за него. Примерно в десяти дюймах от моего лица и на одном с ним уровне на меня глядело лицо человека в коричневой шляпе.

Мы смотрели друг другу в глаза какую-то долю секунды, но, казалось, достаточно долго, чтобы из семечка успело вырасти взрослое дерево. Это бесконечно долгое время было настолько коротким, что тело бармена все еще падало позади меня, медленно описывая дугу в воздухе.

Это был мой последний пистолет. Он не достанется никому. Я поднял его раньше, чем мой визави успел хотя бы осознать, что происходит. Он не предпринял ничего. Просто, скользнув по стойке бара, тихо опустился на бок и выпустил изо рта большой красный пузырь.

Этот-то выстрел я услыхал. Он загрохотал так громко, словно наступил конец света, так громко, что я едва услышал, как захлопнулась задняя дверь. Я осторожно подполз к краю перегородки, брезгливо отпихнул чей-то валявшийся на полу пистолет, и высунул из-за угла кончик своей шляпы. По ней никто не стрелял. Тогда я одним глазом выглянул за стойку.

Задняя дверь была закрыта, и комната перед ней пуста.

Я встал на колени и прислушался. Где-то хлопнула еще одна дверь, взревел мотор, отъехала машина.

Я чуть с ума не сошел. Скачком перелетев через комнату, я распахнул заднюю дверь и ринулся туда.

Это была обычная ловушка. Спектакль с хлопаньем дверей и шумным отъездом машины. Я успел увидеть взмах сжимавшей бутылку руки.

В третий раз за двадцать четыре часа я провалился в небытие.

На этот раз вынырнул я из него с отчаянным воплем, задыхаясь от едкой вони нашатыря в носу. Сжав кулак, я свингом ударил по какому-то лицу. Однако свинга не получилось – бить мне было нечем. Каждая моя рука превратилась в четырехтонный якорь. Я мог только ворочаться и глухо рычать.

Расплывшееся передо мной лицо материализовалось в усталую, но внимательную физиономию человека в белом халате – врач скорой помощи.

– Нравится? – усмехнулся он. – А некоторые даже пьют его – на десерт, с рюмочкой тоника.

Он потянул меня за руку, резкий холод обжег мне плечо, и в него вонзилась иголка.

– Легкое огнестрельное ранение, – сказал он. – Но вот голова ваша не в лучшем виде. Гулять пока не придется.

Его лицо отодвинулось. Я поводил глазами по сторонам. Кругом туман и какие-то расплывчатые тени. Потом я начал различать еще одно лицо – внимательное, молчаливо-сосредоточенное. Девушка. Кэрол Прайд.

– Ага, – сказал я. – Вы следили за мной. С вас станется.

Она улыбнулась и пошевелилась. Потом ее пальцы начали гладить меня по щеке, и я уже не мог ее видеть.

– Нет, это все ребята из машины полицейского патруля, – сказала она. – Эти бандиты завернули вас в ковер – чтобы погрузить в кузов грузовика.

Видеть толком я не мог. Передо мной проскользнул какой-то высокий краснолицый человек в синем. В руке он держал взведенный револьвер. Где-то позади него кто-то хрипло закричал.

Она сказала:

– Они еще двоих закатали в ковер. Но те были уже мертвы. Уф!

– Идите домой, – гнусаво проворчал я. – Идите и пишите ваш очерк.

– Вы уже говорили это сегодня, дурачок. – Она все так же гладила меня по щеке. – Я думала, раз вы отправились сюда, вы забыли эти глупые шутки. Спать хочется?

– Ладно. Об этом уже позаботились, – раздался где-то рядом отрывистый голос. – Отвезите этого типа куда-нибудь, где вы сможете им заняться как следует. Я хочу, чтобы он остался жив.

Словно из тумана, передо мной появился Ревис. Лицо его медленно принимало четкие очертания – серое, внимательное, очень строгое. Вот оно склонилось ниже – Ревис сел рядом со мной.

