И дело даже не в том, что берлинский вокзал, в отличие от московского, был давно-предавно достроен. Он отличался каким-то исключительно функциональным видом, и не было сделано никаких попыток хоть как-то его приукрасить и отвлечь внимание пассажиров от технических железнодорожных подробностей.
Никакого красного гранита и белого мрамора, ни художественного литья из бронзы, ни скульптур псевдоантичных атлетов в обнаженном виде. Мощные чугунные опоры железнодорожного моста, на котором устроены пассажирские платформы, ничем не отделанные перроны и лестницы с простыми перилами, в нижних залах у выхода в город — кафельные стены (почти как в ванной комнате!), единственное украшение — цветочные и газетные киоски да пара рекламных щитов…
Все эти подробности я наскоро выхватывала из окружавшей меня суеты и торопливо прятала в памяти, потому что вынуждена была почти бегом бежать за немецким трегером, потащившим мой багаж к стоянке таксомотора.
(«Наши московские носильщики непременно приноровили бы свой быстрый шаг к скорости ходьбы дамы и не заставляли бы ее бегать с ними наперегонки», — патриотично заметила я сама себе на бегу.)
Взревевший таксомотор понес меня по вечерней Фридрихштрассе; мелькнула какая-то улица с бульваром посередине и триумфальной аркой в конце, наверное. Унтер ден Линден с Бранденбургскими воротами, и вскоре авто повернуло к подъезду залитого огнями отеля.
— Битте, гнёдиге фрау, — шофер, получив щедрые чаевые, любезно распахнул передо мной дверцу.
Мобилизовав все свои знания в области немецкого, я объяснила портье, что прибыла из Москвы и рассчитываю в этом отеле на номер, который был для меня заранее заказан.
Примерно с третьей попытки портье смог меня понять, и оказалось, что номер действительно ожидает госпожу Хорватову из России.
Я заполнила карточку, получила ключ, портье распорядился доставить мой багаж в номер, и через пару минут я оказалась в просторной, очень чистой и прилично обставленной комнате.
Впрочем, разглядывать свое временное пристанище у меня уже не было сил — их хватило только на то, чтобы снять дорожную одежду, умыться и рухнуть в постель, сразу же закрыв от усталости глаза. Все-таки, как ни крути, мне сегодня довелось немало поволноваться. И только-только накал азарта спал — тут же навалилась усталость…
Ночью мне снился Крюднер, который горячо благодарил меня за помощь. Это был странный сон — в моей комнате сидел некий господин, лица которого разглядеть было невозможно, да вроде бы он и не представился мне, но я с абсолютной точностью, как это бывает только во сне, знала, что передо мной именно господин Крюднер.
А ведь при жизни несчастного изобретателя мы с ним были даже не знакомы…
— Я пришел поблагодарить вас, — глухо говорил он. — Теперь я знаю, что дело мое не пропало. Мои открытия послужат России…
— Не стоит благодарности, — ответила я ему. — Нам ведь еще предстоит отыскать вашего убийцу. Дело нужно делать до конца, а не наполовину. Но меня тревожит одно — я подозреваю, что ваш убийца Штайнер, а он сейчас в Германии и может здесь остаться и затаиться. Боюсь, его не выдадут российскому правосудию, даже если обнаружатся доказательства его причастности к делу.
— Штайнер не так уж важен, — вздохнул покойный. — О, сударыня, вы даже и представить себе не можете, кто направил руку моего убийцы.
— Так назовите же мне его имя! — потребовала я. Но господина Крюднера уже не было. Он исчез, а на меня словно бы могильным холодом повеяло.
Я проснулась от ощущения озноба. Приснится же такое — прямо-таки явление тени отца Гамлета… Мое вам почтение, господин Шекспир.
В окно заглядывали первые лучи бледного берлинского рассвета. По сравнению с Москвой здесь есть разница не только в календаре, но и во времени. Может быть, по московскому времени можно было бы уже и вставать, но по берлинскому, без сомнения, не мешало бы поспать еще хотя бы часок.
