Филипп обернулся. На скамейке слева от входа сидел его сосед, Мишка Казаков, дюжий парень, способный одним ударом свалить быка, но с большинством школьных предметов бывший сильно не в ладах. Филипп даже удивился, увидев его на собеседовании.

– Да уж. А ты чего сидишь?

Мишка пожал плечами:

– Да тебя жду. Все-таки не одному домой тащиться. О чем хоть спрашивали?

Филипп махнул рукой:

– Да так, про бабушку.

Мишка оживленно замотал головой:

– Вот-вот, а меня все про отца пытали. Как, значит, я к нему отношусь, ежели он пьет? А как к нему относиться? То, что пьет, – плохо, конечно. Но ведь отец – он один, на всю жизнь. И ежели мне иногда его приходится из «Березок» на своем горбу таскать, так чего ж тут поделаешь?

Филипп понимающе кивнул. «Березками» называлась березовая рощица позади магазина, которую облюбовали под место для посиделок деревенские алкоголики. Между тем Мишка встал с лавки и двинулся в сторону дома, на ходу продолжая рассуждать:

– Отец ведь не просто так пьет, он себя потерял. Ведь каким он комбайнером был… у нас эвон вся стена в его почетных грамотах. А сейчас – ни работы, ни денег, ни почета. Вон дядя Костя (так звали Филиппова отца) как-то приспособился, а мой батяня – нет. Вот и пьет…

Вот странно, прежде они с Мишкой как-то не особо дружили, но после того вечера, когда они вместе топали в темноте домой, тот стал для Филиппа как-то особенно близок. Поэтому он совершенно не удивился, когда через полтора месяца после того ночного собеседования на них с Мишкой пришли вызовы в этот самый Терранский университет. То есть он, конечно, удивился, что его самого отобрали, но раз уж отобрали его, то как-то так по-правильному выходило, что обязательно должны были отобрать и Мишку. Только Мишку взяли на военный факультет, а ему предложили юридический…

Вечером он притащился-таки на игру. Конечно, на площадку он так и не вышел, но зато почти весь второй тайм проторчал на скамейке запасных, вертя головой в надежде увидеть Ташкин роскошный соломенный хвост. Но той, по-видимому, хватило короткой беседы в коридоре. А может, он просто ее не разглядел. Это и немудрено, потому что спортивные сооружения в университете были прямо-таки грандиозные, да вообще, стороннему наблюдателю могло бы показаться, что Терранский университет, несмотря на обилие факультетов, являет собой всего лишь несколько необычный и необъятный по размерам физкультурный институт. Во всяком случае, количество спортивных соревнований, первенств и чемпионатов, которые шли нескончаемой чередой на шести стадионах, в девяти бассейнах, на одиннадцати теннисных кортах и трех десятках волейбольно-баскетбольных площадок, имеющих, кроме того, оборудование и для игры в мини-футбол, гандбол и еще добрый десяток спортивных игр, сделало бы честь комплексу физкультурно-спортивных обществ целой страны средних размеров. Это если не считать обязательных трех часов в неделю по какому-нибудь единоборству. Их группа, например, выбрала айкидо, а соседи – старое доброе русское самбо. А вот академическая программа первого курса по сравнению с другими профильными вузами явно была сильно облегчена.

По самым скромным прикидкам, студенты-терранцы на первом курсе должны были пройти едва ли треть обычной программы. Впрочем, столь скудный набор профильных предметов с лихвой перекрывался углубленным изучением математики, литературы, трех иностранных языков (вернее, иностранных было всего два – непременный английский и еще один, а третий язык был одним из национальных языков народов России, точнее бывшего СССР, поскольку один из знакомых Филиппа с промышленно-инженерного факультета учил эстонский) и еще полудюжины странноватых предметов типа истории искусств. Кого из них собирались готовить – совершенно было непонятно. Но на это мало кто жаловался. В конце концов, большинство оказалось в стенах высшего учебного заведения совершенно неожиданно, а потому им было как-то не с руки на что-то жаловаться или что-то требовать.

Эту игру они выиграли. А он получил от куратора по первое число за то, что так бездарно провел время.

