– Частоту.
– Пол, ему незачем было рассказывать нам о частоте и позывных. Он и так достаточно рассказал. Он рассказал нам о вашей женщине.
Чарди мутным взглядом уставился на своего палача. Спину объял жгучий огонь, и его закрутило в водовороте боли.
– Джо-джо-джо… – начал он слабым голосом.
– Да. Слушайте меня внимательно. Второго такого предложения не будет. И времени на размышление тоже. У вас есть секунд тридцать. Пол, либо вы даете нам информацию, либо, клянусь, я принесу вам ее голову. Если вы будете говорить, возможно, нам удастся ее вытащить. Во всяком случае, мы можем попытаться. Никто другой ей уже не поможет. Управление не в состоянии ей помочь. Иранцы тоже. Она вместе с курдами, мы сжимаем вокруг них кольцо, и в считанные дни, от силы через неделю, они будут у нас. Ей может помочь только один человек, Пол. Это вы. Решать вам, Пол. Жить вашей женщине или умереть. Говорите, Пол, а не то, клянусь, ровно через неделю, в этой самой камере я вручу вам ее голову. Я собственноручно сниму ее с плеч.
Чарди заплакал. Он нашел в себе силы закрыть глаза руками, чтобы не показывать свой позор. Крупные слезы падали на его тело и скатывались в солому. Он давился ими.
– Пол. Десять секунд.
Спешнев поднялся.
Чарди пытался собрать в кулак все свои силы, глядя, как русский уходит туда, где был свет. Но почувствовал, как сползает на солому. Остальные присоединились к Спешневу у двери и по одному двинулись прочь из камеры. Спешнев притворил за собой тяжелую дверь.
– Нет! – закричал Чарди. – Нет. Помоги мне бог. Помоги бог им всем. Прости меня, Господи. Нет. Нет. Нет!
– Ну-ну, Пол, – услышал он воркование русского, и тот ласково поднял голову Чарди с соломы. – Все образуется. Наконец-то вы взялись за ум.
После того, как он все рассказал им, его быстро вымыли и накачали болеутоляющим. Все остальное он помнил слабо. Его перевели на несколько этажей выше, в какое-то подобие оперативного центра, и усадили за советскую артиллерийскую рацию, старую модель. Видимо, ее уже настроили на нужную частоту. Поблизости маячили несколько радиотехников; его состояние явно потрясло их. Дважды он едва не потерял сознание. Радио шипело.
– Что мне сказать?
Спешнев сообщил ему про вертолеты, и Чарди повторил это Улу Бегу, потом ему вкатили еще болеутоляющего, и он уснул.
Очнулся он в больничной палате, лежа на животе, в присутствии двух советских морпехов с автоматами Калашникова. Ему было намного лучше, несмотря на слабость. Яркий солнечный свет заливал комнату. За окном раскинулся город. Ему принесли стакан с какой-то белковой бурдой, состоящей по большей части из яиц и муки, и он высосал все дочиста.
Дверь открылась, и вошел русский.
– Ну что, Пол? Как вы себя чувствуете?
Чарди не знал, что ответить, и только глупо смотрел на него. Он мог думать лишь о том, что только что начался день, в котором не будет сварочной горелки.
– Мы подавили его, Пол. Да, у нас получилось. У меня получилось, Пол. Мы подавили его, подавили восстание. Мы разбили курдов, Пол. Всех американских военных советников отозвали обратно в Резайе. Дипмиссия будет закрыта. Шах арестовал курдских эмиссаров в Тегеране и закрыл границу. Все кончено.
Он внимательно посмотрел на Чарди.
Пол никак не мог сосредоточиться. Даже сейчас где-то внутри закопошились воспоминания, стали мешаться, путаться, вырастать из небытия. Спины он не чувствовал. Его по уши накачали наркотиками. Он и имя-то свое едва помнил.
