что.

— У меня алиби! — огрызнулся Слава. — Я был в Подольске, и Мадам в курсе, что я там делал.

— А чего же ты нервничаешь, Славуня?

Это Соловьева открыла дверь, провожая курьера, и услышала часть разговора. Ее зареванное лицо было уже слегка припудрено, но опухшие от слез глаза выдавали. Она встала, прижав спиной дверь своей бухгалтерии и оглядывая присутствующих.

— Ты, Славуня, откажись от процедуры допроса, как ты выразился. Прояви характер, раз ты такой гордый и так себя ценишь. А я вот считаю, что это правильно, что проверять будут всех. Всех до одного. Сделкой хоть и занимались трое, но знать о ней мог любой, сейчас все умные. А то чуть что — бухгалтер крайний! А как отчет составлять или отмазку для налоговой, то «уж вы поработайте сверхурочно», «уж вы постарайтесь». Соловьева нужна, без Соловьевой никуда. А как какой-то засранец нашкодит, то в первую очередь виноватых ищут где? У Соловьевой в кабинете! А я в этом кабинете со дня основания фирмы, я еще при Николае Степаныче… Я каждую бумажку, я день и ночь…

Соловьева начала глотать слова, глаза услужливо наполнились слезами. Она махнула рукой и побежала к себе в кабинет. Но дверь не закрыла. И Лариса ее поняла — находиться в одиночестве сейчас просто невыносимо.

— Да никто на вас не подумает, Татьяна Васильевна, бросьте вы! — махнула рукой Лариса и отодвинулась от компьютера. — Крайней окажусь опять я! Клиента нашла я, и палатки эти я разрекламировала. Хотя пока мы такую палатку с Кириллом собирали, умучались. Легче шалаш построить. Но клиент поверил. И кто теперь на подозрении? Она меня вчера восемь раз — восемь! — вызывала «на ковер» и трясла как яблоню! Если бы не ребенок, которому я компьютер пообещала, я бы уволилась сразу. Ни дня после такого унижения не осталась бы.

Лариса выхватила из сумочки сигареты и вскочила. Карандашница вновь с громким стуком соскочила на пол. Рита бросилась собирать и больно ударилась лбом о Ларисину голову — та тоже решила помочь.

Слава оттащил Риту от Ларисиного стола и усадил на, диван.

— А я, между прочим, тут одна с двумя высшими образованиями, — продолжала Лариса. — Если я уйду, то ей придется еще поискать такую дуру, как я!

Последняя фраза оказалась той пробкой в раковине, которую выдерни — и вода хлынет, все унося в свою воронку жадно и безоглядно. Заговорили сразу трое — громко, как на базаре, не слушая друг друга, стараясь перекричать один другого, не обращая внимания на знаки, что делала им вжавшаяся в черную кожу дивана секретарша.

— Прекратить немедленно! — Ледяной голос Мадам разрезал воздух наподобие удара хлыста. Все застыли, как в последнем акте «Ревизора».

Соловьева зажмурилась. Рита рванула наперерез, торопясь распахнуть дверь перед начальницей и успеть окинуть взглядом директорский кабинет. Слава торопливо и нервно застегивал пиджак, а Лариса раскрошила в кулаке сигарету.

Из-за спины начальницы выглядывали, как два верных пса, бритоголовые личности; бренд-менеджер Кирилл и шофер Турукин.

— Всех попрошу привести себя в порядок и пройти ко мне в кабинет, — сухо бросила начальница, не удостоив ни малейшим замечанием безобразную сцену, невольной свидетельницей коей оказалась. Она пересекла проходной кабинет Ларисы и скрылась в приемной. Через минуту в кабинете генерального директора туристической фирмы «Арго» собрались все сотрудники, включая дрожащую как осиновый лист секретаршу Риту.

Начальница стояла у окна и смотрела куда-то неконкретно. Создавалось впечатление, что она смотрит сквозь стену, пытаясь высмотреть кого-то в соседнем кабинете.

Слава машинально оглянулся на дверь — может, она еще кого-то ждет? Или частного сыщика пригласила, додумалась?

