Рождество в каком-то ином месте.
— Мы будем здесь! — воскликнула Белинда, подпрыгивая.
— За что мне это счастье?! — ответил он. — Рождество в провинции, в такой очаровательной компании, — и он одарил нас всех улыбкой.
— Вы долго здесь пробудете? — спросила Белинда.
— Это зависит от того, как долго будет держать меня здесь хозяин.
— А хозяин — это мой отец? — несколько поскучнев, спросила Белинда.
— Да, конечно.
— Может быть, пройдем в дом? — предложила я.
Конюх увел наших лошадей, и мы вошли в холл.
Бенедикт уже спускался по лестнице.
— А, вот и вы, Джерсон, — сказал он. — Ваша комната готова. Кто-нибудь проводит вас туда.. Очень рад видеть вас.
— Я доволен еще больше. Прекрасные дамы уже оказали мне самый теплый прием.
— Да, я вижу, — туманно промолвил мой отчим, — Ваш багаж поднимут наверх. Как вы доехали?
— Спасибо, очень хорошо.
— Мне хотелось бы до обеда поговорить с вами о делах.
— Да, разумеется.
— Хорошо.
Бенедикт вместе с Оливером Джерсоном прошел через холл. Казалось, он даже не заметил нашего присутствия.
Я взглянула на Белинду. Ее глаза сияли.
— Как здорово, — сказала она. — Ты рада, Люси?
Он будет здесь все Рождество.
— Он очень приятный, — согласилась Люси.
— Конечно, он самый приятный из всех, кого я знаю, — На самом деле ты не знаешь его, — напомнила я, — Нет, знаю. Он мне нравится. Я рада, что он здесь.
Она взбежала по лестнице. Взглянув на Люси, я рассмеялась.
— Ясно, что Белинда одобряет его приезд, — сказала я.
— Она все время говорит про него. Она считает его одним из тех рыцарей, которые совершали подвиги, чтобы получить дочь короля.
— Будем надеяться, что она права, — сказала я.
Оглядываясь в прошлое, я думаю, что центром этого Рождества был Оливер Джерсон. Он посвятил большую часть времени детям, и это, по-моему, было очень мило с его стороны. Кажется, он понимал Белинду, а она в его обществе была счастлива как никогда. Она стала нормальным живым ребенком. Это еще раз доказывало, что ей не хватало внимания, и именно этим объясняются ее дерзость и своеволие. Изменения в ней были видны невооруженным глазом.
Оливер Джерсон проводил много времени в обществе моего отчима. Видимо, для этих совещаний он и был приглашен в наш дом.
Он сообщил мне, что является правой рукой моего отчима.
— Я знаю, что вы деловые партнеры, — сказала я. — Те самые клубы, не так ли?
— И клубы, и другое. Знаете ли, я работал с дедушкой вашего отчима.
— О да, с дядюшкой Питером.
— Это был удивительный человек. Проницательный, знающий и хитрый, как лиса.
— Вам нравилось работать на него?
— Очень. Это можно было назвать не работой, а приключением.
— Его любила вся семья, хотя мы знали, что в том, чем он занимался, было нечто шокирующее. Дела обстоят все так же?
— Те, кто этим шокирован, просто завидуют успеху других. Для некоторых людей такие клубы необходимы. Если они желают поиграть, почему бы и нет? Если они проигрывают — это их дело.
— Мне кажется, речь шла не только об азартных играх.
Джерсон пожал плечами.
— Никого туда силой не тянут. Люди используют клубы в соответствии с собственными желаниями. Все совершенно законно. В этом нет ничего нелегального.
— Дядя Питер хотел быть членом парламента, но в связи с этими клубами разыгрался какой-то скандал, который разрушил его парламентскую карьеру.
— Я знаю. Это было давным-давно. После смерти принца-консорта многое изменилось. Сейчас все это выглядело бы совсем по-иному. Именно принц устанавливал жесткие моральные нормы.
— Но не может ли это повредить и моему отчиму?
— Думаю, вы сами знаете: он хорошо понимает, что делает.
— Моя мать очень расстроилась, узнав о том, что он получил все это в наследство. Она хотела, чтобы он продал свою долю.
— Для этого он слишком хороший бизнесмен. Разве можно упустить шанс увеличить свое огромное состояние?
— Думаю, очень даже легко. Он имеет вполне достаточно.
— Вы совершенно не понимаете образ мышления бизнесмена, Ребекка.
— По-моему, на первом месте должно стоять семейное счастье.
Он слегка сжал мою руку и процитировал из «Венецианского купца»:
О, юноша прекрасный, о, судья правдивый…
— Я не Порция, но и мне это ясно. Моя мать очень беспокоилась. Это было как раз незадолго до ее смерти.
Я резко оборвала себя. Я пыталась возложить на Бенедикта ответственность за случившееся, внушала себе, что своей жадностью он доставлял ей беспокойство, подрывал ее здоровье, и поэтому, когда наступили роды, она их не вынесла. Все это было чепухой.
Это не имело ничего общего с ее смертью.
— Видите ли, у него хорошее деловое чутье, — продолжал Оливер Джерсон. — Насколько я понимаю, в Австралии его дела процветали и до того, как ему достался этот золотой рудник. Ведь он нанимал рабочих, не так ли?
— Это так Мама не раз рассказывала мне об этом.
Он добывал золото, хотя и не в тех количествах, чтобы сколотить себе состояние. Но он, и в самом деле, мог нанимать людей, отчаявшихся найти что-либо и мечтавших уже лишь о постоянном заработке Когда на тебя работает множество людей, больше шансов найти золотую жилу.
— Значит, вы понимаете, что я имею в виду, говоря о его нюхе? Трудно ждать от таких людей, что они бросят дело только ради возможности тихо и мирно существовать. Им не нужна тихая и мирная жизнь.
Волнения и приключения — вот их стихия.
— А вы? У вас есть нюх?
— Ну разумеется. Однако у меня нет того везения, что у вашего отчима… пока.
— Надеюсь, что со временем придет и оно.
— Безусловно. Я искренне разделяю эту надежду.
А о его делах вы не беспокойтесь. Уверяю вас, ваш отчим знает, как вести корабль, чтобы избежать опасных рифов.
— Судя по всему, вы восхищены им.
— Поработав с ним, вы разделили бы мои чувства.
Если Джерсон не находился с отчимом, то он проводил время с нами. Он продолжал уделять много внимания детям, и они были от него в восторге. Он умел делать вид, что относится к ним как к взрослым: никогда не подчеркивал, что вынужден опускаться до их уровня, а напротив, как будто не сомневался в том,