мне лучше предупредить вас. Насладитесь ужином сполна. Он может оказаться последним.

— Что?

— 'Великий Путь' убивает людей, мистер Губвиг. Разными способами. А вы наверняка уже действуете на нервы Взяткеру Позолоту.

— Ох, да ладно вам! Я не более чем муха на их пикнике.

— А что люди делают с мухами, как вы думаете? — возразила мисс Добросерд — У компании проблемы, мистер Губвиг. Ее используют как машину для производства денег. Они решили, что ремонт обойдется дешевле регулярного технического обслуживания. Они урезали расходы с мясом, — с мясом. И эти люди не любят шутить. Вы полагаете, Взяткер Позолот задумается хоть на секунду, прежде чем прихлопнуть вас?

— Но я был очень… — начал Мокрист.

— Вы думаете, что сможете играть в игры с ними? Звонить в дверь и убегать? Позолот нацелился на место Патриция, все так говорят. И вдруг появляется… идиот в большой золотой шляпе, который напоминает всем, что в семафорной компании царит кавардак, издевается над ней, возрождает Почтамт…

— Погодите, погодите — умудрился вставить слово Мокрист — Здесь же большой город, а не деревня скотоводов на равнинах! Здесь же не убивают конкурентов вот так запросто, верно?

— В Анк-Морпорке? Вы и правда так думаете? О, он вас не убьет. Он даже не станет беспокоиться о формальностях, обратившись в Гильдию Убийц. Вы просто умрете. Как мой брат. И стоять за этим будет Позолот.

— Ваш брат? — переспросил Мокрист.

В дальнем конце большой пивной с хорошо исполненного 'Ты-чего-это-на- меня-уставился?', принесшего зачинщику два очка и выбитый зуб, началась традиционная вечерняя драка.

— Мой брат и его друзья, работавшие в «Пути» прежде чем он был захвачен — по-пиратски захвачен, мистер Губвиг — собирались основать новую семафорную компанию. — сказал мисс Добросерд, наклонившись вперед — Они умудрились наскрести денег на несколько первых демонстрационных башен. Они должны были работать в четыре раза быстрее традиционных башен, потому что их создатели изобрели несколько хитрых трюков с кодированием сообщений, это был многообещающий проект. Многие люди доверили им свои сбережения, те кто раньше работал с моим отцом. Многие талантливые инженеры уволились из «Пути», когда отец потерял над ним контроль, видите ли. Они терпеть не могли Позолота и его банду шакалов. Мой брат собирался снова заработать потерянные нами деньги.

— Я утерял нить ваших рассуждений — признал Мокрист.

В их столик с размаху вонзился топор и завибрировал.

Мисс Добросерд внимательно посмотрела на Мокриста и выдохнула струю дыма мимо его уха.

— Моего отца звали Роберт Добросерд — сказала она отстраненно — Он был председателем 'Великого Пути'. Семафоры были его детищем. Дьявол, да он придумал половину механизмов для башен. А потом объединился с другими инженерами, серьезными людьми с твердыми принципами, и они заняли денег, заложили свои дома и построили локальную семафорную систему, а потом снова вложили заработанные деньги и начали строить «Путь». К ним потекло много денег, все города захотели подключиться к системе, каждый акционер должен был стать богачом. У нас были конюшни. У меня была собственная лошадь. Честно говоря, она не очень-то мне нравилась, но я привыкла кормить ее и смотреть, как она бегает вокруг или что там обычно делают лошади. Все шло прекрасно, но внезапно он получил это письмо, а потом начались встречи, и они сказали, что ему повезет, если он не попадет в тюрьму за, о, я не знаю точно, но за что-то сложное, связанное с законами. Но семафоры продолжали приносить кучу денег. Понимаете? Взяткер Позолот и его банда действовали очень по-дружески, да, но они скупили закладные на дома и контролировали банки, и жонглировали цифрами и, в конце концов, украли у нас 'Великий Путь' как воры. Все чего они хотели — делать деньги. Их ничуть не волнует «Путь». Они загонят его до смерти, а потом сделают еще больше денег, продав его. Когда папа за все отвечал, люди гордились своей работой. А поскольку они были инженерами, они заботились, чтобы башни работали как надо, все время. У них были даже 'ходячие башни', заранее подготовленные необходимые детали, загруженные на пару фургонов, так что если одна из башен серьезно ломалась, они собирали рядом новую и запускали ее в дело, подхватывали трафик, не потеряв ни единого сообщения. Они гордились своей работой, все они были горды быть частью великого дела!

'Ах, если бы вы были там! Ах, если бы вы это видели!' — подумал про себя Мокрист.

Он не собирался произносить этого вслух. На другом конце комнаты один драчун ударил другого своей собственной оторванной ногой и заработал семь очков.

— Да, — сказала мисс Добросерд — вам следовало бы. И три месяца назад мой брат Джон собрал достаточно средств, чтобы создать конкурирующую компанию. Потребовалось немало усилий. Позолот запустил свои щупальца всюду. Ну что ж, Джон умер, разбившись о землю. Они сказали, он не пристегнул страховочный трос. Он всегда пристегивался. А мой отец теперь просто сидит и целыми днями смотрит в стену. Он потерял даже свою мастерскую, когда у нас все забрали. И наш дом мы тоже потеряли, конечно. Теперь мы живем у тети на улице Сестричек Долли. Вот до чего мы дошли. Когда Взяткер Позолот болтает о свободе, он имеет в виду свою свободу, и ничью больше. И тут вдруг как чертик из коробочки выскакиваете вы, мистер Мокрист фон Губвиг, весь такой новенький и блестящий, бегаете вокруг, делаете все и сразу. Почему?

— Ветинари предложил мне работу, вот и все — сказал Мокрист.

— И почему вы согласились?

— Это оказалось делом моей жизни.

Она посмотрела на него так внимательно, что Мокрист почувствовал себя неуютно.

— Ну что же, вы умудрились за несколько часов раздобыть столик в Le Foie Heureux — признала она, когда рядом с ней в стену вонзился нож. — Если я спрошу как, вы намерены соврать?

— Да, полагаю.

— Хорошо. Ну что, пойдем?

Маленькая масляная лампа ярким шариком света освещала тесный уют бывшей раздевалки Почтамта. В центре комнаты, вооружившись увеличительным стеклом, Стэнли изучал свои марки.

Это был… рай. Горох славится своей цепкостью, и Стэнли был предельно добросовестным. Мистер Шпульки, несколько нервозно улыбаясь, вручил ему все пробные распечатки марок и все забракованные листы с ошибками, и теперь Стэнли тщательно их каталогизировал: сколько марок, какие в них ошибки — все.

Он испытывал легкое чувство вины: марки были даже лучше булавок, действительно лучше. Маркам не было конца. На них можно напечатать все что угодно. Это потрясающе. Они помогают доставлять письма, а потом их можно отклеить и аккуратно собрать в альбом. И нет нужды мучаться от исколотого 'пальца булавочноголового'.

Он читал об этом ощущении в булавочных журналах. Там говорилось, ты можешь «отколоться». При этом, как правило, упоминались девушки и брак. Случалось, что бывший «булавочноголовый» просто брал и распродавал всю свою коллекцию. Или на какой-нибудь булавочной вечеринке один из участников вдруг швырял на пол все коллекции и убегал прочь с воплем: 'АААААААААА, это всего лишь булавки!' До последнего времени Стэнли и думать не думал, что с ним может случиться нечто подобное.