последних.

Лейла рассмеялась и отрицательно покачала головой:

– Нет, пусть отдохнет от меня. Мы уезжаем на Кольский полуостров, в Апатиты, только чуть позже, через две недели. И я не хочу это пропустить. Ну ладно, давайте гулять.

Это кафе было самым популярным местом отдыха. Оно располагалось почти на самой верхушке «Луксора», и прямо над головами сидящих уходило вверх льдисто блестевшее навершье пирамиды. Так что расстояние отсюда до любой из граней-факультетов было приблизительно одинаково. К тому же прямо под кафе располагался большой зал центрального лифтового столба. И это тоже было удобно. В распорядке дня четвертого курса на сон и развлечения приходилось всего шесть-семь часов в сутки, а все остальное время было плотно заполнено дополнительными курсами, скромно именуемыми в расписании «факультативы с необязательным посещением». Впрочем, все преподаватели, ведущие эти факультативы (а большинство из них было приглашенными, которых ежедневно доставляли из Москвы все те же «неопланы»), первое время поражались, что даже на очень поздних занятиях, начинавшихся в двадцать три пятьдесят пять, аудитории всякий раз были заполнены до отказа.

На изумленные вопросы преподавателей большинство студентов с улыбкой отвечало, что у них де завтра с утра занятий нет, так что отоспаться они вполне успеют. Конечно, это было не так, и существенная часть присутствующих в аудитории после короткого, трехчасового сна уже заполняла другие аудитории, спортивные залы и тренажерные классы, но к чему было волновать людей? Никто из них не имел представления о пределах выносливости организма своих столь старательных студентов. К тому же почасовая оплата в Терранском университете была едва ли не самой щедрой, так что преподаватели чаще всего просто выкидывали вопросы о студенческих нагрузках из головы и увлеченно занимались любимым делом. Ибо, если ты видишь, что то, чем ты занимаешься, воспринимается окружающими с таким интересом, оно начинает гораздо больше нравиться и тебе самому. А самых любознательных просто переставали приглашать.

Они просидели в кафе все полтора часа большого вечернего перерыва. Первой засобиралась Лейла:

– Ну ладно, ребята, мне пора. У нас в восемь тренировка по джиу-джитсу, так что мне еще надо успеть добраться до Центрального стадиона.

Михаил поднялся вместе с ней. И тут откуда-то со стороны лестницы послышался возглас:

– Мишка, я тебя уже час ищу!

К столику подлетел невысокий, крепкий парень с восточными чертами лица, одетый в легкие камуфляжные штаны и обтягивающую куртку с оскаленным медведем на рукаве:

– Здравствуйте, ребята… Ким.

Все обменялись рукопожатиями, после чего парень снова повернулся к Казакову:

– Комбат собирает группу в ритуальном зале. Все уже там.

Мишка, уже год исполнявший обязанности командира группы, спросил:

– А что случилось?

Ким удивленно вскинул голову:

– Так ты не слышал? Второй курс потерял одного в «Гнезде». С радиоэлектронного…

Все ошеломленно замерли. Филипп тихо спросил:

– Как это произошло?

Ким сердито сощурился, отчего его узкие глаза превратились в щелочки. В Терранский университет принимались только граждане России с не менее чем двухгодичным цензом гражданства, а вот национальность никакого значения не имела. Впрочем, большинству на это было просто наплевать. Ярко выраженных шовинистов не было даже на первом курсе, а после второго каждый из присутствующих при горячем желании и достаточном терпении мог изменить свою внешность вплоть до смены первичных половых признаков. Хотя, как говорили старшие, так далеко заходили чрезвычайно редко…

– А-а, дурак! Протащил с собой в «Гнездо» почти три литра чистого спирта и, когда боль дошла до пика, забрался в какую-то нору и вылакал, сколько смог.

