– И, без всяких сомнений, ты выиграла бы! – ухмыльнулся он.

Ральф присоединился к ним, огорченный тем, что не смог прийти на помощь жене, оттесненный толпой.

– Я с нетерпением жду начала состязания, – продолжал Кловис. – Все лошади элитных кровей – потомки Кингскапа, не так ли? Это был отличный жеребец!

Лицо Ральфа засияло. О чем, о чем, а о лошадях он поговорить любил.

– Лучший из всех, которые когда-либо у нас были! Может быть, даже лучше, чем великий Принц Хэл, хотя он тоже произвел несколько хороших животных. Но все они слишком тяжелы для быстрого бега. И я хочу добавить в нашу местную породу немного легкой крови. Я слышал, что некоторые из лошадей варваров...

– Если ты начнешь беседовать с Ральфом о разведении лошадей, то никогда не остановишь его, – предупредила Аннунсиата Кловиса. – Он почти готов ехать в Африку, чтобы вывезти оттуда лошадь, поэтому я умоляю, не заводи его!

– Да ты подумай только, как это могло бы улучшить породу! – воскликнул Ральф, но, увидев их удивленные лица, сменил тему разговора. – Ну, ладно, ладно. Я вижу, там люди пытаются привлечь мое внимание, пойду-ка лучше к ним. Кловис, ты проследишь за тем, чтобы графиня устроилась поудобнее?

– Конечно, – ответил Кловис.

Ральф отошел в сторону, и его тут же обступили плотники, повара, грумы, наездники, друзья и нищие. Кловис сказал:

– Я не завидую сегодня его доле, – и повел Аннунсиату под навес. Он усадил ее в центральное кресло и заботливо проследил, чтобы остальным тоже было удобно. Элизабет Хобарт уселась справа от Аннунсиаты, Фрэнсис и Анна Саймондс – слева, Сабина и другие дети – по обе стороны, а слуги стояли сзади, вдоль скамей. За спиной Аннунсиаты Хлорис и Берч устроили молчаливую войну за место подле нее. Затем, подчиняясь взгляду Аннунсиаты, Кловис сел на пуф у ее ног, сдвинув спаниелей в одну сторону, и приготовился развлекать даму.

– Ну, а теперь, – сказала она, – пока до скачек еще есть время, мы можем спокойно поговорить. Расскажи мне обо всех новостях. Был ли ты в Сент-Омере? Видел ли Эдмунда?

– Да, он очень счастлив. В этом году, надень Святого Михаэля, принял обет, думаю, скоро он станет монахом. Ты знаешь, ведь он такой... – Кловис замолчал в поисках слова, а затем продолжил: – Его взгляд всегда направлен внутрь, на тихую лужайку души.

Аннунсиата нежно улыбнулась.

– Ты так долго прожил при дворе и все еще уверен, что у мужчин есть душа?

Он мирно посмотрел на нее.

– Называй это как хочешь, но ведь что-то заставляет мужчин ходить на двух ногах, а не на четырех?

– Что слышно с войны? – спросила она спустя минуту.

– Все плохо, очень плохо. Новости с войны не могут быть хорошими. Наш флот ничего не добился на море, французы начали наступление на Данию, а датчане тем временем понемногу отступают: разрушили дамбу и теперь стоят напротив французов, глядя на них через пролив.

– Как ты думаешь, французы пойдут в наступление? – спросила Аннунсиата.

– Я думаю, нет. Ходят слухи, что датчане недовольны своим правительством из-за того, что война приняла такой оборот. Они хотят мира с Англией так же, как и большинство англичан стремятся к миру с Данией. Датский народ уверен, что их министры продали мир в своих интересах. Предприняты попытки вернуть Вильгельма Оранского на его законное место, чтобы еще раз сделать наследным штатгальтером.

– А что это такое? Что-то вроде короля? – спросила Аннунсиата.

Вильгельм был племянником короля Чарльза, сыном его сестры Мэри.

– Почти так; однако его власть не абсолютна, он всегда должен будет искать согласия с датским парламентом. Но в общем-то, он будет королем.

– А что будем делать мы? Я полагаю, что король откажется вести войну с собственным племянником?

– Не знаю, – вздохнул Кловис. – Понятия не имею, что будет делать наш король. Мне кажется, он ставит войну с Данией на первое место. Но думаю, что ты права: если принц Вильгельм станет штатгальтером, наш король скорее заключит союз с ним против Франции. Это более желанный друг, чем король Людовик.

Подошли Криспиан и Фрэнсис, которые ходили смотреть лошадей. Они были близкими друзьями и кузенами и проделали длинный путь вместе с армией Монка, чтобы вернуть королю Чарльзу его корону, но были абсолютно не похожи друг на друга. Криспиан, невысокий и плотный, еще раздобрел, с тех пор как стал сам себе хозяином и освободился от неодобрительной опеки отца. Он ел и пил без меры, а выпить очень любил. Его поместье располагалось на границе с Шотландией, на пересечении торговых путей, и поэтому в Нортумберленде найти хорошее вино было легче, чем где-нибудь южнее. Такие привычки не улучшили его внешность: волосы выпадали, тонкие черты лица, доставшиеся ему от матери, исчезли под слоем жира, от обильных возлияний лицо все больше краснело, а голубые глаза день ото дня становились все более водянистыми.

Фрэнк же был худым, смуглым, стройным и крепким, как орех. В Тодс Ноу он вел спартанский образ жизни, сам управляя своим поместьем и приглядывая еще и за Эмблхоупом, доставшимся Ральфу в наследство от первой жены. Его тонкие ноги были слегка искривлены от частой верховой езды, лицо, обветренное, смуглое, с высокими скулами, избороздили мелкие морщинки, но оно оставалось приятным и веселым. Его украшали очень голубые глаза, а темные кудрявые волосы только начали покрываться серебром.

Братья подошли вместе, и Криспиан, крепкой рукой обнимая Фрэнка за плечи, сказал:

– Черт побери! Мне нравится этот конь. Он должен носить тебя весь день и вернуться с высоко