Крис решил не задавать больше вопросов. Тем более что к тому времени он добрался до освещенного солнцем разрыва в листве. Посмотрев вниз, он увидел в двухстах футах под собою реку Дордонь, петлявшую по просторной долине. «Этот вид, – подумал он, – почти не отличается от того, к которому я привык за лето».
Но если река была той же самой, то все остальное в пейзаже было иным. Замок и город Кастельгард были совершенно целехонькими. Невдалеке от стен раскинулись возделанные поля; на некоторых из них прямо сейчас возились пахари.
Но тут его взгляд скользнул направо. Он рассматривал сверху обширный прямоугольник монастыря. И укрепленного мельничного моста. «Моего моста», – подумал он. Этот мост Крис изучал все лето…
И, к сожалению, мост очень сильно отличался от реконструкции, которую он сделал на компьютере.
Крис сразу же увидел, что в стремнине под мостом крутятся не три, а четыре водяных колеса. Да и сам мост не был единой конструкцией, как представлялось ему. Похоже, что он состоял по крайней мере из двух независимых одна от другой частей, напоминавших небольшие дома. Больший был каменным, а меньший – деревянным, и они явно были возведены в разное время. От каменного здания длинной непрерывной серой лентой поднимался дым. «Может быть, там действительно плавили сталь, – подумал он. – Если там есть мехи, приводимые в движение водой, то вполне может быть и настоящая доменная печь». Это объясняло и различный тип зданий. Ведь на мельницах никогда не разрешалось пользоваться открытым огнем – даже зажигать свечу. Именно поэтому мельницы работали только в дневные часы.
Он продолжал присматриваться к деталям и почувствовал, что ему становится легче.
Марек, стоя на той же самой тропинке, рассматривал деревню Кастельгард, и в нем продолжало постепенно нарастать удивление.
Он находился здесь.
От волнения у него чуть ли не кружилась голова, но он продолжал жадно всматриваться в окружающее, всем своим существом впитывая детали. Крестьяне, трудившиеся внизу, были одеты в залатанные шоссы и разноцветные – красные, синие, оранжевые и розовые – туники. Яркие одежды резко бросались в глаза на фоне темной земли. Большая часть полей была засеяна, ведь уже наступил апрель, и весенний сев ячменя, гороха, овса и бобов – так называемых «постных культур» – близился к завершению.
Марек внимательно смотрел, как распахивали новое поле; два вола тащили плуг с черным железным лемехом. За плугом возникала аккуратная борозда с двумя горками земли по сторонам. Присмотревшись, он с удовольствием разглядел над лемехом невысокий деревянный отвал. Такая конструкция была характерна именно для этого времени.
Следом за пахарем шел еще один крестьянин. Он ритмичными взмахами руки разбрасывал семена, которые доставал из мешка, висевшего на груди через плечо. Буквально в двух шагах за ним в борозде волновалось множество птиц, поедавших зерно. Но пиру их не суждено было продолжался долго. На близлежащем поле Марек увидел третьего крестьянина. Тот сидел верхом на лошади, впряженной в борону, похожую на букву Т, на которой сверху лежал большой камень. Борона заваливала борозды землей, защищая посевы.
Казалось, все двигалось в одном плавном, но непреклонном ритме: плуг, прокладывавший борозду, рука, бросавшая зерно, борона, ровнявшая землю. И в спокойном утреннем воздухе не разносилось почти никаких звуков, кроме жужжания насекомых и щебета птиц.
За полями, в небольшом отдалении, Марек видел каменную стену в двадцать футов высотой. Она окружала город Кастельгард. Камень был темным от многолетней непогоды. Но один кусок казался гораздо светлее, желто-серым: здесь стена ремонтировалась. Было видно, что каменщики поспешно ведут кладку. По верху стены расхаживали взад-вперед облаченные в панцири воины; то и дело они приостанавливались и нервно всматривались в даль.
А еще выше вздымался рыцарский замок с круглыми башнями и черными каменными крышами. Над башнями трепетали флаги; на всех можно было рассмотреть один и тот же герб: малиновый с серым щит, на котором была изображена серебряная роза.
