Это был подземный город, город машин, без которых Диаспар не мог бы существовать. В нескольких сотнях метров отсюда коридор выходил в круглый зал диаметром свыше километра, потолок которого поддерживался исполинскими колоннами, рассчитанными еще и на невероятную тяжесть Центральной Энергостанции. Именно там, согласно картам, пребывал вечный страж судьбы Диаспара — Центральный Компьютер.

Да, зал был на месте и оказался даже обширнее, чем Элвин осмеливался предположить — но где же Компьютер? Элвин почему-то ожидал, что столкнется с одной гигантской машиной, хотя и сознавал всю наивность такого представления. Открывшаяся грандиозная, но совершенно непонятная панорама заставила его оцепенеть в удивлении и растерянности.

Коридор, по которому они пришли, закончился высоко в стене зала — несомненно, самой большой полости, когда-либо построенной человеком. Длинные скаты по обе стороны вели к далекому полу. Все это ослепительно ярко освещенное пространство было покрыто сотнями больших белых конструкций. Их совершенно неожиданный облик на миг заставил Элвина вообразить, что он видит перед собой подземный город. Впечатление было пугающе живым и и не оставило его до самого конца. Нигде не было видно знакомого металлического блеска, издавна присущего слугам человеческим.

Здесь находился конечный этап эволюции, почти столь же долгой, как и человеческая. Начало ее терялось в тумане Рассветных Веков, когда человечество впервые научилось использовать энергию и выпустило в мир свои грохочущие машины. Пар, вода, ветер — все было пущено в ход на какое-то время, но вскоре отброшено. Энергия вещества приводила мир в движение веками, но и ее пришлось заменить; с каждой очередной заменой старые машины забывались, и новые вставали на их место. Очень постепенно, долгие тысячи лет шло приближение к идеалу безупречной машины — идеал этот некогда был мечтой, потом стал отдаленным будущим и, наконец, реальностью:

НИ ОДНА МАШИНА НЕ ДОЛЖНА СОДЕРЖАТЬ ДВИЖУЩИХСЯ ЧАСТЕЙ

Здесь покоилось конечное воплощение этого идеала. Его достижение отняло у человека не менее ста миллионов лет, и в момент триумфа он навсегда отвернулся от машин. Они достигли совершенства и, следовательно, могли вечно заботиться сами о себе, в то же время служа человеку.

Элвин более не спрашивал себя, который из этих безмолвных белых предметов и есть Центральный Компьютер. Он включал в себя все окружающее — и простирался далеко за пределы этого помещения, объединяя бесчисленные стационарные и подвижные машины Диаспара. Физические элементы Центрального Компьютера были разбросаны по всему Диаспару — подобно многим миллиардам отдельных клеток, составлявших нервную систему самого Элвина. Это помещение могло содержать в себе лишь коммутирующую систему, поддерживавшую рассеянные блоки в контакте друг с другом.

Не зная, куда идти дальше, Элвин рассматривал огромные плавные скаты и безмолвную арену. Центральному Компьютеру, осведомленному обо всем, происходящем в Диаспаре, должно быть известно, что он уже здесь. Оставалось лишь ждать инструкций.

Знакомый, но по-прежнему внушавший трепет голос зазвучал так тихо и так близко, что Элвину показалось, будто эскорт ничего не слышит.

— Спустись по левому скату, — сказал голос. — Дальше я покажу тебе дорогу.

Элвин медленно пошел вниз, робот парил над ним. Джезерак и служители остались: то ли они получили такой приказ, то ли решили, что так удобнее наблюдать. А может быть, они попросту не дерзнули приблизиться к главному святилищу Диаспара.

В конце спуска тихий голос вновь подсказал Элвину направление, и тот двинулся по проходу между титаническими конструкциями, похожими на дремлющих истуканов. Еще трижды голос обращался к нему, и, наконец, Элвин понял, что достиг цели.

Машина, перед которой он оказался, была меньше, чем большинство ее соседей, но Элвин все равно ощущал себя карликом. Пять ее сегментов своими плавными горизонтальными линиями напоминали присевшего зверя. Переведя взгляд на робота, Элвин лишь с трудом смог осознать, что оба аппарата — и робот, и компьютер — суть продукты единой эволюции, и даже именуются они одним и тем же термином «машина».

