думал. Меня зовут капитан Железоплавильссон, сэр, хотя чаще меня называют капитан Моркоу. Если что- нибудь вспомните, свяжитесь со мной тотчас же. Мы здесь для вашей защиты.
'Да, и что же ты предпринял против баньши? — подумал Мокрист — Вы подозреваете Позолота. Ну что ж, молодцы. Но таких людей как Позолот закон вообще не волнует. Они сами никогда не нарушают закон, они просто используют людей, которые делают это за них. И вы никогда нигде не найдете письменных распоряжений, никаких'.
Мокрист был уверен, что оборотень подмигнул капитану, прямо перед тем как он повернулся, чтобы уйти.
Дождь теперь свободно проникал в здание и шипел на еще не остывших камнях, пока Мокрист осматривал гаснущий пожар. Пламя еще кое-где теплилось, особенно там, где големы свалили горючие материалы в большие кучи. Все-таки это был Анк-Морпорк, поэтому ночные бродяги уже появились, как туман, из ниоткуда, и стали собираться вокруг этих куч, чтобы погреться.
Чтобы привести здесь все в порядок, понадобится потратить целое состояние. Ну так и что? Он же знал, откуда взять деньги. Все равно они ему не очень-то нужны. Он использовал их просто как мерило своих достижений. Но сейчас в этом не было смысла, потому что все эти достижения принадлежали Альберту Блестеру и прочим его мошенническим личинам, а вовсе не скромному невинному почтмейстеру.
Он снял свою золотую шляпу и посмотрел на нее. «Аватар», вот что сказал Пелч. Человеческое воплощение божества. Но он не был богом, он был просто обманщиком в золотом костюме, и вот обману пришел конец. И где же теперь ангел? И где были боги, когда ты так нуждался в них?
Шляпа поблескивала в отсветах огня, а мозг Мокриста просто искрился. Он боялся дышать, чтобы не спугнуть внезапно возникшую мысль, ведь все, оказывается, было так
— Все что нам нужно, это…
— Это что? — спросила мисс Добросерд.
— Музыка! — объявил Мокрист. Он встал на ноги, сложил ладони рупором и закричал: — Эй, народ! На банджо играет кто-нибудь? Или, может, на скрипке? Я дам отличную коллекционную долларовую марку тому кто сможет изобразить вальс! Ну, знаете: раз-два-три, раз-два- три?
— Ты что,
Она замолчала, потому что бедно одетый человек похлопал Мокриста по плечу.
— Я умею играть на банджо — сказал он — а мой друг Хамфри может изобразить что-нибудь суровое на губной гармошке. Плата — один доллар, сэр. Монетой, пожалуйста, если не возражаете, потому что я не умею писать и не знаю никого, кто умел бы читать.
— Моя драгоценная мисс Добросерд — сказал Мокрист с безумной улыбкой — У тебя есть другое имя? Ну какое-нибудь прозвище, какое-нибудь милое уменьшительно-ласкательное слово, которым тебя можно назвать?
— Ты пьян? — требовательно спросила она.
— К сожалению, нет — посетовал Мокрист — Хотя я бы не возражал. Ну так что, мисс Добросерд? Я ведь спас даже свой лучший костюм!
Она была захвачена врасплох, и ответ сорвался с губ, прежде чем ее прирожденный цинизм успел захлопнуть двери.
— Мой брат называл меня… э…
— Ну?
— 'Убийца' — призналась мисс Добросерд — Но он это любя.
— Тогда как насчет «Шпильки» [97]?
—
— А вот и нет, Шпилька — возразил Мокрист, отсветы огня осветили его широкую улыбку — как раз сейчас самое подходящее время. Мы с тобой станцуем, а потом расчистим здесь все и подготовимся к открытию Почтамта, снова наладим доставку почты, закажем ремонт здания, и все опять заработает как надо. Просто смотри на меня.
— Знаешь, похоже, это правда, что работа в Почтамте сводит людей с ума. — сказала мисс Добросерд — подумай, откуда ты возьмешь деньги на ремонт?
— Боги помогут — ответил Мокрист — верь мне.
Она уставилась на него.
— Ты серьезно?
— Смертельно.
— Ты собираешься
— Ну, не совсем, Шпилька. Какой смысл, богам ведь тысячи молитв каждый день возносят. У меня другие планы. Мы вернем Почтамт к жизни, мисс Добросерд. Я ведь не думаю как полицейский, почтальон или клерк. Я все делаю
Ее рот принял форму буквы 'О'.
— Да как же ты это сделаешь? — наконец выговорила она.
— Пока не знаю, но все возможно, если я станцую с тобой и смогу сохранить целыми все десять пальцев на ногах. Станцуем, мисс Добросерд?
Она была удивлена, потрясена и смущена, и лично Мокристу фон Губвигу это нравилось. Почему-то он чувствовал себя бесконечно счастливым. Он не знал почему, и не знал точно, что будет делать дальше, но был уверен в одном — это будет
Он испытывал то самое электризующее ощущение, какое бывало, когда он стоял перед банкиром, внимательно изучавшим образчик его искусства. Вся вселенная как будто затаивала дыхание, а потом банкир улыбался и говорил: 'Очень хорошо, мистер Вымышленное Имя, я тотчас же велю клерку принести деньги'. Это был трепет не погони, но спокойного ожидания, когда ты так хладнокровен, так собран, что, кажется, продлись это состояние еще немного, и ты обманешь весь мир и сможешь вертеть им, как захочешь. Это были те самые моменты, ради которых он жил, когда чувствовал себя
Он снова
Позже она отправилась спать домой, слегка озадаченная, но со странной улыбкой на губах, а он пошел в свой кабинет, в котором теперь не хватало целой стены, и задумался о религии, как никогда раньше.
Юный жрец храма Крокодила Оффлера в 4 часа утра был несколько не в себе, но человек в шляпе с крылышками и золотом костюме похоже, точно знал, чего хочет, так что жрецу пришлось с этим смириться. Он был не очень-то умен, вот почему и оказался в ночной смене.
— Вы хотите
Конверт был уже у Мокриста в руке…
— Письмо адресовано ему — сказал Мокрист — И снабжено соответствующей маркой. Хорошо написанное письмо всегда привлекает внимание. А еще я принес фунт сосисок, это обычай такой, я знаю. Крокодилы любят сосиски.