обязанных поприветствовать герцогиню. Я испугался, что тещу сейчас затопчут, а вместе с ней Таллиану, поэтому моментально сформировал маленький купол, накрывший их обеих. Несколько человек мячиками отлетели назад, но, ничуть не ошеломленные, оббежали тещу с ребенком по большой дуге и влились в общее столпотворение. С испугу я вкачал столько энергии, что и рушащиеся скалы не смогли бы причинить вреда моим подзащитным.

Толпа, будто единый организм, орала:

– Будь здоров, Филлиниан! Ты действительно приехал! Добро пожаловать! И благородная Свента здесь! Ур-р-ра-а-а!

Меня буквально оглушили шум и приветствия. Главное, я не мог взять в толк, откуда такая радость и с чего бы такие почести в наш адрес? В первые ряды продрались мои старые знакомые: дознаватель Саллиниан и травник Ирритано. Наобнимавшись с ними, мы с женой предложили им встретиться в уже знакомом ресторане постоялого двора и поговорить подробнее.

В это время гвардейцы наконец вспомнили о своих обязанностях, оттеснили толпу и мягко, но настойчиво воссоединили нас с герцогиней. Купол я уже снял, увидев, что опасность миновала. Люди немного успокоились, и чиновники, откашлявшись, смогли приступить к своим обязанностям. После церемонии знакомства, когда формальности были окончены, кто-то из толпы спросил:

– А что это за женщина с ребенком?

Я объяснил, что женщина – мать Свентанианы, а девочка у нее на руках – моя дочь. Что тут началось… Казалось, спектакль отыгрывают заново. Народ словно обезумел. Еще немного, и нас всех принялись бы обнимать и подбрасывать в воздух, отшвырнув гвардию.

– Тихо, уважаемые граждане! Ребенка напугаете!

Эти слова, которыми я попытался утихомирить людей, оказались волшебными. Все моментально успокоились и стали расходиться, шепотом обсуждая результаты прошедшей церемонии встречи.

Бал в честь приезда герцогини набрал обороты и покатился по накатанной дорожке. Официальные приветствия отзвучали, всем присутствующим мы уже были представлены, как и присутствующие были представлены нам. Приглашенные разбились на группки по интересам и, догадываюсь, с энтузиазмом перемывали наши косточки. Середина зала знакомого нам с женой ресторана при постоялом дворе была освобождена от столов, часть которых была убрана, а часть – отодвинута к стенке и заставлена всевозможными закусками, напитками, салатиками и бутербродиками. В уголке местные музыканты довольно неплохо и в меру тихо наигрывали модные в этом году мелодии, не мешая разговорам.

Мы со Свентой, выполнив обязательный минимум вежливых разговоров о природе и погоде, подошли к столам. Не успели взять по бокалу легкого вина, как местное офицерство возжелало непременно засвидетельствовать свое почтение персонально моей жене. Искоса поглядывая на меня, они наперебой вспоминали события позапрошлого года, когда вели осаду крепости в лице моей жены, не воспринимая меня подходящей парой для нее, и нашу с ними тренировку, где мы со Свентой показали, как учат в столице будущих невидимок. Меня-то тоже учили самообороне невидимки. Выяснилось, что тот самый офицер, который больше всех досаждал моей супруге, получил повышение и переехал в другой город, где возглавил отряд егерей. Офицеры считали его карьерный рост вполне заслуженным и своевременным. Неприязнь к нему у меня совершенно прошла, поэтому было даже немного жаль, что одного из старых знакомых мы не увидим.

Судя по всему, храбрые военные уже изрядно приняли на грудь, поскольку завели разговоры отнюдь не о женщинах, а о достоинствах и недостатках рубящего оружия по сравнению с колющим, о тактике действий боевых пятерок в горах, о различиях в методиках подготовки егерей и гвардейцев и о прочем подобном, дорогом и нежно хранимом в сердце истинного военного. При этом они умудрились-таки втянуть в разговор мою жену. Увидев, с каким жаром она влезла в спор, я решил не мешать родственным душам обмениваться опытом и ушел ловить Ирритано, мысленно назначенного мной веником для разгона тумана в некоторых вопросах.

