– Не притворяйся. Ты знаешь, о ком я говорю.
– Черт возьми, нет. Она считает, что в этом случае нет ничего необычного.
– Она права. Брось это.
– Но…
– Джимми, – Карлос Чавес вскинул голову, – послушай меня. Брось это.
– Ладно.
– Я говорю серьезно.
– Ладно, – сказал Уонека, – ладно, я брошу это.
На следующий день полиция Шипрока задержала компанию тринадцатилетних подростков, раскатывавших в автомобиле с номерами Нью-Мексико. В перчаточном ящике лежали права на имя Джозефа Трауба. Дети сказали, что нашли автомобиль на обочине дороги за Корасон-каньоном, а в зажигании торчали ключи. Дети пили пиво и залили им весь салон, так, что все внутри было липким.
Уонека не дал себе труда поехать осматривать машину.
Еще днем позже ему позвонил отец Гроган.
– Я проверил то, что вы просили, – сказал он. – Нигде в мире нет никакого монастыря Пресвятой Девы с таким французским названием – Сен-Мер.
– Хорошо, – ответил Уонека. – Благодарю вас.
Именно этого он, в общем-то, и ожидал. Еще один тупик.
– Некогда монастырь с таким названием существовал во Франции, но он сгорел дотла в четырнадцатом веке. Теперь от него сохранились только руины. Там проводят раскопки археологи из Йельского и Тулузского университетов. Но, насколько мне известно, там мало что сохранилось.
– Н-да… – Уонеке сразу же пришли на память глупости, которые старый чудак болтал перед смертью. Эта рифмованная бессмыслица. «Во Франции Йель не откроет дверь…» Что-то в этом роде.
– Где это? – поинтересовался он.
– Где-то на юго-западе Франции, неподалеку от реки Дордонь.
– Дордонь? – переспросил Уонека. – Как это будет по буквам?
ДОРДОНЬ
Слава прошлого – это иллюзия.
Так же как и слава настоящего.
Вертолет углубился в плотную завесу густого тумана. Диана Крамер тревожно заерзала на заднем сиденье. Всякий раз, когда туман чуть рассеивался, она видела очень близко под собой верхушки деревьев. Наконец она не выдержала:
– Разве нам нужно держаться так низко?
Андре Марек, сидевший впереди рядом с пилотом, рассмеялся.
– Не волнуйтесь, это совершенно безопасно.
Но Марек не казался человеком, которого могло хоть что-нибудь волновать. Ему было двадцать девять лет от роду, он был высоким и очень сильным; под его футболкой играли рельефные мускулы. Конечно, никому не могло бы прийти в голову, что он доцент истории Йельского университета. И к тому же заместитель руководителя проекта «Дордонь», куда они сейчас и направлялись.
– Этот туман уже через минуту разойдется, – сказал Марек.
В его речи лишь слегка угадывался родной голландский акцент.
Крамер знала о нем все: Марек, выпускник Утрехтского университета, был представителем новой породы историков-'экспериментаторов', намеревающихся возродить элементы прошлого, собственноручно погрузиться в них и таким образом добиться лучшего понимания. Марек был фанатично предан этой идее; он детальнейшим образом изучил средневековую одежду, ремесла и язык. Не исключено даже, что он был в состоянии принять участие в рыцарском турнире. Глядя на него, Крамер могла в это поверить.
– Мне странно, – сказала она, – что с нами нет профессора Джонстона.
Крамер на самом деле рассчитывала иметь дело с Джонстоном лично. Ведь, в конце концов, она была высокопоставленным представителем компании, которая финансировала их исследования. И протокол требовал, чтобы ее встречал Джонстон собственной персоной. Она намеревалась взяться за его обработку уже в вертолете.
– К сожалению, у профессора Джонстона на этот день была назначена другая встреча.
– Да?
– С Франсуа Беллином, министром памятников старины. Он прибывает из Парижа.
– Понимаю. – Крамер сразу почувствовала облегчение. Конечно же, Джонстон должен был прежде всего уделить внимание властям. Проект «Дордонь» полностью зависел от хороших отношений с французским правительством. – А что, появились проблемы? – спросила она.
– Не думаю. Они старые друзья.
Вертолет вырвался из тумана в светлое солнечное утро. Каменные сельские дома отбрасывали длинные тени.
Когда они пролетали над одной из ферм, гуси во дворе всполошились и женщина в переднике погрозила вертолету кулаком.
– Она нам не рада, – сказал Марек, указывая на крестьянку своей мощной рукой.
Крамер, сидевшая позади него, надела солнечные очки.
– Конечно, ведь сейчас только шесть утра. Почему мы вылетели так рано?
– Из-за света, – объяснил Марек. – Ранние утренние тени подчеркивают контуры, выделяют различные кочки и тому подобное. – Он ткнул пальцем себе под ноги. К передним стойкам шасси вертолета были прикреплены три массивных желтых кожуха. – Прямо в данный момент у нас с собой стереовидеокамера, инфракрасная и ультрафиолетовая камеры и радар бокового обзора.
Крамер указала на заднее окно, за которым виднелась серебристая труба шести футов длиной:
– А это что такое?
– Протонный магнетометр.
– А-а. И что он делает?
– Ищет в земле под нами магнитные аномалии, которые могли бы указывать на захороненные стены, керамику или металл.
– Не испытываете ли вы нехватки какого-нибудь оборудования, которое вы считаете нужным?
Марек улыбнулся.
– Нет, мисс Крамер, благодарю вас. Мы получили все, о чем просили.
Вертолет стремительно скользил над сливавшимися в зеленую пену верхушками деревьев. Но вдруг Диана увидела каменистое обнажение, скальный фас, возникший посреди пейзажа. Марек, словно профессиональный гид, говорил почти без умолку.
– Эти известняковые утесы остались от древнего берега, – сообщил он. – Миллионы лет назад эта часть Франции была покрыта морем. Когда море отступило, остался пляж. За несколько геологических периодов пляж превратился в известняки Это очень мягкий камень. Утесы изрыты пещерами.
Крамер действительно видела пещеры – темные дыры в скале.
– Их там много, – согласилась она.
Марек кивнул.
– Эта часть южной Франции – одно из мест, которые были населены постоянно и практически непрерывно. Таких на земле не так уж и много. Люди живут здесь по крайней мере четыре сотни тысяч лет
