Они поехали в более размеренном темпе. Тревитт вглядывался в море машин и пешеходов. Но не мог разглядеть ни черта…
– Вон она! Вон там, я ее вижу! – завопил Роберто, который высовывался из окна чуть не по пояс.
– Эй, парень, ты там поосторожней, – предостерег помощника Тревитт, но его самого уже переполняло ликование.
«У Ле Карре все было бы совсем иначе, – думал Тревитт, отчаянно бросаясь в возникающие просветы между машинами, ныряя в этот поток видавших виды колымаг пятидесятых годов и выныривая из него на своем неторопливом желтом „шевроле“. – Черт бы побрал эту бабу – она захапала себе единственную быструю машину во всей стране!»
У Ле Карре на его месте были бы суровые бесстрастные профессионалы, мрачные типы с синуситом и нелегкой судьбой, и они гонялись бы друг за другом под непогожим небом Восточной Европы. Там каждый кирпичик, каждый оттенок мысли, каждый поступок был бы полон значения, каждый закоулок был бы отмечен на плане, каждая горькая шутка судьбы была бы выпячена. Здесь же вместо всего этого – пыльные людные улицы, тележки с мороженым, лотки с фруктами, ребятишки в дерматиновой обувке, холмы, обросшие сизыми лачугами, палящее солнце, пыльный суховей, улочки, названий которых он никогда не узнает, и двое мексиканских мальчишек, кричащих ему на ухо.
– Она свернула.
– Да никуда она не сворачивала.
– Так свернула или нет?
– Свернула.
– Не сворачивала.
– Я ее не вижу.
У Ле Карре слежку вели специальные группы, разбитые на четверки, и силуэты «хвостов» сменяли друг друга. Непременно где-нибудь стоял контрольный фургон с детскими каракулями, нацарапанными на пыльном боку так высоко, что никакой ребенок не дотянулся бы. Ле Карре досконально разбирался во всех тонкостях, во всех хитростях этого ремесла, знал их назубок.
– Свернула.
– Не сворачивала.
– А, черт! – рявкнул он с раздражением и затормозил у обочины, подняв тучу пыли.
Тощая курица выпорхнула перед ним из дырки в чьем-то курятнике и бестолково ринулась на проезжую часть, где ее немедленно сбил огромный грузовой «мерседес» с эмблемой «Пепси-колы» на боку. Она совсем по-мультяшному подлетела в воздух, потом спланировала вниз, теряя перья и кости, и глухо шлепнулась в пыль.
– Господи Иисусе, вы это видели? – ахнул Мигель.
Тревитт видел и уже начал задумываться, случалось ли в произведениях Джона Ле Карре такое, чтобы грузовики с эмблемой «Пепси» в лепешку давили цыплят. И если случалось, то какой знак Джордж Смайли – сдержанный, усталый, блестящий старый профессионал, странник в мрачных лабиринтах шпионажа – усмотрел бы в этом? Но тут в нескольких кварталах впереди мелькнул зеленый «шевроле».
С улицы они въехали еще на один холм, потом спустились вниз, потом снова поднялись вверх. Повсюду вокруг ютились натыканные без всякого порядка толевые лачуги, крыши из гофрированной жести, проволочные изгороди, розовые или голубые домишки в одну комнату; Тревитту уже начинало казаться, что вся Мексика состоит из одной улицы, на которой он успел побывать тысячу раз.
Впрочем, пыль, висящая в воздухе, говорила ему, что машина Мадонны пронеслась здесь всего несколько секунд назад, и время от времени он видел автомобиль, исчезающий за гребнем холма наверху или бешено вихляющий внизу впереди него.
– Где мы? – спросил он своих проводников.
– Здесь оседают люди из пустыни или с гор, – сказал Роберто. – Беднейшие из бедных. Рейнолдо, он из этого района.
– Это очень плохой район, – подал голос младший.
«Шевроле» впереди исчез. Тревитт лихорадочно ударил по тормозам, машина пошла юзом. Но впереди не было пыли.
– А, черт подери, – выругался он.
– Свернула, наверное.
– Черт.
Он оглянулся назад, посмотрел вперед. Картина всюду была та же самая: грязные извилистые улочки, уходящие вверх и вниз, сараи, проволочные курятники, телевизионные антенны.
– Сдай назад. Потихоньку.
Он дал задний ход. Сейчас ему очень пригодилась бы одна из четверок Ле Карре.
– Вон она. Вон там, я ее вижу, – сказал Мигель.
– Да-да. – Тревитт тоже увидел зеленый «шевроле», брошенный под странным углом на склоне соседнего холма.
Он медленно двинулся вперед, завернул за угол и остановил машину у небольшого магазинчика «Абарротес гардения».
– Так, – проговорил он, тяжело дыша, – Мигель, ты пойдешь к тому дому. На тебя вряд ли кто-то обратит внимание. Не суетись, ладно? Без глупостей. Просто смотри в оба глаза, понял? Роберто, ты заглянешь в тот магазинчик. Посмотришь, что скажет продавец. Не дави на него, просто послушай…
– Ладно, ладно, – сказал Роберто, выбираясь из автомобиля.
Тревитт ждал. Он сгорбился за рулем своей машины, дешевые очки сползли с переносицы. Он чувствовал себя по-дурацки, как ряженый на маскараде. Примириться со всем этим было нелегко. Но он ведь примирился с Биллом Спейтом в сточной канаве – это была реальность. Интересно, все остальные когда-нибудь тоже сталкивались с подобным, испытывали такое чувство, будто разыгрывают нелепые роли в окружении неправдоподобных персонажей? Он сомневался в этом: они были специально обучены и, должно быть, мыслили в терминах, которым их обучили, просчитывали целесообразности, пути к отступлению. Они были бы так озабочены, так заняты, что у них просто не было бы времени на взгляд в перспективу. А Тревитт только в перспективу и глядел. Его никогда не учили подпольной работе, он ведь аналитик, историк. Никто никогда и не думал о том, чтобы бросить его на операцию. И вот тебе пожалуйста.
Мигель вернулся первым.
Тревитт подскочил от неожиданности, когда мальчишка плюхнулся в машину. Черт, он подкрался совершенно бесшумно.
– Мне не удалось подобраться слишком близко. Там почти никакого укрытия. Не хотел все испортить.
– Наверное, это было разумно.
– Зато я порылся в мусоре. Вот.
Его трофей представлял собой заскорузлую полоску марли, розовато-бурую и жесткую.
– Да, это кровь, – сказал Тревитт, и к горлу его внезапно подступила тошнота при виде этой находки. – И как много.
– Si, – согласился мальчишка.
– Теперь осталось только дождаться Роберто.
Но Роберто все не появлялся и не появлялся. Прошло, казалось, уже много времени. Они сидели в машине в переулке. Может, юнец решил подождать с la venganza до лучших времен и смылся? Или, может…
Но Тревитт понимал, что хорошие оперативники не сидят сложа руки и не гадают: может – не может. Никакого толку, одно расстройство. И все же мысли у него в голове крутились, как ошпаренные. Может, он столкнулся с какой-нибудь бандой. Может, он…
Но парнишка неожиданно появился.
– Где ты пропадал?
– В «Абарротес гардения».
