взбиравшуюся на поросшие лесом холмы.

Стерн, находившийся на заднем сиденье, обратился к Гордону:

– Вы недавно сказали нам, что можете сообщаться с другими вселенными…

– Да.

– Через квантовую пену.

– Совершенно верно.

– Но ведь в этом нет никакого смысла, – с отчетливым раздражением в голосе заявил Стерн.

– Кстати, что такое квантовая пена? – подавив зевок, спросила Кейт.

– Это след рождения вселенной, – туманно ответил Стерн.

Но тут же он принялся объяснять, что вселенная возникла как одна-единственная точка немыслимо плотного вещества. А затем – это случилось восемнадцать миллиардов лет назад – в этой первичной точке произошел взрыв, получивший название «Большой взрыв».

– После взрыва вселенная начала расширяться в форме сферы. Если, конечно, не считать того, что эта сфера не была геометрически правильной. А внутри сферы вещество вселенной распределялось не совсем равномерно – именно поэтому галактики распределены во вселенной не регулярно. Каким-то образом в первичной точке возникли крошечные, невообразимо малые дефекты распределения массы. И эти дефекты так и не погасились Их до сих пор можно обнаружить во вселенной.

– Не может быть! И где же их можно увидеть?

– В субатомных явлениях. Квантовая пена – это просто, если можно так выразиться, фигура речи, подразумевающая, что на ничтожно малых расстояниях в пространстве-времени существуют рябь и пузырьки. Но масштаб этой пены значительно меньше, чем элементарные частицы, из которых состоят атомы. И в этой пене могут возникать каналы – по мнению ряда ученых. Другие ученые считают, что этого не может быть.

– Может быть, – веско заметил Гордон.

– Но даже если они существуют, то как вы можете использовать их для перемещений? Ведь нельзя же просунуть человека в такую, мягко говоря, узенькую дырку! Туда вообще ничего нельзя просунуть.

– Правильно, – согласился Гордон. – Точно так же вы не можете засунуть лист бумаги, а тем более книгу, в телефонный провод. Но вы можете послать факс.

Стерн нахмурился.

– Но это совершенно разные вещи.

– Почему же? – возразил Гордон. – Вы можете передать что угодно, если овладеете способом, позволяющим сжать и закодировать объект. Разве не так?

– Теоретически, да, – ответил Стерн. – Но ведь вы говорите о сжатии и кодировании полного объема информации об определенном человеке.

– Именно так.

– Но это же невозможно!

Гордон с довольным видом улыбнулся.

– Почему же? – повторил он.

– Потому что полное описание человека – всех миллиардов клеток, их взаимосвязей, всех химических элементов и молекул, из которых они состоят, их биохимического состояния – содержит такой объем информации, с которым не справится ни один существующий компьютер.

– Но ведь это всего лишь информация, – ответил Гордон, пожав плечами.

– Да. Колоссальная по объему информация.

– Мы сжимаем ее, используя рекурсивный алгоритм, позволяющий избежать потерь.

– Даже в таком случае остается неимоверно…

– Прошу прощения, – вмешался в разговор Крис. – Вы говорите, что сжимаете человека?

– Нет. Мы сжимаем информационный эквивалент человека.

– И как это осуществляется? – спросил Крис.

– При помощи алгоритмов сжатия – методов упаковки данных для компьютера, чтобы они занимали меньше места. Примерно такие же, как JPEG и MPEG, с помощью которых уплотняются визуальные материалы. Вы знакомы с ними?

– У меня есть софт [24], в котором эти методы применяются, но больше я ничего об этом не знаю.

– Ну что ж, – сказал Гордон. – Все программы сжатия данных работают по одному и тому же принципу. Они ищут подобия в данных. Предположим, что у вас есть изображение розы, состоящее из миллиона пикселов. Каждый пиксел имеет характеристики: местоположение и цвет. Получается три миллиона единиц информации – много данных. Но большинство этих пикселов окажутся красными и окруженными другими красными пикселами. Программа просматривает картинку строка за строкой и разыскивает смежные пикселы, имеющие один и тот же цвет. Если они обнаруживаются, программа дает компьютеру команду обозначить красным этот пиксел и еще пятьдесят пикселов в той же строке. Затем перейти к серому цвету и сделать следующие десять пикселов серыми. И так далее. Это позволяет хранить не информацию о каждой отдельной точке, а инструкцию о том, как воссоздать картинку. Таким образом количество данных сокращается в десятки раз по сравнению с тем, что было первоначально.

– Но даже в этом случае, – возразил Стерн, – речь идет не о двухмерной фотографии цветка, а трехмерном живом объекте, описание которого потребовало бы настолько большего количества данных…

– Что для работы с ними возникнет необходимость в параллельной обработке массивов, – кивнув, подхватил Гордон. – Вы совершенно правы.

Крис снова нахмурился.

– Что такое параллельная обработка?

– Вы соединяете несколько компьютеров и делите работу между ними. Так получается значительно быстрее. В большом компьютере, предназначенном для параллельной обработки данных, содержится шестнадцать тысяч соединенных между собой процессоров. А если компьютер по-настоящему большой – то тридцать две тысячи. А у нас работают в параллель тридцать два миллиарда процессоров.

– Миллиарда?.. – пробормотал Крис.

Стерн перегнулся через спинку переднего сиденья.

– Это невозможно. Даже если вы попробуете сделать один.. – Он снова откинулся и уставился в потолок автомобиля, что-то считая в уме. – Если расстояние между материнскими платами, допустим, один дюйм… Получается стопка. ага… ага… две тысячи шестьсот… получается стопка в полмили высотой. Даже если расположить кубически, то все равно получится колоссальное здание. Вы никогда не смогли бы такое построить. И тем более охладить его. И такая машина все равно никогда не смогла бы заработать, потому что процессоры находились бы слишком далеко друг от друга.

Гордон выжидал, с улыбкой глядя на Стерна.

– Единственный возможный способ создать такую многопроцессорную машину, – сказал тот, – состоит в том, чтобы использовать квантовые характеристики отдельных электронов. Но тогда речь пошла бы уже о квантовом компьютере. А такого еще никто не соорудил.

Улыбка Гордона сделалась чуть шире.

– Неужели?.. – негромко проговорил Стерн.

– Позвольте мне объяснять вам, чему так удивился Дэвид, – обратился Гордон к остальным. – Обычные компьютеры производят вычисления, используя при этом два электронных состояния, означающие единицу и ноль. Вся работа компьютеров и заключается в переборе единиц и нолей. Но двадцать лет назад Ричард Фейнман предположил, что можно создать чрезвычайно мощный компьютер, в котором будут использоваться все тридцать два квантовых состояния электрона. В настоящее время многие лаборатории ведут работы по созданию таких квантовых компьютеров. Их преимущество – невообразимо большая мощность; настолько большая, что с их помощью действительно можно описать полный комплект данных о трехмерном живом объекте и уплотнить его в электронный поток. Точь-в-точь так же, как это делается в факсе. Тогда становится возможной и передача электронного потока через канал в квантовой пене и восстановление образа в другой вселенной. Именно этого мы и добились. Это не квантовая