Поскольку руководительница сама стояла и не предложила сесть вошедшим, то все сотрудники остались стоять, неловко переминаясь с ноги на ногу.

Примерно минуту, впрочем, показавшуюся им вечностью, они вынуждены были созерцать бесстрастное лицо начальницы, очерченное темно-каштановым, немного резковатым контуром стильной стрижки, карие, почти черные глаза, взятые в черную тонкую рамку дорогой оправы очков, довольно стройную для ее лет фигуру в дорогом французском костюме с мятыми рукавами.

У нее всегда что-нибудь мятое, раздраженно подумала Лариса. Или же пуговица болтается. Параллельно Лариса поймала себя на мысли, что она даже в этой привычке Мадам готова углядеть небрежный шик, который подразумевался во всем, что касалось начальницы. А ведь если вдуматься, это типичная неаккуратность — не отгладить рукава. Что в этом может быть шикарного? Но нет, Мадам ведет себя так, что никто и заподозрить не может, что это просто издержки воспитания. Боже упаси! Даже Соловьева одно время пыталась подражать начальнице. Смех! На ее расплывчатой фигуре мятая блузка смотрелась не просто отвратительно, ужасающе отвратительно! Соловьева возомнила, что она может выглядеть как Мадам уже потому, что они ровесницы. Какое заблуждение! Соловьева в свои тридцать семь — мать двух проблемных детей, которые того и гляди сделают ее бабушкой, жена не менее проблемного мужа, который все ищет себя и уже вряд ли когда-либо найдет.

А Мадам? У той ни детей, ни плетей, живет в свое удовольствие. Дома — домработница приходящая.

Какое может быть сравнение?

— В нашей фирме произошло ЧП, — наконец объявила директор, окинув собравшихся колючим взглядом из-под очков. — Как вы все, я думаю, уже знаете, мы имели договоренность с поставщиком о партии двухместных палаток. Клиента для реализации мы нашли. Документы все были готовы. Но в последний момент и поставщик, и клиент одновременно отказались от сделки.

Мадам вновь цепко оглядела каждого. Теперь это был уже несколько другой взгляд. Лариса знала, что по ходу своей речи Мадам постепенно разогревается. Сейчас ее голос окрепнет, приобретет стальную ноту, а затем начнет звенеть как натянутая струна.

— Мне доподлинно известно, что сделка состоялась помимо фирмы. Палатки ушли в нужном направлении. Выгоду от сделки кто-то положил в свой карман. Теперь меня интересует — кто?

Сотрудники переглянулись. Соловьева поджала губы. Рита вытаращила свои «пуговицы». А Лариса не смогла сдержать усмешку. Держи карман шире, признаются теперь. Если только Мадам подвергнет свой персонал пытке…

— Для начала я предлагаю каждому из вас взять лист бумаги и расписать свой вчерашний день поминутно. Я повторяю: поминутно. Я ясно выразилась?

— Мне тоже? — поинтересовался Турукин, который накануне возил начальницу.

— Всем, — повторила Вера Сергеевна.

Вопросов больше не последовало. Все ждали, когда их отпустят.

— Если виновный не признается, — продолжала начальница, — то для покрытия упущенной выгоды придется материально наказать всех.

Хотя никто ничего не сказал, но в кабинете произошло шевеление, лица изменились. Равнодушных здесь не было.

— Придется полностью отказаться от премии к отпуску и снять за этот месяц не менее тридцати процентов оклада.

По кабинету прошел гул.

— Я ясно выразилась? — поинтересовалась начальница, голос которой начинал звенеть. — Попрошу изложить в своих записках все телефонные разговоры, встречи, беседы, звонки, в офис. Через полчаса Рита начнет поочередно вызывать каждого из вас уже с готовым расписанием. Все свободны.

На столе одновременно запиликали оба телефона.

Не произнося ни слова, пряча друг от друга глаза, народ развернулся в сторону двери. Та оказалась приоткрытой, и в щель не без любопытства пялилась юная особа блондинистого вида с красными перьями в прическе. Особа жевала жвачку.

— Совещание кончилось? — сочувственно и одновременно презрительно поинтересовалась она у собравшихся.