Голос замолк, скованность исчезла, и Элвин снова стал самим собой. Он с удивлением обнаружил, что солнце давно скрылось за деревьями, и на восточный небосклон уже надвигается ночь. Откуда-то раздался гулкий удар большого колокола. Вибрирующий звук медленно расплывался в тишине, напряженно зависая в воздухе и насыщая его загадками и предчувствиями. Элвин заметил, что слегка дрожит — не от первого дуновения вечерней прохлады, а от благоговения и изумления перед всем, что открылось ему. Было очень поздно, и он находился вдали от дома. Ему внезапно захотелось вновь увидеть друзей, оказаться в Диаспаре, среди привычного окружения.

— Я должен вернуться, — сказал он. — Хедрон… мои родители… они будут ждать меня.

Это не было полной правдой; Хедрон, конечно, будет раздумывать, что с ним произошло, но никто другой, насколько было известно Элвину, не знал о его уходе из Диаспара. Он не мог бы объяснить причину этого небольшого обмана и устыдился своих слов, едва произнеся их.

Серанис задумчиво взглянула на него.

— Боюсь, это будет не так легко, — сказала она.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Элвин. — Разве вагон, доставивший меня сюда, не сможет вернуться?

Он все еще не хотел смириться с мелькнувшей на миг мыслью, что может быть задержан в Лисе против воли.

Серанис впервые показалась несколько смущенной.

— Мы говорили о тебе, — сказала она, не поясняя, кто это «мы», и как проходил разговор. — Если ты вернешься в Диаспар, о нас узнает весь город. Ты окажешься не в силах сохранить нашу тайну, даже если пообещаешь молчать.

— А зачем вам нужно ее хранить? — спросил Элвин. — Без сомнения, для обоих наших народов будет лучше встретиться вновь.

Серанис выглядела недовольной.

— Мы так не думаем, — сказала она. — Если открыть путь, нашу страну заполонят любопытные бездельники и искатели сенсаций. Пока что лишь лучшие из ваших людей смогли добраться до нас.

Этот ответ источал такое неосознанное и притом основанное на ложных предположениях превосходство, что Элвин почувствовал, как раздражение постепенно вытесняет былое беспокойство.

— Это неправда, — сказал он прямо. — Уверен, что в Диаспаре не найдется другого человека, способного покинуть город даже при большом желании, даже если он будет знать, что существует возможность вообще куда-либо попасть. Если вы отпустите меня, для вас это не будет иметь значения.

— Это не мое решение, — пояснила Серанис, — и ты недооцениваешь силу рассудка, если думаешь, что барьеры, удерживающие твой народ в городе, непробиваемы. Впрочем, мы не хотим удерживать тебя здесь насильно, но если ты вернешься в Диаспар, мы должны будем стереть все воспоминания о Лисе из твоего сознания. — Она на миг заколебалась. — Ранее этого никогда не делалось: все твои предшественники остались здесь.

Этот выбор был неприемлем для Элвина. Он хотел изучить Лис, узнать все его тайны, выяснить, чем он отличается от его родины, но не менее решительно он был настроен вернуться в Диаспар, чтобы доказать друзьям, небеспочвенность своих мечтаний. Он не понимал причин этой тяги к секретности, но даже поняв их, он бы не изменил своего поведения.

Он сообразил, что должен выиграть время или как-нибудь убедить Серанис, что невыполнимости ее требований.

— Хедрон знает, где я, — сказал он. — Вы не можете стереть и его память.

Серанис улыбнулась. Улыбка была приятной и при любых иных обстоятельствах вполне дружелюбной. Но Элвин впервые ощутил за ней подавляющую и неумолимую силу.

— Ты недооцениваешь нас, Элвин, — возразила она. — Это будет очень легко. Я могу добраться до Диаспара быстрее, чем пересечь Лис. Другие люди приходили сюда, и некоторые из них тоже говорили друзьям, куда они отправляются. Однако друзья позабыли их, и они исчезли из истории Диаспара.