Тот от меня особо не прятался, понимая неизбежность разговора, но долгое время рассуждал о новых веяниях в методике лечения кожных болезней с помощью новейших снадобий, красоте гор на закате… и на восходе тоже. Поведал мне пару местных баек, но я все же загнал его в угол и попросил ответить прямо и без уверток:

– Ирритано, дружище, это все, конечно, интересно, но я тебя не отпущу, пока не получу ясные и четкие ответы на свои вопросы. Что за цирк устроили славные граждане не менее славного Бардиноса при встрече герцогини? Может, к вам король с парламентом раз в недельку запросто заглядывает бардиньяка похлебать, а герцоги с маркизами так и вовсе косяками шляются?

– Филлиниан, прости. Ты же знаешь, как я… то есть как мы все к тебе дружески относимся… – Настораживающее начало, или мне просто чудится подвох там, где его нет. – Вот и порадовались немножко. Что здесь такого?

– Н-да? Ну пять, ну шесть человек из всей толпы, но не полгорода же. Я чувствую себя Вителлиной, от которой ждут премьеры. Но я не восходящая звезда оперы. Может, меня с кем-то перепутали?

– Понимаешь, Филлиниан… – замялось местное светило лекарского дела. – Дело, наверное, в том, что…

Травник так напрягся, что я подумал – еще немного, и мне придется прямо в зале принять роды, а ежик идет трудно. Против шерсти.

– Даже не знаю, как сказать… Ты только пойми правильно. Я никому! Ни-ко-му! И Саллиниан никому! Чем хочешь готов поклясться! Они все сами. И никому я подобных советов не раздавал. Если хочешь знать, я вообще против того, что они задумали. Но что я могу поделать? Что? Ну вот скажи мне – что? Саллиниан – он законы хорошо знает. Говорит, все по закону, хотя ты вправе отказаться…

– Ирритано! – пришлось крикнуть ему прямо в ухо. – Прости, но я ничего не понял. Что ты не можешь поделать, а все по закону? Ты можешь объяснить толком? По порядку и подробно?

– Хорошо.

Травник сделал солидный глоток из бокала, помедлил, допил до дна, снял с подноса проходящего мимо лакея еще один бокал, отпил не глядя и, наконец собравшись с духом, начал рассказ:

– После твоего отъезда по городу прошел слух, что ты… прости… лоперский целитель. Тебе якобы надоела тамошняя неразбериха и ты тайно перешел в Элморию. Ерунда, конечно, но многие поверили.

– Да с чего они решили… – искренне возмутился я.

– С того! – прервал меня Ирритано. – Ты знаешь, что у дедушки Рудериана сын родился? Это тот старичок, что в палате безнадежных с сердцем лежал. Нашел молодку, охмурил и сделал ей ребенка. А?! В его-то годы! А егерь? Друзья заставили его поехать в Заллир к лекарю провериться. Тот ничего определенного не сказал, но долго смеялся: мол, ни один студент, будь он хоть трижды из столицы, не способен справится с паучьей болезнью, да еще на последней стадии. Потом поперхнулся и начал мямлить, дескать, диагноз был неправильный, а может быть то, а может быть сё… А пустая больница? А тот факт, что все лечившиеся у тебя даже не чихнули ни разу за два года и как один отличаются отменным здоровьем? А ведь некоторые из них, до лечения у тебя, как минимум раз, а то и два за сезон проходили обязательный курс терапии. Теперь они в этом совершенно не нуждаются. Это я про обоснованность слухов, чтобы ты действительно не подумал, будто я не сдержал слова и…

– Успокойся, Ирритано, я тебе верю. Тем не менее – ну лечились, ну хорошо себя чувствуют… Но это же было два года назад. Много воды утекло с тех пор.

– Тут вот еще какая вещь… – Травник опять засмущался, как красна девица перед брачной ночью. – Неделю назад кто-то увидел тебя в кортеже герцогини и выяснил, что она едет в Бардинос. В общем… В общем… он всем рассказал, и тут началось.

– Да что началось? – Я прикидывался тупым бараном, но смутное подозрение постепенно стало проясняться и перерастать в уверенность.

– Я их предупреждал, чтобы не питали пустых надежд. Ты ведь отдыхать едешь. Тебе не до этого