это, следует повторять разыскания и достоверные умозаключения до тех пор, пока не будет обнаружен достижимый первоисточник бедствий.
Однако после всех предпринятых действий всегда следует быть готовым к тому, что со временем бедствия повторятся, ибо их несуществующий первоисточник в действительности существует».
И вот только сейчас, будучи уже
