— Хотите, чтобы я присоединил Князя к его родовитым предкам в семейном склепе?

Она отрицательно покачала головой.

— Он еще пригодится. Мне удается справляться с моим темпераментом, дер— жите под контролем и свой.

— С этим у меня все в порядке. Но неужели вы думаете, что после всего происшедшего можно продолжать с ним ра— ботать? У него, между прочим, серьезная травма головы.

Подобные мысли не обременяли ее. Она отмахнулась рукой.

— Я все еще могу управлять им, и он будет делать все, что я хочу, разумеет— ся, в определенных пределах. Ограниче— ниями служат его собственные природные способности, о чем я не знала, ставя его во главе восстания. Жаль, что тру— сость медленно разрушает первоначальную решительность его намерений. Но он все еще считается главарем, и мы должны ис— пользовать его в этом качестве. А сила и власть должны быть в наших руках.

Я человек не медлительный, но осто— рожный. Прежде чем ответить, я обдумал ее слова со всех сторон.

— Что означает это «мы» и «наше»? Где тут мое место?

Ангелина расположилась в кресле и откинула со лба свои прелестные золотые волосы. В ее улыбке было около двух ты— сяч вольт, и предназначалась она мне.

— Я хочу, чтобы вы участвовали в этом деле вместе со мной, — сказала она с теплыми интонациями, — партнером. Мы держим впереди Князя Рденранта, пока не придет успех, затем устраняем его, и все остальное делаем сами. Согласны?

— Да, — сказал я.

Потом с особым воодушевлением я сно— ва повторил:

— Да!

Впервые я был столь однословен. Нуж— но было срочно собраться с мыслями.

— И все-таки, почему я? Простой те— лохранитель, который заботится прежде всего о восстановлении своих украденных прав. Не велик ли скачок от мальчика на побегушках до председателя правления?

— Зачем спрашивать, если вы сами все понимаете, — сказала она.

Она улыбнулась, отчего температура в комнате поднялась градусов на десять.

— Вы можете руководить этим делом так же хорошо, как и я — вам это нра— вится. Мы вместе сделаем революцию и завоюем планету. Что вы на это скажете?

Пока она говорила, я ходил взад и вперед.

Она встала, взяла меня за руку и ос— тановила.

Тепло ее пальцев жгло меня огнем сквозь рубашку.

Ее лицо было прямо передо мной, а голос стал бархатным и низким — такого я никогда не слышал.

— Это будет прекрасно. Обязательно. Ты и я… вместе.

О б я з а т е л ь н о !

Бывает, когда словами не скажешь, и тогда говорит ваше тело.

Это был тот самый случай.

Мои руки обняли ее и прижали к себе, мой рот приник к ее губам.

Она ответила мне тем же. Руки ее ле— жали на моих плечах, губы были ласковы— ми. Продолжалось это столь мало, что впоследствии я не был уверен, было ли это вообще. Теплота внезапно исчезла, все стало плохо.

Она не боролась со мной, не пыталась оттолкнуть, но губы ее вдруг стали без— жизненными, а глаза совершенно пустыми.

Она так и стояла, пока я не опустил руки и не отошел, потом снова села в кресло.

— Что случилось? — выдавил я из себя.

— Хорошенькое личико — это все, о чем вы думаете? — спросила она.

В ее голосе было рыдание, страдание исказило ее лицо.

— Все вы мужчины похожи… все оди— наковы!

— Невероятно! — крикнул я в раздра— жении. — Вы же хотели, чтобы я вас по— целовал, не отрицайте! Что изменилось в ваших мыслях?

— А захотели бы вы поцеловать е е ?

— выкрикнула Ангелина в иступлении, ко— торого я не мог понять.

Она дернула тонкую цепочку вокруг шеи и швырнула ее мне. На ней висел ма— ленький медальон, еще теплый от ее те— ла. При падении света под определенным углом на нем ясно просматривалось изоб— ражение.

Мне удалось кинуть только один взгляд на девушку на фотографии. Что-то опять изменилось в мыслях у Ангелины, она вырвала цепочку и стала толкать ме— ня к двери.

Дверь захлопнулась за мной, загремел тяжелый засов.

Не обращая внимания на удивленного охранника, я направился к себе в комна— ту.

Но что означала ее внезапная холод— ность и эта фотография?

Зачем она носила ее?

Хотя я видел ее один миг, этого было достаточно.

На фото была молодая девушка, может быть, сестра.

Ужасные генетические законы говорят, что возможно неопределенно большое чис— ло комбинаций.

Эта девушка была отвратительно урод— лива — другого слова не подберешь.

Дело было не в каком-то одном факто— ре, вроде горбатой спины, выпирающей челюсти или торчащего носа.

Тут была комбинация черт, составляю— щих единое отталкивающее целое, которое вызовет отвращение у кого угодно.

Тут я понял, что непроходимо глуп.

Ангелина дала мне взглянуть на глу— бинные причины того, что изломало, ис— коверкало ей жизнь.

Сразу стало ясно многое другое.

Сколько раз, глядя на нее, я удив— лялся, как может такая испорченная сущность находиться в такой очарова— тельной упаковке.

Теперь ответ был ясен — я не видел первоначальной оболочки. Мужчина еще как-то может терпеть свою уродливость, но что должна чувствовать в такой ситу— ации женщина? Как жить, когда каждое зеркало — твой враг, и люди поскорее отворачиваются, увидев тебя? Что де— лать, если, к счастью или несчастью, вы наделены острым наблюдательным разумом, который все видит и сознает, делает не— утешительные выводы, мучается от знаков отвращения? Некоторые девушки могли бы покончить жизнь самоубийством, но не Ангелина. Я могу предположить, что сделала она. Презирая себя, ненавидя свой мир и лю— дей в нем, она не испытывала угрызений совести, задумывая преступления с целью добычи денег для операции по исправле— нию какого-то уродства, потом еще денег для следующей операции.

Затем, когда кто-то пытался остано— вить ее однажды, она легко, а возможно, и с удовольствием убила его. Медленный, жуткий под'ем через преступления к кра— соте с достойным удивления разумом.

Бедная Ангелина. Я мог бы пожалеть ее, если бы не убийства, которые она совершила. Бедная, несчастная, одинокая девушка, которая, выигрывая одни битвы, безнадежно проигрывала другие. Она су— мела придать телу очаровательные, дейс— твительно ангельские формы, а мозг, ко— торый управлял всем процессом, постепенно деформировался, пока не стал таким же уродливым, как раньше тело.

Но если можно изменить тело, почему нельзя изменить мозг? Можно ли что-то для нее сделать?

Я так напряженно думал, что не мог усидеть в своей маленькой комнате и вы— шел на воздух.

Близилась полночь, внизу должна была быть охрана, и все двери были заперты.

Я решил подняться наверх. В саду на крыше не должно было быть никого. Можно будет прогуляться