пилюли.

— Не поднимал ничего тяжелее, чем кусочек мела. Она стукнула по кнопке таймера для чая.

— Ты пользуешься мелом?

— Когда мне не требуется голография. Это просто очаровывает детей. — Я преподавал высшую физику в средней школе и введение в математическую физику в колледже.

— Ну и как, есть в этом поколении гении?

— Есть один в колледже, Мэтью Андерсон. Мальчик Леоны. Конечно, в средней школе он у меня не учился. — Одаренные школьники занимались в классах, где занятия вели Человеки. Сейчас у них учился мой сын Билл. — А вообще-то большинство из них очень способные. Я лишь стараюсь разбудить их.

Чарли и Мэригей принесли на подносах сыр и фрукты, и Чарли вышел прихватить еще несколько поленьев для камина.

Их дом был спланирован куда лучше, чем наш и вообще большинство подобных жилищ. Внизу находилась одна большая круглая комната, в отдельном алькове помещалась кухня. Здание представляло собой металлический купол — половину топливного бака тельцианского военного корабля — с прорезанными дверями и окнами, а его индустриальное назначение полностью маскировалось внутри деревянными панелями и занавесками. Наверху располагались спальни и библиотека, к которым вела винтовая лестница. Там же находился небольшой кабинет и лаборатория Дианы, но в основном она вела свою работу в городе, в больнице и университетской клинике.

Камин представлял собой приподнятый над полом между серединой комнаты и стеной кирпичный круг, над которым нависал широкий раструб дымохода. Так что огонь в нем походил на лагерный костер: это было самое подходящее место для совещания старейшин.

Именно ими и являлись наши собрания, хотя возраст участников очень сильно разнился: от тысячи с лишним лет до какой-нибудь сотни, в зависимости от того, в какое время они включились в Вечную войну. А их физический возраст колебался от сорока плюс-минус два-три года до пятидесяти с небольшим, конечно, в земных годах. Здешние годы были в три раза длиннее. Возможно, люди в конце концов определят возраст для поступления в школу в два года, наступления половой зрелости — около четырех, совершеннолетия — шесть. Но не мое поколение.

Когда я попал сюда, физически мне было тридцать два года, хотя, если вы отнимете от нынешней даты дату моего рождения и не станете учитывать релятивистское расширение времени и прыжки через коллапсары, то узнаете, что в земных годах мне тысяча сто шестьдесят восемь лет. Так что теперь мне было пятьдесят четыре — или «тридцать два плюс шесть», как говорили некоторые, пытаясь совместить обе системы летосчисления.

Парами и по четыре начали собираться ветераны. Обычно являлось около пятидесяти человек, из них примерно треть обитала на расстоянии пешей прогулки. Среди них была женщина-наблюдатель с голографической камерой; она приехала из столицы, Центруса. Наша группа ветеранов не имела никакого названия, не подчинялась никакой реальной центральной организации, но в архиве хранились записи этих неофициальных встреч, каждая размером со стеклянный шарик времен моего детства.

Одна копия записи хранилась в безопасном месте, а вторая находилась в кармане женщины с камерой. Каждая из них должна была самоуничтожиться в случае прикосновения кого-нибудь из Человеков или тельциан: снаружи шарики были покрыты пленкой, распознающей структуру дезоксирибонуклеиновой кислоты.

Дело было не в том, что здесь тайно обсуждались подрывные акции. Человек знал о настроениях большинства ветеранов, но, похоже, не обращал на них внимания. Что мы могли сделать?

По той же самой причине на каждую встречу теперь приходило все меньше и меньше ветеранов, причем многие из них являлись лишь для того, чтобы повидаться с друзьями. Какой прок мог быть от жалоб? Все равно ничего нельзя было изменить. К тому же даже не все были убеждены в необходимости перемен.

