мира, известный как Джатто, — был подвергнут пыткам, после чего ему перерезали горло. Подразумевалось, что Джатто имел связи с международным терроризмом, но в последнее время по состоянию здоровья отошел от дел. Не назвавший себя, но надежный источник сообщал, что Медичи, став дилером на черном рынке оружия, занял место Джатто. Убийство обоих вынуждает власти предположить, что война преступных группировок набирает силу и, очевидно, имеет место международное вмешательство.

— Что касается полиции — мы оказали им услугу, — сказал Сет. — Более того, они подозревают не тех, кого надо. Нам не на что жаловаться.

— Но что будет, когда анализ крови Медичи покажет, что он умер от передозировки амитала натрия? — спросил Сосулька. — Полиция соотнесет это с ножевыми ранами на теле Джатто и придет к выводу, что их обоих допрашивали.

— Ну и что? Они никогда не узнают, что это были мы, как не узнают и то, какая нам нужна была информация.

Сосулька был удивлен цветом лица своего компаньона. Как будто Сет, убивая, черпал в этом для себя жизненные соки. Сосульке это действовало на нервы. Для него убийство было профессией, для Сета же, казалось, это было необходимостью. Сосулька никогда никого не убивал, если не был уверен в том, что этот человек — например, диктатор, кокаиновый король или коммунистический двойной агент — заслуживает смерти. Сета же, казалось, если плата была достаточной, совсем не волновало, кого он будет убивать. Если его отец был таким же, как сын. Сосулька не удивлялся тому, что его отец ненавидел этого человека.

Конечно, оба отца были главными наемниками Гитлера. Но отец Сета специализировался на убийстве лидеров подпольных организаций, защищающих евреев, в то время как отец Сосульки охотился на разведчиков союзников и не один раз просил дать ему шанс попробовать уничтожить Черчилля. Разница была существенная. Расовое уничтожение отвратительно с любой точки зрения. Политическое убийство можно оправдать, если от него зависит безопасность твоей страны.

“Но если политика твоей страны ошибочна? — спрашивал себя Сосулька. — Если ее национальная политика основывается на расовой ненависти? Патриотизм заставляет тебя защищать аморальную страну? Или защита нации всего лишь самозащита? Обманывался ли мой отец?”

Сосулька продолжал наблюдать за человеком, которого ненавидел. Его глаза. Чем больше Сет убивает, тем ярче они становятся.

— Тебя что-то беспокоит? — спросил Сет.

— У нас полно трупов. И мы ничего не достигли.

— Неправда. — Сет опустил газету. — Мы сузили круг поисков. Теперь понятно, что исчезновение кардинала не связано с террористами.

— Я никогда и не думал, что они связаны.

— Но эту возможность надо было проверить. То, что Хэлловэй поставляет террористам оружие с черного рынка…

— Бог ты мой, что?

— Ты не знал? Так Хэлловэй зарабатывает себе на жизнь. Военное снаряжение.

— Ты хочешь сказать, что все это из-за незаконных поставок оружия?

— И из-за требования кардинала раньше выплатить деньги. Ты, конечно, знал об этом.

— Не спорю. Я думал об этом скорее не как о шантаже, а как о растянувшейся плате за оказанную услугу.

— Ну, многие из нас думали о том, чтобы убить кардинала. С ним расплатились сполна.

— Он оказал нашим отцам услугу.

— Да, в своих собственных интересах. В интересах его церкви. За сорок лет выплата составила целое состояние. Восемь миллионов долларов.

— Если хочешь знать мое мнение, — сказал Сосулька, — я считаю, это дешево, принимая во внимание те зверства, что они совершили. — И твой отец тоже? — Сосулька встал.

— Мой — нет! Он отделил себя от остальных!

— Правда? Очень жаль, но вынужден разочаровать тебя, — твой отец уничтожил не меньше евреев, чем мой. Они враждовали не из-за евреев, а из-за женщины, из-за твоей матери! Она выбрала твоего отца, а не моего! Я должен был быть тобой! А ты вообще не должен был существовать!

В этот момент Сосулька понял, какой сильной была их ненависть. Он, сдаваясь, поднял руки:

— Это глупый спор. Нам еще предстоит решить массу проблем.

В глазах Сета погас огонь.

— Конечно. И мы все еще не нашли своих отцов, — приложив усилия, он вернул контроль над собой. — В данный момент, — он вздохнул, — на мой взгляд, — он снова вздохнул, — ситуация такова.

Сосулька ждал.

— Мы исключаем теорию Хэлловэя о том, что “Ночь и Туман” — террористическая группировка, которой стало известно то, что было известно кардиналу, и которая похитила кардинала, желая взять в свои руки сеть Хэлловэя по продаже вооружения.

— Согласен, — сказал Сосулька.

— Но исчезновение кардинала связано с исчезновением наших отцов, — продолжал Сет. — “Ночь и Туман” не нашли бы их, если бы не кардинал.

— Снова согласен.

— Их захватили не с целью держать в заложниках ради денег. Остается возможность того, что “Ночь и Туман” делает это по личным причинам… То есть “Ночь и Туман” — израильтяне. Но чтобы получить информацию от кардинала, они должны были проникнуть в систему безопасности католической церкви.

— Я в этом сомневаюсь.

— И я тоже. Это заставляет задуматься.

— Задуматься о чем?

— О том, что напрашивается само собой. Может, кто-нибудь… или какая-нибудь группа… внутри церкви и есть “Ночь и Туман”?

Цюрих.

В восьми кварталах от реки Лиммат Сол и Эрика прошмыгнули мимо охранников агентства в переулке и вошли в гараж.

Большое помещение, освещение ярче утреннего солнца на улице, безупречный бетонный пол. В гараже стояла только одна машина — “рено”, которым пользовались трое убийц. Команда агентства забрала машину с указанного Солом места — со стоянки возле железнодорожного моста. Над ней работали всю ночь — проверяли отпечатки пальцев, обыскивали, разбирали. Теперь машина превратилась в скелет.

— Эти ребята были готовы к третьей мировой войне, — сказал низкий голос.

Он принадлежал Галлахеру. Сол повернулся. К ним, держа в руках ракетную установку RPG—7, подошел шеф австрийского отделения агентства. Он кивнул на разложенное на полу оружие. Пластиковые бомбы, гранаты, “узи”, “Калашниковы”.