я прижалась к нему. Но мы были не одни, м-ль Коскюль сидела напротив нас на переднем сиденье.

Я почувствовала его руку в моей муфте.

— Какие у тебя холодные руки, девчурка!

Я хотела рассмеяться, но вместо этого рыдание сжало мне горло. 24 градуса ниже нуля, а для Жана- Батиста это климат «у себя»…

— Их величества ожидают тебя к чаю в гостиной королевы. Ты не должна переодеваться. Их величества хотят только приветствовать тебя. Оскара и тебя. Просто, без церемоний. Завтра Ее величество дает бал в твою честь, — он говорил быстро.

— Ты болен, Жан-Батист?

— Нет, конечно. Только у меня сильный насморк, и я задавлен работой.

— Неприятности?

— Гм…

— Большие неприятности?

Молчание. Потом без перехода:

— Алькиер, знаешь, посланник Франции в Стокгольме, передал новую ноту Наполеона. Император требует чтобы мы предоставили ему две тысячи шведских матросов. Чтобы доказать дружбу Швеции к Франции.

— И что ты ответил?

— Я прошу тебя хорошенько понять обстановку: ответ может дать правительство Его величества, короля Швеции, а не наследный принц.

Как ученица, я повторяю:

— Каков был ответ правительства Его величества, короля Швеции?

— Мы отказали. Мы поставили в известность, что не можем предоставить две тысячи матросов, так как Франция одновременно требует, чтобы мы объявили войну Англии.

— Может быть, Наполеон теперь успокоится?

— Вероятно, после того, как сконцентрирует войска на границах шведской Померании. С часу на час мы можем потерять в этой провинции наши войска. Ведь французами командует Даву…

Огней по сторонам дороги стало больше.

— Мы почти в Стокгольме, Ваше высочество, — сказала м-ль Коскюль из темноты.

— Вспоминаешь ли ты об огнях Парижа, Жан-Батист?

Он сжал мои пальцы. Я поняла. В присутствии шведов не говорят о Париже.

— Ты защитишь шведскую Померанию? — спросила я.

Жан-Батист засмеялся.

— С кем? Неужели ты думаешь, что шведская армия в ее нынешнем состоянии может выстоять против наших… я хочу сказать… против французской армии под командованием маршала Франции. Никогда в жизни. Я же был в Померании. — Он помолчал. — Я начал реорганизацию шведской армии. Я вызывал в Стокгольм различные армейские части и лично их инструктировал. Если бы у меня было года два на подготовку! Всего два года!.. А у тебя новая шубка, Дезире?

— Да, представь себе, прощальный подарок императора. Он послал курьера, который догнал меня уже в Дании. Странно, не правда ли?

— Я думаю, ты могла отказаться.

— Жан-Батист, женщина, которая отказалась бы от собольей накидки, еще не родилась! Это одна из трех, подаренных Наполеону русским царем.

— Не знаю, пояснили ли тебе уже все тонкости придворного этикета. Говорили ли вы по этому поводу с моей женой, м-ль Коскюль?

Коскюль заверила, что да. Я что-то не припоминаю…

— Здесь все так… как было когда-то… понимаешь?

Я положила голову на плечо Жана-Батиста.

— Как было когда-то… Но тогда не было меня. Я ничего не знаю!

— Дорогая, я хочу сказать, как было… в Версале.

— Я не бывала в Версале, конечно, — сказала я, вздохнув. — Но я постараюсь делать все так, как нужно. Я приспособлюсь.

Карета остановилась. Жан-Батист помог мне выйти. Я совершенно окоченела.

Я увидела перед собой высокие окна, ярко освещенные.

— А где Мелар? Отсюда видно Мелар?

— Завтра утром ты увидишь озеро. Дворец стоит на самом берегу, — ответил Жан-Батист.

Нас окружили придворные. Мужчины были одеты во что-то красное с черным, в коротких камзолах и штанах с буфами.

— Господи, — произнесла я помимо воли, — это не костюмированной бал? — Я вспомнила, что один из шведских королей был убит на маскараде людьми в черных масках.

Одна из дам засмеялась.

— Дорогая, это не маски, это форма, которую носят при дворе, — объяснил Жан-Батист. — Пойдем! Их величества нас ожидают.

Да, Жан-Батист не заставил своих приемных родителей ожидать кого-нибудь! Быстрым шагом Оскар и я вслед за Жаном-Батистом поднялись по мраморной лестнице и едва успели снять теплую одежду. Где Иветт с моей туалетной шкатулкой? Иветт не было, и я подошла к огромному зеркалу между колонн. Я была бледна, нос красный. Ужасный вид! В муфте я нашла свою пудреницу. Вздернутый нос не для королевского дворца… Моя шапочка имела ужасный вид, шелковые розы совершенно размокли от снега. Я сняла шапочку. Где же, черт возьми, Иветт?!

Слава Богу, под рукой оказалась м-м Ля-Флотт. Она протянула мне гребень. Мокрые чулки облепили мне ноги, ведь я шла по снегу рядом с каретой.

Обе створки двери распахнулись, меня ослепил яркий свет, и я оказалась в белой гостиной.

— Моя жена Дезидерия, которая желает быть почтительной дочерью Ваших величеств, и мой сын Оскар.

Я не поверила глазам. Она действительно пудрила волосы! Нужно написать Жюли. Королева пудрит волосы и носит черную бархотку вокруг шеи!

Я поклонилась. Ее светлые глаза были слегка прищурены. Она казалась близорукой. Внимательный взгляд остановился на мне. Она улыбнулась, но улыбка была невеселой. Она была значительно выше меня и имела очень «королевский» вид в своем вечернем светло-голубом шелковом платье.

Здороваясь, она поднесла руку к моему лицу. Разумеется, я должна поцеловать эту руку…

— Дорогая дочь Дезидерия, добро пожаловать! — сказала она сдержанным тоном.

Я дотронулась до ее руки своим носом. Ни в коем случае я не хотела целовать эту руку. Затем я очутилась перед старичком с влажными глазами и несколькими седыми волосками на розовой лысине.

— Дорогая дочь, — с волнением произнес старик жалобным голосом. Жан-Батист был уже возле него и поддерживал его под руку.

Королева подошла ко мне.

— Я хочу представить вас вдовствующей королеве, — сказала она своим спокойным голосом, подводя меня к худой бледной женщине в черном. Ее кокетливый маленький вдовий чепчик держался на напудренных волосах, как лодочка на застывших волнах. — Ее величество, королева София-Магдалена, — прозвучал голос.

Господи, а это кто? Сколько королев при этом дворе? Вдовствующая королева?.. Это, вероятно, жена Густава III, которого убили, мать Генриха IV, которого отправили в изгнание? Она еще жива? Она живет здесь? Ей представляют сейчас ее новую родственницу!

Я поклонилась очень низко. Ниже, чем королеве. «Это мать человека, которого заменил Жан-Батист, и бабушка мальчика, у которого Оскар отнимет трон», — подумала я.

— Надеюсь, что вам будет хорошо здесь, Ваше высочество, — сказала она. Она говорила очень тихо, едва открывая рот. Казалось, ей трудно говорить вообще.

— Ее королевское высочество, принцесса София-Альбертина, сестра Его величества, — продолжала королева.