место. Теперь оставалось ждать, чтобы стрелок перенес огонь на Крестовского, но, главное, не отключиться от потери крови.

Вдруг наступила тишина. Она навалилась так внезапно, что обоим выжившим поначалу показалось, будто они оглохли. Спустя несколько секунд зарокотал мотор. Свет, бивший в лицо, начал ослабевать. Комиссар осторожно высунул голову: тачанка дала задний ход и медленно отъезжала. В ярости, с перекошенным от боли лицом он поднял пистолет и сделал несколько выстрелов. Пули бессильно запрыгали по броне, расцветая в темноте яркими снопами искр. В ответ огрызнулся пулемет. Одиночным выстрелом, словно в насмешку.

Крестовский с плохо скрываемым облегчением посмотрел вслед уползающей тачанке. Затем он перевел взгляд на убитого напарника и грустно вздохнул.

— Эх, Женька… — пробормотал он, спрыгнув с дрезины. Подойдя к трупу, он первым делом поднял раритетную шапку и с омерзением вытряхнул из нее отвратительное месиво из крови, мозга и волос. Покрутив в руках головной убор, напарник мертвеца с удовлетворением обнаружил, что вожделенная кокарда не пострадала. Серп и молот по-прежнему тускло мерцали в полумраке. Еще немного поизучав шапку, мужчина разочарованно просунул палец в дырку на том месте, где пуля вышла из головы предыдущего владельца.

«Ладно, сойдет… Машка зашьет. Заодно и отстирает. А ведь теперь шапка-то у меня как заговоренная будет! Пуля в одно место два раза не попадает…» — подумал он.

— Крестовский, дай, чем перевязать… — чуть слышным шепотом произнес комиссар, баюкая раненое колено. — И, это… сходи, глянь, чего там с Григорьевым…

— Ну и что теперь с этим триппером делать? — Анатолий Лыков большой ладонью тяжело припечатал листок бумаги, лежащий справа от его тарелки, а потом еще более тяжелым взглядом уперся в лицо сына.

В прежние времена Петр вполне мог бы быть актером, кумиром женщин; впрочем, на недостаток женского внимания он не мог жаловаться и сейчас. И дело тут было не только в том, что у него в карманах не переводились патроны. Выразительное лицо, с нагловато-высокомерной улыбкой, частенько кривившей его четко очерченные губы, и атлетическая фигура в сочетании с аурой самоуверенности делали его поистине неотразимым в глазах многочисленных девиц, вздыхавших по красивому парню.

— Что-что… Драться! — сквозь зубы процедил Лыков-младший.

— Драться?! Вот, тоже мне драчун нашелся! Видали? Драться он будет!!! — Лыков сделал широкий жест рукой, который пропал за неимением публики, потому что в маленькой служебной комнате, приспособленной под столовую для высшего начальства, никого, кроме него, сына и дочери, не было.

— Папа, вы еще будете что-нибудь? — спросила Ирина, намеренно игнорируя зарождающийся скандал, так как давно привыкла к напряженным отношениям в своей семье. — И, Петя, ты совсем ничего не ел. Зачем я готовлю?

— Не готовь!

— Ты мне не смей так с сестрой разговаривать! — сорвался на крик голос Лыкова-старшего. — Ишь- то, как с другими, с уродами всякими, так ты у нас рыцарь, на дуэлях дуэльствуешь! А ты с женщиной научись разговаривать, дуэлянт!

— Папа, ну не надо кричать, вас услышат, — сморщила Ирина симпатичный носик.

Она смотрела на мужчин и привычно удивлялась, насколько могут быть не похожими отец и сын. Пожилой, пятидесятипятилетний мужчина, среднего роста, довольно крепкого телосложения, отмеченный уже заметной сединой (непродолжительный период он ее закрашивал, но затем плюнул на бабское занятие), которую носил с достоинством зрелого, начинающего стареть человека. Размышляя о чем-то, он аккуратными движениями пальцев осторожно поглаживал бородку, за которой ухаживал не без удивительного для самого себя удовольствия, но стоило поглаживаниям перейти к более энергичному массированию кожи под волосами, собеседнику стоило опасаться самых неприятных последствий. И, кажется, сейчас буря приближалась нешуточная.

— Да пусть слышат! Чего уж тут слышать, если и так последняя собака на станции знает: Петр Лыков — убийца! — жарким шепотом проговорил отец.

— Пока еще только подозреваемый. Доказательств у них все равно нет…

— Так будут, будут у них доказательства, разве ты не понимаешь? Будут! Ты видел, что они тут пишут? У них свидетель есть! Твой боец, между прочим, какой-то Григорьев, к ним в руки попал! А отправят его на Лубянку, он что хочешь расскажет!

— Нет, не отправят… И вообще я думаю, что все это вранье. Будь у них живой свидетель, они бы не ультиматумы присылали… — задумчиво протянул Петр.

— Да дело уже не в свидетелях. Как ты мог так позорно провалить операцию?! — вскипел Анатолий. — Я тебе доверял, по-серьезному доверял… Почему вы расстреляли эту проклятую дрезину, не убедившись, что Сомов и Зорин на ней? Зачем это было делать, я тебя спрашиваю?