Они не имели ничего против того, чтобы быть частью «евгенической базы» (которую я называл человеческим зверинцем). Когда один Человек умирал, на смену ему путем клонирования сразу же создавали другого. Их генетический код никогда не менялся — зачем от лучшего искать хорошего? А наша обязанность состояла в том, чтобы продолжать делать младенцев старомодным способом, основывающимся на случайных мутациях и эволюции. Предполагаю, что, если бы у нас получилось что-нибудь получше, чем Человек, они начали бы использовать наш генетический материал вместо своего. Хотя, возможно, сочли бы нас опасными конкурентами и уничтожили.

Но, несмотря ни на что, мы были «свободны». Человек помог нам запустить цивилизацию на этой планете и помогал поддерживать контакт с другими населенными мирами, включая и Землю. Любой из нас мог даже поселиться на Земле после выхода в отставку, если, конечно, был готов пройти стерилизацию — такую цену нужно было заплатить, чтобы стать одним из них.

Многие из ветеранов так и поступили, но меня Земля совершенно не манила. Один огромный город, полный Человеками и тельцианами. Чтобы избавиться от их общества, я был согласен терпеть эти бесконечные зимы.

Большинство людей более или менее смирилось с такой жизнью. Сегодня вечером я надеялся изменить это отношение Мы с Мэригей набросали план, и я намеревался вынести его на обсуждение.

Примерно через полчаса вокруг огня собралось человек сорок, и я предположил, что остальные, испугавшись погоды, остались дома. Диана призвала всех к вниманию, постучав вилкой по стакану, и представила женщину из Центруса.

Ее звали Лори, и говорила она с отчетливым акцентом Человека, который отличал большинство центранцев. (Все мы, ветераны, говорили по-английски — это был универсальный язык участников Вечной войны, которые родились в разные столетия на разных континентах или даже планетах. Некоторые из нас говорили на нем только на таких вот встречах, и это сказывалось на произношении и манере речи.)

Она была маленькой и стройной, а из-под ее футболки выглядывала искусно сделанная татуировка: змея с яблоком во рту.

— Я могу сообщить вам очень немного кроме того, что было в новостях, — сказала она. — В день встреч на планету высадилось и осталось здесь множество тельциан, видимо, какая-то делегация. Но они так и не показывались публично.

— Вот и прекрасно, — заявил Макс Вестон. — Я совершенно не расстроюсь, если никогда больше не увижу ни одного из этих ублюдков.

— Тогда не ездите в Центрус. Я ежедневно вижу там одного или двоих в их пузырях.

— Это очень смело, — признал Макс. — Рано или поздно кто-нибудь выстрелит в них.

— Может быть, у них как раз такая цель, — вмешался я. — Приманка, жертвенные ягнята. Чтобы выяснить, у кого есть оружие и хватает злости.

— Очень может быть, — сказала Лори. — Похоже, что они ничего не делают, а просто прогуливаются.

— Туристы, — бросил Мухаммед Тен. — Даже тельциане могут быть туристами.

— Трое живут там постоянно, — заметила Кэт. — Один мой друг устанавливал теплообменник в их квартире в Управлении межпланетных коммуникаций.

— Во всяком случае, — продолжала Лори, — эти тельциане приезжали всего на день, их посадили в затемненный флотер, который пригнали из Дворца Законов, там они провели четыре часа, а затем вернулись на челнок и отбыли. Их видела пара кладовщиков; если бы не это, люди могли вообще ничего не узнать.

— Интересно, зачем нужно устраивать всю эту таинственность? — сказал я. — Ведь и прежде здесь бывали их делегации.

— Я не знаю. Странной была и краткость визита, и то, что гостей было четверо. Зачем групповому сознанию понадобилось посылать больше чем одного представителя?

— Перестраховка, — предположил Чарли. — Будь их меньше, Макс мог бы столкнуться с ними и убить троих голыми руками.

Насколько нам было известно, «коллективное сознание» тельциан было ничуть не более таинственным, чем у Человеков. Никакой телепатии или чего-нибудь подобного; индивидуумы регулярно передавали свой опыт в общую память и сами приобщались к общим знаниям. Если индивидуум умирает