– Значит, вам-таки непременно надо было поиграть в Шерлока Холмса, – сказал он злым, колючим голосом. – Ладно, рассказывайте. К чертям вашу голову и как там она себя чувствует. На что напрашивались, то и получили.

– Дайте выпить.

Что-то задвигалось, блеснуло в тумане, и к моим губам прижалось горлышко фляжки. Жизненная сила вливалась ко мне в глотку. Холодная струйка потекла по подбородку, и я отвернулся от фляжки.

– Спасибо. Главного взяли – Магуна?

– Он весь нашпигован свинцом, но, кажется, выкарабкается. Его везут сейчас в город.

– А индейца нашли?

– А? – поперхнулся он.

– В кустах под Крестом Мира на Палисадах. Я его застрелил. Нечаянно.

– Мать... – Ревис пропал в тумане. Легкие пальцы продолжали медленно и ритмично гладить мою щеку.

Ревис снова выплыл из тумана и сел рядом.

– Откуда взялся этот индеец? – отрывисто бросил он.

– Что-то вроде телохранителя и вышибалы у Сукесяна. Экстрасенса Сукесяна. Он...

– Про Сукесяна мы знаем, – хмуро оборвал меня Ревис. – Вы, мистер Шерлок Холмс, пролежали в отключке больше часа. Леди рассказала нам про те карточки. Она утверждает, что это ее вина, но я ей не верю. Да в любом случае, все это странно. Но несколько человек наших ребят уже уехали туда.

– Я там был, – сказал я. – У него дома. Он точно что-то знает, только я не знаю что именно. Он испугался меня – но не стал меня мочить. Непонятно.

– Любитель, – сухо проговорил Ревис. – Он оставил эту работу для Муза Магуна. Муз Магун был парень крутой – до сегодняшнего дня. Хвост за ним тянется отсюда до Питтсбурга... Держите-ка. Только поосторожней. Это особый напиток – специально для предсмертной исповеди. Слишком хорош для такого идиота, как вы. Фляжка снова коснулась моих губ.

– Послушайте, – прохрипел я. – Это ведь была одна команда. Сукесян – мозги, Линдли Пол – указательный палец. Наверное, он повел с ними какую-то двойную игру...

– Потрясающая мысль, – сказал Ревис, и тут где-то вдалеке зазвенел телефон и чей-то голос сказал:

– Вас, лейтенант.

Ревис ушел. Вернувшись, он уже не стал ко мне подсаживаться.

– Может, вы и правы, – мягко проговорил он. – Может, тут вы и правы. В доме на вершине холма на Брентвудских Высотах обнаружен сидящий в кресле мертвый блондин, над которым плачет женщина. Самоубийство. На столе рядом с ним лежит ожерелье из жадеита.

– Слишком много мертвецов, – пробормотал я и потерял сознание.

Очнулся я в карете скорой помощи. Сначала я думал, что я там один, но потом понял, что нет, почувствовав на лице ее руку. Теперь я был слеп, как крот. Я даже не видел света. Глаза и лоб были сплошь обмотаны повязками.

– Доктор сидит в кабине с шофером, – сказала она. – Можете взять меня за руку. Хотите, я вас поцелую?

– Если это меня ни к чему не будет обязывать.

Она тихо рассмеялась.

– Я думаю, вы будете жить, – сказала она и поцеловала меня. – У вас волосы пахнут шотландским виски. Вы что, в нем купаетесь? Доктор сказал, что с вами нельзя разговаривать.

– Они стукнули меня по голове полной бутылкой. Я рассказал Ревису про индейца?

– Да.

– А я рассказал ему, что, по мнению миссис Прендергаст, Пол был замешан...

– Вы ни разу не упомянули миссис Прендергаст, – перебила она меня.

На это я ничего не сказал. Через некоторое время она снова заговорила:

– А этот Сукесян, похож он был на бабника?

– Доктор сказал, что со мной нельзя разговаривать, – ответил я.