— Мисс Ситон, — представил его Майлс, — это мой старый друг доктор Гидеон Фелл.

— О, доктор Гидеон Фелл!… — Она на мгновение замолчала, а потом заговорила несколько иным тоном: — Это вы поймали убийцу в деле о шести кубках? И человека, отравившего уйму людей в Содбери- Кросс?

— Ну!… — Доктор Фелл казался смущенным. — Я старый недотепа, мадам, обладающий, правда, кое-каким опытом по части преступлений…

Фей повернулась к Майлсу.

— Я… хотела сказать вам, — ее голос звучал, как всегда, нежно и искренне, — что вела себя неподобающим образом. Я сожалею об этом. Я была… очень расстроена. Я даже не выразила вам сочувствия по поводу того, что произошло с бедной Марион. Могу ли я хоть чем-нибудь помочь?

Она нерешительно направилась к дверям спальни Марион, но Майлс прикоснулся к ее руке:

— Вам лучше туда не входить. Профессор Риго сейчас выступает в роли врача. Он никого не пускает в комнату.

Последовала небольшая пауза.

— Как… как она?

— Риго считает, что ей немного лучше, — сказал доктор Фелл. — И возникает проблема, которую я хотел бы с вами обсудить, мадам. — Он взял с подоконника трубку. — Если мисс Хэммонд оправится, то полицию, разумеется, мы оповещать не будем.

— Разве?… — пробормотала Фей. Она стояла в призрачном лунном свете в этом коридоре у двери спальни, и на ее губах появилась улыбка, вселявшая в душу страх.

В голосе доктора Фелла появились пронзительные нотки:

— А вы считаете, что полицию следует поставить в известность, мадам?

Эта жуткая улыбка, делавшая рот похожим на кровавую рану, исчезла, а вместе с ней и остекленевший взгляд.

— Я так сказала? Как глупо с моей стороны. Должно быть, я думала в это время о чем-то другом. Что вы хотите узнать у меня?

— Ну, мадам! Это простая формальность! Поскольку вы, по-видимому, были последним человеком, который общался с Марион перед тем, как она потеряла сознание…

— Я? Господи, почему вы так решили?

Доктор Фелл смотрел на нее, явно озадаченный этими словами.

— Наш друг Хэммонд, — пробормотал он, — рассказал мне, — доктор прочистил горло, — о вашем с ним разговоре в библиотеке сегодня вечером. Вы помните этот разговор?

— Да.

— Около половины двенадцатого Марион Хэммонд вошла в библиотеку и прервала вашу беседу. Очевидно, вы сделали ей какой-то подарок. Мисс Хэммонд сообщила, что у нее тоже есть для вас сюрприз. Она попросила вас пройти в ее комнату, сказав, что присоединится к вам после того, как поговорит с братом. — Доктор Фелл снова прочистил горло. — Вы помните это?

— О да. Конечно!

— Вероятно, вы туда и отправились?

— Как глупо с моей стороны! Разумеется, я так и сделала.

— Прямо в ее комнату?

Внимательно слушавшая его Фей покачала головой:

— Нет. Я решила, что Марион хочет обсудить с мистером Хэммондом… какие-то личные проблемы и что это займет некоторое время. Поэтому я пошла в свою комнату и надела ночную сорочку, халат и шлепанцы. А потом поднялась в комнату Марион.

— Сколько все это заняло времени?

— Возможно, минут десять или пятнадцать. Марион опередила меня.

— Что было потом?

Теперь лунный свет уже не был таким ярким. Ночь пошла на убыль, наступило время, когда смерть настигает больных или проходит мимо. На юге и востоке высились дубы и буки леса, который был старым уже тогда, когда в нем охотился Вильгельм Завоеватель; время покрыло глубокими морщинами их кору. Поднимающийся ветер слегка нарушал ночную тишину. В лунных лучах красный цвет казался серовато- черным, и именно такого цвета были шевелившиеся губы Фей.

— Я подарила Марион, — объяснила Фей, — маленький флакончик французских духов. «Жолие» номер 3.

Доктор Фелл поднес руку к очкам:

— А-а-а. Флакончик с красно-золотой этикеткой, который стоит на ее ночном столике?

— Да… наверное. — Что-то нечеловеческое было в улыбке, снова искривившей ее губы. — Во всяком случае, она поставила его на ночной столик возле лампы. Сама она сидела в кресле.

— А что произошло потом?

— Подарок был очень скромный, но Марион, казалось, чрезвычайно ему обрадовалась. Она дала мне коробку, в которой было чуть ли не четверть фунта шоколадных конфет. Сейчас коробка у меня в комнате.

— А потом?

— Я… не понимаю, каких слов вы ждете от меня. Мы разговаривали. Мне было не по себе. Я ходила по комнате взад и вперед…

Перед мысленным взором Майлса возникла некая картина. Он вспомнил, как несколько часов назад, уже покинув библиотеку, посмотрел на деревья, на которые падал свет из комнаты Марион, и увидел скользнувшую по ним женскую тень.

— Марион спросила меня, почему я веду себя так беспокойно, а я ответила, что сама не знаю. Говорила в основном она, рассказывала о женихе, брате и своих планах на будущее. Лампа стояла на ночном столике — я, верно, уже упоминала об этом? И флакончик духов… Около полуночи она внезапно прервалась и сказала, что нам обеим пора ложиться спать. Тогда и я спустилась в свою комнату. Боюсь, это все, что я могу вам сообщить.

— Вам не показалось, что мисс Хэммонд нервничает или чем-то встревожена?

— О нет!

Доктор Фелл хмыкнул. Опустив в карман погасшую трубку, он осторожно снял очки и с видом художника, прищурившись, стал изучать их, держа на расстоянии нескольких футов от глаз, хотя при таком освещении едва ли мог видеть их. Он дышал с присвистом и пыхтением, ставшими еще заметнее, что являлось признаком глубокого раздумья.

— Вам, разумеется, известно: мисс Хэммонд так испугалась, что чуть не умерла?

— Да. Наверное, это было что-то ужасное.

— Нет ли у вас каких-либо идей относительно того, что могло испугать ее?

— Боюсь, что в данный момент нет.

— В таком случае, — настойчиво продолжал доктор Фелл тем же тоном, — нет ли у вас каких-либо идей относительно не менее загадочной смерти Говарда Брука на крыше башни Генриха Четвертого шесть лет назад? — Прежде чем она успела ответить, доктор Фелл, все еще держа перед собой очки и изучая их с чрезвычайно сосредоточенным видом, прибавил небрежно: — Некоторые люди, мисс Ситон, пишут удивительные письма. В них они сообщают знакомым, находящимся очень далеко от них, то, о чем им и в голову не придет рассказать кому-нибудь из живущих рядом. Возможно, — он громко прочистил горло. — вы замечали это?

Майлсу Хэммонду показалось, что вся атмосфера, в которой проходила беседа, неуловимо изменилась. Снова раздался голос доктора Фелла:

— Вы хорошо плаваете, мадам?

Пауза.

— Довольно хорошо. Но я не решаюсь увлекаться плаванием из-за своего сердца.

— Рискну предположить, мадам, что в случае необходимости вы способны плыть под водой?

Теперь ветер налетал на деревья, шелестя листвой, и Майлс знал, что атмосфера действительно изменилась. Фей Ситон переполняли чувства, возможно, устрашающие, и Майлс явственно ощущал это. Он