Он отвел взгляд. Потом кое-как поднялся с кровати. Один из морпехов схватил его, но он вырвался и побрел к окну. С высоты пятого или шестого этажа Багдад казался грязной нашлепкой из каменных трущоб и убогих новостроек, раскинувшихся до самого горизонта. Жирная сонная муха билась о мутное стекло. Светило солнце, хотя вдалеке, над горами на севере, собиралась гряда туч.
– Восхитительный город, да, Пол? Прекрасный Багдад, знаменитый Багдад, город сказочных принцев и чудес. Великолепное зрелище, правда, Пол?
Чарди ничего не ответил. Он кожей чувствовал русского у себя за спиной.
– Ах, Багдад! Знаете, на прошлой работе у меня был великолепный вид из окна. Я видел реку, исполинское старое чертово колесо, белые барочные здания. Европу. Цивилизацию. Быть может, теперь я вернусь туда.
– Девушка, – сказал Чарди. – Джоанна. Пожалуйста.
– Что ж, Пол, новости вселяют надежду. Мы полагаем, что она уцелела. Мы осмотрели тела, и ее среди них не оказалось. Если, конечно, она не погибла раньше; в таком случае я не несу никакой ответственности. Но…
– Тела? – переспросил Чарди.
– Да, Пол. Мы убили их. Мы убили их всех.
Чарди упал на колени и зарыдал. Он не мог остановиться. Он всхлипывал и давился слезами. Он пытался спрятать лицо от русского, нависающего над ним.
– Вы действительно сломлены, верно, Пол? Интересно, от вас когда-нибудь еще будет толк? Хоть в чем-нибудь? Надеюсь, когда вы вернетесь обратно, то сможете найти эту женщину и уговорите ее выйти за вас замуж. Кто-кто, а вы заплатили дорогой выкуп. Пожалуй, как никто другой. Можете жениться на ней, жить в пригороде и работать в рекламном агентстве. Скажите, Пол, неужели это того стоило?
В ту ночь, в самолете, который уносил его в Москву, Чарди исхитрился вскрыть себе вены на обоих запястьях осколком стекла. Он потерял довольно много крови, но его обнаружили и не дали ему умереть.
Чарди вынырнул из сна в своей квартирке, один в холодной ночи.
«Не глупи», – велел он себе.
Он выбрался из постели и подошел к холодильнику. Пива не было, он так его и не купил. Уже слишком поздно? Ему было отчаянно нужно что-нибудь выпить. Стрелки «Ролекса» показывали четыре. Он выглянул в окно над раковиной. За мутным стеклом мерцала россыпь уличных фонарей.
Чарди стоял босиком на кухоньке. Он плеснул в пластмассовый стакан тепловатой воды, но нервы у него сейчас были слишком натянуты, чтобы искать лед. Он думал о Джоанне, которая была на том свете, и об Улу Беге, который скоро будет там же. Думал он и о Спешневе, и ему даже показалось, будто он слышал голос русского, рассудительный, полный здравомыслия и убежденности. Спешнев сказал, и Чарди слышал эти слова, как будто тот находился тут, рядом с ним, в этой самой комнате: «На прошлой работе у меня был великолепный вид из окна. Я видел реку, исполинское старое чертово колесо, белые барочные здания».
Чарди не видел ничего. Он жил в пригороде, тут не на что было смотреть. Ему представился русский, глядящий на свои белые барочные здания, и поразился, как в душе этого человека живописные виды и архитектура эпохи барокко уживались рядом с теорией и практикой применения газовой горелки.
Пол тряхнул головой, отпил еще глоток воды. Посмотрел на часы: прошла всего минута. Теперь уж он ни за что больше не заснет. Он снова уставился в темноту, и в этот миг, в тот самый миг его с сокрушительной силой накрыло озарение. Во всем мире мог существовать лишь один город, в котором сочетаются реки, чертовы колеса и белые барочные здания. Он и сам там бывал.
Этим городом была Вена, где Френчи Шорта выловили в Дунае после одиночной операции.
Глава 40