В метре над полом по всей длине конструкции тянулась широкая прозрачная панель. Элвин прижался лбом к гладкому, удивительно теплому материалу и заглянул внутрь машины. Сперва он ничего не увидел; затем, прикрыв глаза ладонью, различил тысячи подвешенных в пустоте точек слабого света. Они складывались в объемную решетку, значения которой Элвин понять не мог — подобно тому, как древний человек не мог проникнуть в тайну звездного неба. Цветные огоньки не сдвинулись со своих мест и не изменили яркости, хотя он и наблюдал за ними в течение долгих минут, забыв о том, что время идет. Наверное, если б он мог заглянуть в собственный мозг, то понял бы столь же мало. Машина казалась инертной и неподвижной, потому что он не мог видеть ее мысли.

Пожалуй, впервые у него начало складываться туманное представление о силах, оберегающих город. Всю жизнь он бездумно принимал чудеса синтезаторов, беспрерывно век за веком обеспечивавших все нужды Диаспара. Тысячи раз он наблюдал этот акт творения, почти не вспоминая, что где-то должен существовать прототип являющегося в мир предмета.

Подобно тому как человеческий ум может надолго сосредоточиться на одной мысли, несравненно больший по объему мозг, являвшийся, однако, лишь частью Центрального Компьютера, мог объять и удержать в себе навечно самые сложные понятия. Образы всех вещей были заморожены в этой бесконечной памяти, ожидая одного лишь желания человека, чтобы стать реальностью.

Поистине далеко ушел мир с тех времен, когда час за часом пещерные люди терпеливо вытесывали ножи и наконечники для стрел из неподатливого камня.

Элвин ждал, не рискуя заговорить, пока не получит какого-либо знака. Интересно, каким образом Центральный Компьютер узнает о его присутствии, может его видеть и слышать. Нигде не было видно признаков органов чувств — сеток, экранов, невыразительных кристаллических глаз, с помощью которых роботы обычно познавали окружающий мир.

— Изложи свое дело, — произнес ему на ухо тихий голос.

Казалось непостижимым, что это подавляющее скопище машинерии выражает свои мысли столь нежным голосом. Но Элвин сообразил, что льстит себе: занимавшаяся им доля мозга Центрального Компьютера, вероятно, не составляла и одной миллионной. Он был лишь одним из бесчисленных происшествий, привлекших внимание Компьютера в ходе надзора за Диаспаром.

Трудно было говорить в присутствии того, кто занимал все окружающее пространство. Слова, произнесенные Элвином, словно исчезали в пустоте.

— Кто я? — спросил он.

Задай он этот вопрос одной из информационных машин города, ответ был бы известен заранее: «Ты — Человек». Такой ответ он не раз получал в действительности. Но теперь он имел дело с разумом совершенно иного порядка, и утомительная семантическая точность была излишней. Центральный Компьютер знает, что Элвин имеет в виду. Но это само по себе не предопределяет ответа.

Увы, ответ был именно таким, какого Элвин опасался.

— Я не могу ответить на твой вопрос. Сделать это означало бы раскрыть замысел моих конструкторов и тем самым разрушить его.

— Значит, моя роль была запланирована еще при строительстве города?

— Подобное можно сказать обо всех людях.

Эта реплика заставила Элвина остановиться. Она была вполне справедлива: люди в Диаспаре проектировались не менее тщательно, чем машины. Факт уникальности сам по себе не мог рассматриваться как достоинство.

Элвин понял, что о своем происхождении он здесь больше ничего не узнает. Нечего было пытаться перехитрить этот колоссальный интеллект или же надеяться, что тот выдаст информацию, которую ему приказано скрывать. Но Элвин не разочаровывался понапрасну: он чувствовал, что истина уже начинает просматриваться; да и не это, во всяком случае, было главной целью его визита сюда.

Он взглянул на робота, доставленного из Лиса, и задумался над следующим шагом. Если б робот узнал, что именно планирует Элвин, реакция могла быть очень бурной. Поэтому важно было сделать так, чтобы робот не услышал слов Элвина, обращенных к Центральному Компьютеру.

— Можешь ли ты устроить зону неслышимости? — спросил Элвин.