– Я очень рада, что ты согласилась поехать со мной. Все остальные… слишком легкомысленные. А в такую минуту хочется иметь надежного друга.
– Я рада, что ты взяла меня с собой, – ответила Мелисанда. – Надеюсь, ты будешь счастлива, Люси.
– А что же может этому помешать? Я получу все, чего хочу. Мистер Грей продвинется по службе. Уж я об этом позабочусь.
Ее лицо, наполовину прикрытое широкими полями шляпы, выглядело серьезным и безмятежным. Такое выражение Женевра называла чопорным. Нет, оно не чопорное, подумала Мелисанда, скорее просто удовлетворенное. Мелисанда вздохнула. Люси так благоразумна, она никогда не навлечет на свою голову неприятностей.
– Поторапливайтесь, мои птички, – вмешалась Полли. – До вашего нового дома, мисс Люси, путь неблизкий, а мадам будет ждать вас к чаю. Боже правый, а это кто?
Фермор Холланд с поклоном приблизился к ним:
– Три дамы… одни на улице! Вы обязательно должны позволить мне вас сопровождать.
Люси, отпрянув от неожиданности, смерила его холодным взглядом:
– Благодарю вас, мистер Холланд, мы не нуждаемся в сопровождающем.
– За юными дамами приглядываю я, – сказала Полли. – И делаю это не хуже любого мужчины.
– Лучше! – воскликнул он, награждая ее обезоруживающей улыбкой. – Я знаю это, вы знаете, юные леди знают. Но знают ли об этом все остальные? Дорогая моя Полли, ваша миниатюрная фигура вводит в заблуждение относительно вашего бесстрашия, так что я все-таки возьму на себя обязанность быть вашим спутником.
Полли поцокала языком и покачала головой. Фермор поцеловал Люси руку, и девушка смягчилась. «В конце концов, – подумала она, – мы же на улице, что же тут дурного?»
Затем он взял руку Мелисанды, поцеловал и, задержав в своей, проговорил:
– У вас будет личная охрана. Можно ли желать большего?
Люси пришлось пойти рядом с Полли.
Когда эта парочка двинулась вперед, Мелисанда обратилась к Фермору:
– Вас же не желают видеть. Вам это известно. Где ваша гордость?
– Гордость моя раздувается до небывалых размеров, когда я думаю о том, сколь желанно мое присутствие. Полли во мне души не чает, вы тоже. А что до чопорной малышки Люси, то я уверен, что мои чары способны растопить даже ее ледяное сердце.
– Я не хочу, чтобы вы так часто появлялись у нас в доме.
– Вас огорчит, если я буду появляться реже.
– Меня это обрадует.
– Но признайтесь, что вы обо мне часто вспоминаете.
– Я часто вспоминаю о Каролине. Она очень несчастна?
– Благодарю вас, она в добром здравии и расположении духа.
– И не догадывается о вашем поведении?
– Ей пока не на что жаловаться. Мелисанда, давайте кончим пререкания. Давайте будем самими собой и вы скажем все, что у нас на душе. Я люблю вас… а вы меня.
– Нет!
– Я предложил вам говорить правду. Обещайте мне, что честно ответите на один мой вопрос. Обещаете или вы боитесь?
– Я не боюсь говорить правду.
– Будь я свободен и предложи вам руку и сердце, вы бы согласились?
Мелисанда помедлила с ответом, он напомнил ей:
– Вы обещали сказать правду.
– Я и пытаюсь сказать правду, но мне неловко…
Он удовлетворенно рассмеялся:
– Это все, что я хотел узнать. А ваша неловкость меня не смущает. Ведь неловкость означает неравнодушие, верно? Вы ведь, как и я, очень дорожите… дорожите тем чувством, которое мы оба испытываем. Мелисанда, давайте раз и навсегда покончим с ссорами. Давайте вообразим, что мы идем смотреть наш собственный дом… что это нашу свадьбу скоро должны сыграть. Вы можете себе это представить?
– Могу, – призналась она.
Здесь, на улице, она могла позабыть об осторожности. Ее удивило, какое наслаждение доставляют ей подобные мечты. Когда она шла с ним рука об руку, так легко было в них поверить.
Фермор держал ее руку в своей, но ее это не беспокоило. Полли шла впереди с Люси. К тому же Полли только воскликнула бы: «Каков смельчак!» – причем воскликнула бы с одобрением. Она, как и ее хозяйка, питала слабость к юным смельчакам.
Подняв глаза, Мелисанда смотрела на Фермора, и он смотрел на нее сверху вниз; их взгляды светились