Закрыв глаза, я попыталась задремать, но мои попытки были безуспешны. Страшный сон не выходил у меня из головы. Кажется, видеть во сне покойников — не слишком большая удача. К тому же всем известно, к каким пагубным последствиям привело общение Гамлета с тенью умерщвленного родителя. Мне Крюднер, положим, не родственник, но если я пойду по неверному пути принца датского и начну беседовать с загробными тенями, я тоже могу плохо кончить…
Задремать мне так и не удалось — вскоре в мой номер бесцеремонно ворвались две жизнерадостные немецкие горничные и принялись споро наводить в нем порядок.
Честно говоря, я не поняла — в чем смысл этой уборки, я ведь только вчера поздним вечером въехала в номер, сверкающий почти неестественной чистотой, и еще не успела ни намусорить, ни даже распаковать багаж. Зачем же так сразу драить все подряд в моей комнате? Конечно, ради великого
Я вынуждена была встать, одеться, позавтракать (причем позавтракать с аппетитом — мысль о бренности бытия почему-то рождает желание выжать побольше удовольствий из земной юдоли) и придумать себе какое-нибудь дело.
Помнится, Александр Матвеевич велел мне вести себя так, как подобает туристке, прибывшей в столицу Германии для осмотра ее достопримечательностей, и играть эту роль до тех пор, пока сам Легонтов не даст о себе знать. Ну что ж, осматривать Берлин — не такое уж плохое занятие, тем более что я здесь прежде не бывала.
Для начала я обратилась к гостиничному портье, сообщила, что желала бы осмотреть город, и поинтересовалась, что он может порекомендовать иностранке на предмет обзорной экскурсии. К счастью, портье немного владел французским, и мы с ним смогли вполне сносно объясниться. Он принял во мне горячее участие и вызвал извозчика, подвизавшегося при отеле специально для экскурсионного обслуживания иностранцев.
Извозчик за умеренную плату взялся покатать меня по Берлину в открытом экипаже и показать основные достопримечательности, причем он сразу стал сыпать такими архитектурными и историческими сведениями, что стало ясно — человек взял на себя труд выучить какой-то туристический путеводитель, чтобы оправдать надежды приезжих.
Мне не оставалось ничего другого, кроме как накинуть свое каракулевое манто и отправиться в путешествие по городу.
Синоптические прогнозы господина Легонтова сбывались — в Берлине и вправду было намного теплее, чем в Москве, и мои меха оказались здесь как-то не к месту.
Откровенно говоря, и в Москве пока еще не все горожане достали из сундуков зимнюю одежду. Но если у меня дома сейчас скорее поздняя осень, чем зима, то в Германии — ранняя осень… Кажется, решившись путешествовать в шубе, я несколько пересолила с предусмотрительностью.
Однако, унывать не стоит — что ж, может быть, в Берлине и принято одеваться по-другому, но мне ни к чему подражать здешнему стандарту. Да, я — иностранка, прибывшая из другой страны, а не жена местного бюргера и предпочитаю в одежде изящество московско-арбатского образца. В конце концов, индусы в чалмах выглядят на берлинских улицах еще более экзотично.
Извозчик-гид был сама любезность, но вот его лошади я, откровенно говоря, не понравилась с первой минуты. Морда у нее была весьма выразительной, и как только мне удалось поймать на себе внимательный взгляд больших темных лошадиных глаз, я в них явственно прочитала: «Либер Готт! Что за чучела приезжают в наш город! Эта особа, наверное, вылезла из дебрей сибирской тайги, а теперь вот, извольте видеть, катай ее по столице цивилизованного государства!»
Проигнорировав мнение наглого животного, я уселась в пролетку, извозчик тронул, и мы покатили к Бранденбургским воротам. Тут извозчик остановил свою кобылу (к ее величайшему неудовольствию) и долго мне что-то рассказывал, экспрессивно размахивая руками.
Из его слов мне удалось понять только одно — построены ворота в конце XVIII века Лангхансом- старшим. Но мне и этого было довольно — Лангхансом так Лангхансом…
Расхваливая ворота, мой гид, вероятно, воображал, что я в жизни не видела ничего подобного и