Это придавало замку праздничный вид, и действительно, в поле возле самой городской стены устанавливалось сооружение, похожее на деревянную открытую трибуну. Там явно должен был состояться турнир. Толпа уже начала собираться. Прибыли и несколько рыцарей; их лошади были привязаны возле ярких разноцветных палаток, расставленных вокруг всего турнирного поля. Пажи и конюхи суетились между палатками, одни из них несли различные предметы вооружения, другие подносили воду лошадям.
Марек обвел это зрелище взглядом и испустил долгий удовлетворенный вздох.
Все, что он видел, было точно до мельчайшей детали. Все было реально.
Он находился здесь.
Кейт Эриксон разглядывала Кастельгард с чувством растерянности. Марек, стоявший рядом с нею, пыхтел, как влюбленный, но она не была уверена в том, что знает истинную причину его восхищения. Конечно, Кастельгард был теперь живым поселением, во всем своем прежнем блеске, с целыми домами и замком. Но в общем развернувшаяся перед ней сцена почти не отличалась от любого привычного ей французского сельского пейзажа. Возможно, из немного более старых времен, когда вместо тракторов трудились лошади и волы. Но тем не менее… нет, почти не отличалась.
С архитектурной точки зрения самая большая разница между тем, что она видела, и ее временем, заключалась в том, что все дома имели сводчатые крыши из черного камня. Эти каменные крыши были невероятно тяжелыми, чтобы их поддерживать, требовалась сложная система из внутренних балок и стропил. Поэтому в Перигоре такие дома уже давно не строили; не считая, конечно, туристских объектов. Она привыкла видеть на французских домах черепицу охряного цвета: либо изогнутые плитки в романском стиле, либо гладкие – во французском.
А здесь были только каменные крыши. Вообще ни одной черепичной.
Глядя на развернувшуюся перед ней панораму, Кейт постепенно замечала и другие детали. Например, тут было очень много лошадей, по-настоящему много, когда видишь лошадей в полях, лошадей возле турнирного поля, лошадей, бредущих по грязным дорогам, и лошадей, разбредшихся по пастбищу. «Наверно, прямо сейчас в поле зрения не меньше сотни лошадей», – подумала Кейт. Она не могла припомнить, чтобы ей доводилось видеть столько лошадей сразу, даже в ее родном штате Колорадо. Тут были самые всевозможные лошади, начиная от красивых ухоженных боевых рыцарских коней и кончая умотанными клячами, трудившимися в полях.
И еще Кейт удивила одежда людей. Многие из работавших в полях крестьян были одеты в серую ряднину, зато у других облачение было настолько многоцветным, что Кейт сразу же пришли на память аборигены Карибских островов, обожающие яркость и пестроту. Одежды местных жителей покрывали многочисленные заплаты, но ни разу она не заметила рядом двух однотонных; соседние заплаты обязательно были контрастных цветов, переливы были видны издалека. Это был своеобразный средневековый дизайн.
Еще она обратила внимание на четко прослеживавшуюся границу между относительно маленькой областью человеческого обитания – городом и окружавшими его возделанными полями – и всеохватывающим лесом. Это был плотный зеленый ковер, простиравшийся во всех направлениях вдаль, насколько хватало глаз. Лес играл преобладающую роль в этом пейзаже. Кейт почувствовала, что находится в первозданной глуши, где люди являются незваными пришельцами, причем настолько незначительными, что природа может, в общем-то, не обращать на них внимания.
И, вернувшись взглядом к городу Кастельгарду, она ощутила, что в его облике имеется еще какая-то странность, которую она, впрочем, довольно долго не могла уловить. Но наконец поняла: там не было дымовых труб!
Ни одной трубы ни на одной крыше.
Из крестьянских хижин дым выходил просто в щели соломенной кровли. У городских домов крыши были каменные, и поэтому дым очага уходил в специальные отверстия в крыше или стене. Даже над замком не было ни одного дымохода.