кровати, вполголоса бормоча молитвы.

Сначала мне почему-то было страшно взглянуть на умершую, но потом я собралась с силами и взглянула. Я увидела ее коронационную мантию, положенную на кровать тяжелыми красивыми складками, как теплое надежное одеяло. Лицо было желтоватым от света свечей.

Нет, нельзя было ни бояться, ни плакать над телом Жозефины. Она была слишком хороша. Ее маленькая головка была слегка наклонена к плечу, как она часто держала при жизни. Глаза были чуть приоткрыты, даже губы были сложены в ту единственную, принадлежащую только ей и Моне-Лизе, улыбку. Улыбку с закрытыми губами…

Нет, и после смерти Жозефина не открыла секретов своей красоты. Камеристки заботливо завили и уложили ее детские букольки, в последний раз золотая пудра легла на прикрытые веки этой пятидесятилетней женщины, и щеки были слегка подрумянены.

Какой спокойной и даже немного кокетливой была Жозефина после своей смерти!

— Как она хороша! — сказал кто-то рядом со мной. Я оглянулась. Старый мужчина с седой шевелюрой выступил из темного угла комнаты.

— Я — Баррас, — представился он. — Имел ли я счастье когда-нибудь встречать вас, мадам?

— У генерала Бонапарта. Вы были директором Республики, м-сье Баррас.

— Эту мантию подарил Жозефине я, — он печально усмехнулся. Он был стар и жалок, бывший директор Республики.

Я спустилась в гостиную, где Жюли и Гортенс обсуждали возможность оплатить долги Жозефины. Я вышла в сад. Солнце припекало так сильно, что воздух дрожал. Розы всех цветов и оттенков были в цвету и благоухали. Я прошла в глубь сада.

Возле маленького искусственного пруда я остановилась. На низких каменных перилах сидела девочка и смотрела, как утята плавают по пруду вместе со своей мамой-уткой.

Я села рядом с ребенком. У нее были черные локоны, падавшие на плечи, и черное платье с черным шарфом. Когда она подняла голову и искоса бросила на меня взгляд, мое сердце замерло. У нее были длинные ресницы и широкие глаза. Личико имело удлиненный овал. Она улыбнулась, не раскрывая губ.

Улыбка, улыбка с закрытым ртом…

Я спросила, как ее зовут.

— Жозефина, мадам.

Глаза были голубые, а зубы как жемчужины. Кожа белая-белая, и в черных волосах золотые блики солнца. Это была Жозефина. Жозефина, которой уже не было на свете…

— Вы одна из фрейлин? — спросила девочка вежливо.

— Нет. Почему ты так подумала?

— Потому что тетя Гортенс сказала, что должна приехать с визитом наследная принцесса Швеции. Принцессы всегда привозят фрейлин. Конечно, если они взрослые принцессы.

— А если маленькие принцессы?

— О, у них гувернантки, — она продолжала смотреть на утят. — Утята еще такие маленькие! Наверное, они только что вышли из животика своей мамы.

— Какие глупости! Ты разве не знаешь, что утята выводятся из яиц?

Девочка недоверчиво усмехнулась.

— Не надо рассказывать сказок, мадам.

— Но они действительно выводятся из яиц, — настаивала я.

Девочка кивнула головой. Ей стало скучно.

— Пусть будет так.

— Ты дочь принца Эжена?

— Да. Но папа уже не принц. Если нам повезет, то союзники сделают его герцогом Баварским. Мой дедушка, отец моей мамы, — король Баварии.

— Значит, во всех случаях ты — принцесса, — сказала я. — А где твоя гувернантка?

— Я от нее убежала, — сказала она, погружая руки в воду. Потом ей пришла в голову новая мысль:

— Если вы не фрейлина, то вы, наверное, гувернантка?

— Почему ты так думаешь?

— Ну, должны же вы быть кем-нибудь…

— Может быть, я тоже принцесса?

— Нет. Вы совсем не похожи на принцессу, — онанемного наклонила головку к плечу и, поморгав длинными ресницами, сказала:

— Я очень хотела бы, чтобы вы мне сказали, кто вы.

— Правда?

— Вы мне нравитесь, хотя и хотели меня убедить в такой глупости по поводу утят. У вас есть дети?

— Сын. Но он не здесь.

— Жаль. Я больше люблю играть с мальчиками, чем с девочками. А где ваш сын?

— В Швеции. Но ты, наверное, не знаешь, где это…

— Я знаю прекрасно, так как беру уроки географии. И папа говорит…

— Жозефина! Жозе-фи-на!..

Девочка вздохнула.

— Моя гувернантка. — Она убежала.

Медленно возвращалась я к дому. Мы поужинали с Гортенс и Эженом.

— Не знаете ли вы, когда мы сможем отослать гонца на остров Эльбу? Я хотел бы как можно скорее дать знать императору о смерти нашей бедной мамы. Кроме того, я хочу отослать ему все ее неоплаченные счета…

В Париж мы вернулись прозрачным голубым вечером. В дороге меня осенила одна мысль, и я хочу записать ее, чтобы время от времени освежать в памяти. Вот она: «Уж если создавать новую династию, то почему бы не создать династию красивых людей?..»

— Скорее загадывай желание! Падает звезда! — крикнула Жюли.

Я загадала желание. Очень быстро и, конечно, очень легкомысленно.

— Шведы будут называть ее Жозефина, — нечаянно сказала я вслух.

— О чем ты говоришь? — спросила Жюли удивленно.

— О звезде, которая только что упала с неба. Только о сверкающей звезде…

Оскар прислал письмо из Норвегии. Он написал его без своего наставника, это ясно видно, потому что письмо написано от души.

Я вклеиваю письмо в свой дневник. Вот оно:

«Христиания, 10 ноября 1814.

Дорогая мамочка, граф Браге посылает отсюда гонца в Париж и торопит меня написать тебе. Мой наставник барон Ледерштрем болен и лежит в постели. Он всегда старается исправить стиль моих писем к тебе. Старый идиот!

Дорогая мамочка, поздравляю тебя: ты стала теперь также наследной принцессой Норвегии. Норвегия и Швеция теперь образовали объединенное королевство, и король Швеции теперь также и король Норвегии.

Вчера вечером мы с папой приехали сюда в Христианию, столицу Норвегии. Папа сказал мне: «Оскар, норвежцы прекрасный народ. Я даю им новую конституцию, самую демократичную в Европе.»

Далее Оскар описывает, как Бернадотт провел всю операцию по объединению Швеции и Норвегии. Описывает места в Норвегии, где они были.

«Я проводил папу в его спальню, и он сказал мне: „Вчера, Оскар, был день рождения твоей мамы. Надеюсь, что наши поздравления она получила вовремя“.

Дорогая мамочка, папа иногда меня очень огорчает: он по-прежнему остался республиканцем, а сочетать это со званием наследного принца — очень трудно.

Мы рассчитываем вернуться в Стокгольм в конце месяца. Сейчас курьер уезжает, а мои глаза закрываются, так я хочу спать.