Со стороны Элвина было бы глупо не принять во внимание эту вполне очевидную возможность. Интересно, сколько раз за миллионы лет, прошедшие со времени разделения двух цивилизаций, люди из Лиса проникали в Диаспар, чтобы сохранить их ревниво оберегаемый секрет? И насколько велика была умственная мощь, которой обладали и которую без колебания использовали эти странные люди?

Безопасно ли было вообще строить какие-либо планы? Серанис обещала не читать его мыслей без разрешения, но не было ли обстоятельств, при которых это обещание можно было нарушить?

— Надеюсь, — сказал он, — вы не ожидаете, что я тут же приму решение. Не могу ли я поглядеть на вашу страну, прежде чем сделаю выбор?

— Конечно, — ответила Серанис. — Ты можешь оставаться здесь, сколько пожелаешь, и вернуться в Диаспар, если передумаешь. Но будет проще, если ты сможешь принять окончательное решение в ближайшие несколько дней. Ты же не хочешь беспокоить своих друзей, а чем дольше ты останешься, тем труднее будет нам сделать необходимые коррекции.

Элвин мог с этим согласиться, хотя ему и хотелось узнать, в чем состоят эти «коррекции». Вероятно, кто-то из Лиса встретится с Хедроном — а Шут даже не заметит этого — и подправит его память. С течением веков имя Элвина присоединится к другим Уникумам, таинственно исчезнувшим без следа и вскоре позабытым.

Тут крылось много загадок, а он не приблизился к решению ни одной из них. Была ли какая-нибудь цель в странной односторонней связи между Лисом и Диаспаром, или то был лишь исторический курьез? Кем и чем были «Уникумы»? Если люди из Лиса могли попадать в Диаспар, почему они не удалили схемы памяти, хранившие ключи к их возникновению? Впрочем, на этот вопрос у Элвина был правдоподобный ответ. Центральный Компьютер мог быть слишком неподатливым противником, трудно поддаваясь воздействию даже самых изощренных ментальных методов.

Он отложил эти загадки; когда-нибудь, зная побольше, он, быть может, разгадает их. Глупо было рассуждать и строить пирамиды предположений на фундаменте невежества.

— Прекрасно, — сказал он не очень вежливо, все еще обеспокоенный неожиданным препятствием, возникшим на его пути.

— Я постараюсь дать ответ как можно быстрее, если вы покажете мне, на что похожа ваша страна.

— Хорошо, — произнесла Серанис, и на этот раз в ее улыбке не было скрытой угрозы. — Мы гордимся Лисом, и нам доставит удовольствие показать тебе, как люди могут жить без помощи городов. Кроме того, тебе нет нужды беспокоиться — друзья не будут встревожены твоим отсутствием. Мы позаботимся об этом, хотя бы для собственной безопасности.

В первый раз Серанис дала обещание, которого не смогла сдержать.

Алистра, сколько ни билась, не смогла вытянуть из Хедрона дальнейших объяснений. Шут быстро пришел в себя от шока и панического бегства обратно к поверхности после того, как он остался один в подземельях Гробницы. Он стыдился своего трусливого поведения и сомневался, хватит ли у него смелости вернуться обратно в зал движущихся дорог, к разбегавшейся оттуда по миру сети туннелей. Считая Элвина по меньшей мере нетерпеливым, а может быть и вовсе безрассудным авантюристом, он все же не верил всерьез, что тот может нарваться на опасность. Рано или поздно он возвратится. Хедрон был уверен в этом. Ну, почти уверен: сомнений было как раз столько, чтобы сохранять осторожность. Разумнее будет, решил он, пока говорить об этом как можно меньше и постараться обратить все происшедшее в шутку.

Успех этого намерения оказался под угрозой после того, как, наткнувшись при выходе на Алистру, Хедрон не сумел скрыть своих чувств. Она увидела страх, столь отчетливо написанный у него на лице, и тут же решила, что Элвин находится в опасности. Все заверения Хедрона были тщетны, и, пока они шли через парк, Алистра злилась все больше и больше. Сперва она хотела остаться у Гробницы, чтобы дождаться, пока Элвин возвратится тем же таинственным путем, каким исчез. Хедрон смог убедить ее, что это будет