Все понимающе кивнули. Такое количество спирта могло само по себе привести к летальному исходу вследствие отравления организма, но для терранцев основная опасность была не в этом. Спирт действовал на организм как высокоскоростной катализатор. Так что даже два-три часа в отключке могли завести процесс Изменения настолько в сторону, что спасти человека ничто уже не смогло бы.

– И сколько он провалялся, прежде чем до него добрались через браслет?

Ким вздохнул:

– Почти двенадцать часов. Куратор спохватился не сразу, а затем пришлось еще резать двери. Тот придурок влез в нижнюю гитару холодильных камер продовольственного склада и намертво заклинил все семь дверей.

Мишка кивнул:

– Понятно, а почему собирают нас?

Ким усмехнулся:

– Он из Вольска. Хотя урну с прахом повезет куратор, а кроме того, туда едет и вся его группа, решено, что мы тоже будем на подхвате и, если понадобится, выступим для антуража.

Все были с этим согласны. Лучше всего, если эта трагическая случайность пройдет как бы незамеченной. Мало ли каждый год гибнет молодых ребят-студентов ни просторах нашей страны? Тем более что скорее всего официальная версия и подтверждающие ее документы выглядят безукоризненно. Ну там – во время прохождения тренировочного маршрута отбился от группы, загрызен волками, потому и кремирован. Но если вдруг история получит огласку, Терранский университет должен выглядеть в ней безукоризненно Вне всякого сомнения, куратор увозил с собой достаточно средств для организации поминок и похорон, а если в семье есть еще младшие дети, то им, скорее всего, будет предложен целевой грант на обучение в любом из московских вузов. Естественно, КРОМЕ Терранского университета. Да и ребята из группы погибшего возьмут под опеку его младших братьев и сестер. Конечно, нельзя нравиться всем и каждому, но каждый терранец обязан приложить все усилия, чтобы ни у кого не осталось ОБОСНОВАННЫХ обид на Его Высочество, университет или самих терранцев.

Поздним вечером, когда Ташка и Филипп уже лежали в постели (им, как устойчивой паре, на этом курсе выделили отдельную секцию, состоявшую из душевой, комнаты с выдвижной кроватью и небольшой кухоньки, где Ташка иногда блистала своими кулинарными талантами), Ташка тихо спросила:

– Слушай, Филашка (наедине она частенько называла его милыми забавными прозвищами), а как ты себе представляешь, какими мы будем через сто лет?

Филип пожал плечами:

– Я не знаю, какими мы будем через десять лет, а ты говоришь о целом веке. Спроси лучше, будем ли мы вообще?

Ташка повернулась на живот и положила голову ему на грудь. Ее глаза оказались прямо напротив его глаз:

– Представляешь, если мы будем достаточно осторожными, то сможем прожить чертову прорву времени, увидеть вблизи Марс, Венеру, Плутон, первыми добраться до звезд…

Филипп усмехнулся:

– Если ты собираешься быть осторожной, тебе надо забыть о Марсе, Венере и уж тем, более о том, чтобы первой добраться до звезд. Знаешь, я воспринимаю все то, чему мы научились и чем мы стали, скорее как аванс, чем как подарок судьбы. К тому же, что ты понимаешь под осторожностью? Ведь у нас будет достаточно времени и для того, чтобы пожалеть о том, что мы могли бы сделать, но не решились, не рискнули, испугались. А как ты думаешь, после того, через что мы прошли и чему мы здесь научились, насколько тяжким будет это сожаление?

Ташка улыбнулась и, потянувшись губами, чмокнула его в лоб:

– Ты прав, о мой падишах. После всего, что с нами произошло, нам будет очень трудно вести осторожную жизнь. Для нас это будет не жизнь, а так, существование лопуха. И все же очень обидно будет потерять не сорок или, в лучшем случае, семьдесят лет жизни, существенная часть которой будет всего лишь борьбой со старческими болячками, а сотни или, при удаче, тысячи лет.

Филипп рассмеялся и, обхватив Ташку за плечи, прижал ее к себе: