немного. Пределом мечтаний этих людей было одно – где-нибудь отсидеться, пока все не наладится само собой. Так что, если бы барон не объявил, что каждого появившегося из леса будет вешать на ближайшем суку, и не проделал бы это с десятком крестьян, из которых только двое действительно шли из леса, эти горе-повстанцы, сохраняя веру в то, что смогут вымолить прощение у барона, к примеру выдав ему своих товарищей, уже давно разбежались бы. Однако барон не пожелал и слышать об этом. Возможно, он просто понимал, что из крестьян проводники аховые. А потому решил нагнать страху. Барон применял эту методу всякий раз, когда встречал какое-либо затруднение. Таким образом, всем стало ясно, что рассчитывать на милосердие барона Юкскуля бессмысленно. И никто – ни крестьяне, ни охотники, даже те из них, кто не присоединился к Трубачу, – больше судьбу испытывать не решался и носу из леса не казал. Но это отнюдь не означало, что они не могут выбрать для зимовки какое-нибудь другое, более подходящее местечко. Нужна была какая-то очень веская причина для того, чтобы подвигнуть людей на что-то большее, чем просто забиться в щель и ждать неизвестно чего. Ив уже давно ломал голову над этим. Однако, как с ним бывало и раньше, шанс появился сам собой.

В то утро лагерь проснулся поздно. Четырехдневный марш по лесу в условиях непрекращающегося дождя всех утомил, и люди впервые наслаждались возможностью поспать на сухом. К тому же дождь наконец прекратился и пахнуло теплом, столь редким в такую позднюю пору, а сквозь разрывы туч начало проглядывать солнышко. Из расщелин и пещер потянулись кверху тонкие дымки, на камнях и ветвях редких деревьев заполоскалось на ветру свежевыстиранное белье. Это женщины, которых в их отряде насчитывалось около трех десятков, захлопотали, налаживая нехитрый быт.

До обеда все было спокойно, и даже неприязнь между крестьянами и охотниками, из-за которой за последние недели у них случилась не одна стычка, вроде бы немного поутихла. Ив даже заметил несколько смешанных групп – люди степенно переговаривались, развалившись на солнышке и блаженно вытянув натруженные за последние дни ноги. И потому решил, что впервые за последние две недели может позволить себе ненадолго отлучиться из лагеря. Он подошел к Трубачу, сказал ему, что хочет прогуляться по окрестностям, подозвал Трезубью Губу, и они пошли. Однако не успели они удалиться от лагеря и на пару миль, как Трезубья Губа, шедший впереди, вдруг насторожился и, сделав Иву знак рукой, опустился на колено и стал всматриваться в землю, укрытую пожухлой травой. Потом резво вскочил и повернулся к Иву:

– Убей меня бог, если здесь не прошел Пересмешник. Да как торопился. – Охотник замолчал, отряхивая штаны, и сказал просительным тоном: – Надо бы вернуться в лагерь. Если уж старина Пересмешник выбрался из своей норы, значит, произошло что-то очень серьезное.

Поскольку это была самая длинная фраза, которую Ив слышал когда-либо от Трезубьей Губы, у него не возникло ни малейших сомнений в том, что так оно и есть. Они пошли обратно.

Подойдя к углу дома, Ив остановился, прижавшись грудью к стене, и стал потихоньку высовывать голову. Так был шанс, что, даже если на этот угол направлен охранный сенсор, он не сможет зафиксировать нарушение луча. Простенькие переносные датчики, реагировавшие на эффект доплеровского смещения или изменение интерферентной картины, были достаточно надежны, но имели слишком примитивный блок по предупреждению ложных срабатываний. Так что, если гипотетический нарушитель, вместо того чтобы мчаться сломя голову, полз как черепаха, – датчики его не замечали. И хотя состояние электронного арсенала барона, с которым Ив был достаточно хорошо знаком, вполне допускало предположение о том, что датчиков могло не быть вовсе, Ив все-таки предпочитал не рисковать. Во всяком случае, после пятидневной подготовки налета провалиться из-за дурацкого примитивного доплеровского «ревуна» размером с пуговицу было бы глупо.

Когда они с Трезубьей Губой вернулись в лагерь, тот напоминал муравейник, разворошенный трезубом. Крестьяне и охотники столпились у пещеры Трубача. Крестьяне возбужденно о чем-то переговаривались, охотники с сумрачными лицами сноровисто проверяли свои арбалеты. Когда Ив, слегка запыхавшись, влетел в круг, все повернулись к нему и как-то невольно подтянулись. Ив, мельком взглянув на них, прошел в пещеру Трубача. Трубач был полностью готов к выступлению. Увидев Ива, он задиристо вскинул голову, как бы заранее давая понять, что уже принял решение и не собирается слушать никаких возражений. Ив молча посмотрел по сторонам, вежливо кивнул седому как лунь охотнику, который, по-видимому, и был Пересмешником, и спокойно спросил:

– Что случилось?

Трубач еще выше вскинул голову:

– Мы уходим.

– Куда?

– Барон захватил братьев Лосятников и Бритоголового. Бритоголового тут же вздернул и пообещал сделать то же с младшим из Лосятников, если старший не поможет ему отыскать наш лагерь.

Ив задумался. Это было серьезно. Охотники знали эти леса как свои пять пальцев, и если у барона появится проводник из охотников, он найдет их еще до того, как выпадет снег. Из этого следовало, что захваченных охотников необходимо было освободить. Ибо любой другой исход, каковой, рассуждая чисто гипотетически, он мог бы организовать, скажем, смерть заложников, немедленно вызвал бы резко отрицательную реакцию со стороны остальных охотников. А без них зиму в лесу не пережить. Однако глупо было бы рассчитывать, что барон не учел попытки освободить пленников. Будь Ив на месте Трубача, он постарался бы оттянуть выступление, чтобы устроить ловушку. Ив поднял голову:

– Что ж, надо все хорошенько обдумать. Трубач взорвался:

– Чего тут думать! Пока мы будем думать, они прикончат братьев Лосятников. Мы уходим, и прямо сейчас.

Ив окинул взглядом суровые лица и понял, что отложить выступление не получится. А потому молча шагнул вперед и, подхватив свой заплечный мешок, повернулся к Трубачу:

– Насчет немедленного выхода ты прав. Но думать никогда не вредно. Тем более мы можем делать это на ходу. Кстати, где они их держат?

Трубач и Пересмешник переглянулись, потом седой охотник нехотя ответил:

– В Тремирое, в подвале дома шерифа. Ив кивнул. Он бывал в этой деревне. До Тремироя было около трех суток пешком.

– Ладно, по пути все расскажете. – Ив вплотную приблизился к Трубачу и тихо сказал: – Мы идем, а ты остаешься.

– Что-о-о?! – Трубач аж задохнулся от возмущения. – Да… я… да… ты…

Но Ив не дал ему закончить:

– И ты, и часть охотников останетесь здесь. С остальными пойду я и несколько крестьян.

– Да что смогут сделать эти хлорелловые поросятники?! – заорал Трубач.

– То же, что и охотники. А если ты собираешься перестрелять из арбалетов всю банду барона, то можешь просто добежать до ближайшего дерева на опушке и повеситься. Результат будет тот же, только менее болезненный. – Ив замолчал. Его так и подмывало сказать что-нибудь ехидное, но он удержался. – И вообще, как ты себе это представлял? Пройтись по деревне, постучаться в калитку дома шерифа, который, насколько мне помнится, находится в самом центре, и попросить барона отпустить братьев – так, что ли?

Трубач замялся, потом раздраженно буркнул:

– Там посмотрим.

– ТАМ будет поздно, – жестко сказал Ив, обводя взглядом присутствующих и мимоходом отметив про себя, что Пересмешник во время его разговора с Трубачом стянул шапку с головы. Он сбавил тон: – Как ты помнишь, у меня есть некоторый опыт в том, что касается наших проблем с бароном. Позволь, я попробую применить свои таланты еще раз.

Трубач застыл с озадаченным видом. Видно было, что такой вариант развития событий ему крайне не по душе. Но он понимал, что и на этот раз Ив предложил более разумный план. Если бы, не дай бог, с ним и охотниками что-то случилось, то крестьяне в лесу не выжили бы. Да даже если бы что-то случилось только с ним одним, охотники могли бы запросто уйти уже на следующий день. И все же… Трубач сделал последнюю попытку возразить, хотя в его голосе уже чувствовалась обреченность:

– И все равно я должен идти.

Ив почувствовал, что его одолевает злость: в конце концов, какого дьявола он должен разводить тут