Вечером, когда Филипп после сытного ужина поднимался по заключенной в прозрачную стеклянную трубу ажурной дорожке-пандусу, охватывающей по наружной стене цилиндр университетской библиотеки, ему вдруг припомнилось, как он приехал в университет. Неужели прошло уже девять месяцев?!

Удивительное началось еще на вокзале. Когда они с Мишкой вывалились из грязного, заплеванного плацкартного вагона на пышущий жаром перрон Павелецкого вокзала, первое, что они услышали, было объявление по вокзальному радио:

– Уважаемые господа абитуриенты Терранского университета, просим вас проследовать ко второму подъезду, где вас ожидает комфортабельный автобус. В случае затруднения обратитесь к встречающим, ожидающим вас в конце каждой платформы поездов дальнего следования.

Они замерли, удивленно переглянулись и покосились по сторонам, как будто ожидали увидеть каких-то намного более важных, чем они, абитуриентов Терранского университета, к которым и относилось это столь вежливое и уважительное объявление. Но рядом никого не было, и Мишка неуверенно переступил с ноги на ногу, потом решительно махнул рукой:

– А-а, пошли!

Они как-то пропустили мимо ушей словосочетание «комфортабельный автобус» и, как оказалось, зря. Автобус был… великолепен. Когда они, закинув свои потертые пожитки в роскошные полированные недра багажного отсека, забрались в салон, вознесенный над крышами окружающих автомобилей, их встретила приятная женщина средних лет в ослепительно белой накрахмаленной блузке. Естественно, на ней было надето и что-то еще, но у Филиппа в памяти отложилась именно эта самая блузка той ослепительной белизны, какую он прежде видел только в телерекламе импортных отбеливателей. Женщина приветливо улыбнулась:

– Какие напитки предпочитаете?

– Чего? – ошарашено ляпнул Мишка, совершенно выбитый из колеи всем этим великолепием, а женщина снова улыбнулась, на этот раз как-то уж очень ласково, и пояснила:

– У нас есть чай, кофе, черный и со сливками, а из охлажденных – кола, спрайт, фанта, соки и минеральная вода. – Заметив растерянность на лице Мишки, она добавила: – Для вас это совершенно бесплатно.

Как оказалось, университет находился довольно далеко от Москвы. Когда автобус заполнился, они попетляли по московским улицам, пересекли окружную, а затем еще около часа катили куда-то сначала по широкому шоссе, затем уже по более узкой, извилистой дороге, то и дело легко обходя катящие в ту же сторону грузовики и самосвалы. Женщина в блузке пояснила:

– Университет еще строится, но для вашего курса все помещения уже полностью готовы.

Автобус свернул на широкую дорогу, обсаженную по обеим сторонам молодыми деревцами, за которыми виднелись разбросанные тут и там небольшие двухэтажные, двухподъездные домики с остроконечными крышами, и покатил к комплексу больших зданий, центральным из которых было высокое, ослепительно белоснежное циклопическое сооружение (как они потом узнали, это был центральный стадион).

Когда они высыпали из автобуса, все та же женщина указала на короткую шеренгу ярких табличек с силуэтами зверей и птиц и надписями «Военный факультет», «Юридический факультет», «Промышленно- инженерный факультет», от которых по асфальту уходили разноцветные полосы:

– Идите вдоль своей полосы, она выведет вас к нужному факультету, а там вас встретят.

Филипп взглядом отыскал свою табличку с изображением парящей совы и повернулся к Мишке. Тот с улыбкой глядел на свою, на которой был изображен вздыбленный медведь.

– Глади-ка, к тезке попал. – Он повернулся к Филиппу. – Ну ладно, давай прощаться, земляк. Думаю, скоро свидимся. – И они обменялись крепким рукопожатием. Так начался его первый день в университете…

До своей секции Филипп добрался, когда уже совсем стемнело. В общем холле сидел куратор и смотрел «Сегодня в полночь» по НТВ. Телевизоры были в каждом двухместном номере, но в холле стоял «Плано» с плоским экраном и хорошим звуком. Хотя для новостей хватило бы и обычного «Самсунга», так что пребывание куратора в холле скорее всего объяснялось тем, что из комнаты Ташки доносился смех и звон посуды. Похоже, к Ташке опять пожаловали кавалеры. Спиртное в университете не то чтобы было